Но Дженвелья взмахом ладони велела ей замолчать. – Ваша Светлость, княгиня Брунгервильсс, пожалуйста, не гневайтесь. Это была дерзкая и очень вульгарная шутка. Но мы ни в коем случае не намеревались оскорбить императорский род. Мои подруги лишь повторили глупые слова, придуманные другими, – смиренно произнесла она, опустив шитьё, и Орсинь поспешила её успокоить. – О нет, наоборот, я бы хотела узнать как можно больше о слухах про императрицу Юйсинь. Обещаю, чтобы вы ни произнесли, это не будет иметь для вас никаких последствий. – Что ж… – Княгиня Силевирт печально улыбнулась. – Всё, что вы сейчас услышите, действительно только слухи. Им нет никаких подтверждений, и мне стыдно повторять их об уже умершей… – Она вздохнула. – Откровенно говоря, по мнению многих, Юйсинь обладала посредственным умом, вялым темпераментом и чрезвычайной надменностью. В свете до свадьбы она бывала мало, да и после не стремилась сближаться со двором. Через четыре года после рождения наследника императрица и вовсе удалилась из столицы. Как вы понимаете, при таких условиях злые языки резвятся вволю. Например, смеялись, что она… только вы не гневайтесь, – уже совсем шёпотом произнесла Дженвелья, точно боялась того, что говорит. – Что она помешанная… Лишь самое чёрное сердце способно выдумать такую клевету. Лично я считаю, что природа сыграла с императрицей Юйсинь злую шутку, одарив царственной красотой. Внутри она, скорее всего, была тихой и домашней девочкой, а мягкой душе трудно выживать в жестоком мире. Может быть, император Келсий потому и отослал её, что пытался уберечь. Княгиня опустила глаза на шитьё, стараясь скрыть смущение. – И вот опять же: наш молодой император. Кому какое дело, какого вы рода и племени, если дарите ему счастье? Он и так настрадался. Но нет, надо, конечно, убрать вас с дороги, потому что вы «иная», «ошибка»! – горько прибавила Дженвелья. – Как жаль, что Его Высочества Терпция нет в живых. Он был таким опытным политиком. Молодому государю было бы гораздо легче с поддержкой дяди. – Но ведь о том, умер Терпций Табриесс или нет, ничего не известно, – подала вдруг голос Арэйсу. – Да, разумеется, – печально кивнула княгиня Силевирт. – Но когда никаких новостей нет уже более десяти лет, трудно на что-то надеяться. Особенно после недавней трагедии с убийством императрицы. Какое-то проклятье нависло над домом Табриессов. Про себя я думаю, уж не происки ли это Северных княжеств? Вечно эти люди нас ненавидят, – тяжко вздохнула она и затем улыбнулась Орсинь. – Вы очень смелая девушка. Что ж, давайте больше не будем о грустном! Мы должны жить и держаться вместе. Общество Дженвельи оказалось в итоге чем-то вроде девичьих посиделок, на которых царила непритязательная, весёлая атмосфера. Оно не шло ни в какое сравнение с просвещённым кругом знакомств Сепиру или высокопарностью иных салонов, однако Орсинь получила странное удовольствие, слушая простодушную болтовню замужних нордианок. Быть может, она просто давно не имела возможности расслабиться, не думая постоянно о том, как и что следует говорить. И эльфийка решила, что будет хотя бы раз в пару месяцев навещать Дженвелью, ведь особняк Силевиртов она покинула в особо трепетном и прекрасном расположении духа. Ах, если бы оно осталось таким же и на следующее утро! * * * – Ваше Величество! Ваша невеста… эм… изволит гневаться. Она в буквальном смысле крушит апартаменты. Эти слова были первым, что Аурелий услышал, выныривая из приятных объятий сна. Нехотя повозившись под одеялом, он взглянул на слугу: тот выглядел встревоженным. – Что случилось? – У неё произошёл какой-то разговор с графом Круазе. Он до сих пор там. – Хорошо, подай мне одежду. Аурелий не спешил: некогда испытав на себе ярость Шиа лично, он знал, что её энергии хватило бы ещё на целый день, а размеры дворца позволяли крушить его долго. Так что времени для того, чтобы позавтракать, прогуляться по парку и подышать свежим воздухом оставалось предостаточно: в расстановке сил ровным счётом ничего бы не изменилось. Но вот бросать друга на растерзание было нельзя. Направляясь во флигель возлюбленной, Аурелий ещё издалека услышал знакомые вопли и глухие удары швыряемых куда ни попадя предметов. Вскоре он смог различить и слова, оценив обстановку с безопасного расстояния. – Идиот!!! Нет, это высшая степень безмозглости! – Орсинь бушевала, как изрыгающий языки пламени дракон. Она уже разбила чайный сервиз, пудра и разноцветная косметика испачкали стены и мебель, но когда эльфийка с грохотом вывалила содержимое из ящиков стола и схватилась за корешок книги, наблюдающая за нарастающим хаосом Арэйсу не выдержала, рявкнув: – Орсинь, хватит!! Эльфийка вздрогнула, замерев на миг, но затем память о том, что произошло, вновь оглушила её, и она набрала в лёгкие ещё больше воздуха. – Да он даже не осознаёт цены своего проступка! – закричала она, указывая в направлении Пьерше, который всё это время стоял, низко опустив голову. – Осознаю… – тихо возразил тот. – Нет, не осознаёшь! – угрожающе прорычала, оскалившись, Орсинь. – Ты играешь моей жизнью – не своей! Что тебе будет – полгода сальных сплетен? Понижение в должности? О, подумайте, какое несчастье! А я? Я отреклась от всего, и моя жизнь висит на волоске. Стоит совершить малейшую оплошность – и меня с радостью растерзают! Этот коммерсант может пойти на всё, лишь бы отомстить тебе. В том числе отыгравшись и на моём успехе. И зная это, ты наплевал на всё! С твоей-то дальновидностью! Нет, это просто… Просто!.. – Что случилось? – олицетворяя само спокойствие, Аурелий осторожно перешагнул порог гостиной. – Хочешь знать что?! – взвыла Орсинь, бросаясь к нему. – Пьерше уже два месяца как ведёт интрижку с замужней графиней Гриесс. Супруг вчера об этом узнал – и намерен раздуть публичный скандал! Он хочет жестоко отомстить! Смешать Пьерше с грязью, а это может сказаться и на моей репутации! Граф Круазе втянул голову ещё глубже. – Простите. – Это было адресовано слабым мертвенным голосом и императору, и его невесте. – Сейчас рухнут отношения с коммерсантами, затем все вспомнят про эпиграммы, сочинят что-нибудь ещё. А ведь преступник так и не найден! Какого демона, спрашивается?! Вокруг что, женщин мало?! – Эльфийка зло заплакала, когда Аурелий обнял её, привлекая к себе и гладя по плечам. – Что мне теперь делать?.. – Не переживай, я всё улажу. Обещаю, – тяжело вздохнув, кивнул император. – Правда? – чуть ли не со слезами на глазах воскликнул очнувшийся Пьерше. – Но как? Я честно не хотел, Аурелий, клянусь! Если только это можно исправить, я больше никогда… Аурелий слабо улыбнулся. – Что поделаешь, исправлю. Мы же друзья. Ладно, пойдём-ка. – Он взял Пьерше за плечо, толкая по направлению к двери. Поняв намек, граф поспешно ретировался с места казни. Затем Аурелий отнял от себя всхлипывающую эльфийку. – Всё будет хорошо, слышишь? Давай, иди отдохни и приведи себя в порядок. Я приду чуть-чуть позже. После того как Орсинь, неуверенно кивнув, скрылась в спальне, Аурелий вышел за дверь, где его дожидался Пьерше. Теперь лицо императора приобрело более серьёзное и хмурое выражение. – Ну, давай, рассказывай, что произошло. – Да я сам не знаю, как так вышло! – в отчаянии воскликнул граф. И это было чистой правдой. Вся эта трагедия стала бомбой замедленного действия, о которой Пьерше не имел ни малейшего представления. Если бы он догадывался хоть на сотую долю, к чему приведут его легкомысленные комплименты в ту ночь в кабаре, он бы вырвал себе с корнем язык. В финансовой сфере Терка Гриесса весьма уважали, поскольку он был потомственным графом со связями в свете, а бизнес его процветал не хуже, чем у Меркреда Силевирта. Это был один из столпов новой элиты Белой империи, и заручиться его дружбой значило обрести могущественного союзника. После встречи в Ассоциации предпринимателей Гриесс пригласил Пьерше в свою резиденцию, чтобы насладиться вместе изысканным вином и продемонстрировать обширную семейную библиотеку. Пьерше прибыл в срок и, ожидая хозяина дома, фланировал по гостевым комнатам – по досадному стечению обстоятельств Терку пришлось срочно отлучиться с утра, но он обещал вернуться к назначенному времени. Как раз когда граф Круазе сочинял комплимент собранию украшающей стены живописи, в комнату вошла Летара Гриесс. Не обронив ни слова, молодая графиня замерла у порога, прижав ладонь к груди, точно ей было трудно дышать. Сейчас, при ярком весеннем солнце, её русые волосы почти сливались с цветом обоев, и вся она выглядела прозрачной и бестелесной. Какой-то невзрачной. Нет, всё-таки такие женщины Пьерше никогда не нравились. – Премного рад вас видеть. – Он великодушно отвесил графине Гриесс галантный поклон. – Этот цвет платья вам очень к лицу. – Да… я тоже, – сглотнув, рассеянно промолвила она, отводя взгляд. – Мы так давно не виделись. – Но вы же знаете, как сказал один поэт. – Пьерше пребывал в весёлом настроении и был не прочь развлекать жену своего союзника. – Путь наш тяжёл, но чувства не ослабнут, когда пыл дружбы крепкой… – Граф Круазе, давайте убежим вместе! – Летара вдруг бросилась к нему, хватая за ладони. – Что? – Пьерше настолько опешил, что даже не стал вырываться. – Вы в своём уме? – Но я люблю вас! Люблю с той самой минуты, как услышала ваш голос. Клянусь, я готова на всё, чтобы… – Решительно не понимаю, о чём вы говорите. Я никогда не давал вам ни малейшего повода. – О, как же… – Её глаза, у которых даже натуральный зелёный оттенок казался пресным, налились слезами. – А стихи, которые вы мне читали в кабаре? А все те взгляды на балу? Нет, я не могла ошибиться, нас соединила любовь! Почему вы теперь это отрицаете? – Опомнитесь! Не знаю, что вы себе вообразили, но всё, что между нами было, – не более, чем игра, чтобы скоротать скуку. Постыдились бы, при живом муже! Пьерше казалось, что он взял достаточно суровый тон, чтобы резко осадить размечтавшуюся графиню и отбить у неё всякую охоту поднимать подобные темы, но она только посмотрела на него, как оглушённая, большими стеклянными глазами, а затем бросилась, целуя, ему на шею. Он стал отталкивать её, пытаясь вырваться и понимая, что даже если бы она умоляла на коленях, в его сердце не нашлось бы и крохи симпатии. – Что?! Да как вы посмели! – Низкий, сотрясающий стены рёв заставил Летару окаменеть, и Пьерше наконец-то высвободился из неожиданно цепких объятий. В дверях гостиной стоял Терк Гриесс, и глаза его были выпучены, как у ощетинившейся собаки. Нижняя челюсть дрожала. – Я могу всё объяснить. Это жуткое недоразумение! – поспешно воскликнул Пьерше. В голове пронеслась мысль, что, вообще-то, в классической ситуации эта реплика должна принадлежать уличённой в измене жене. Но графиня, похоже, утратила всякую связь с реальностью. – Не надо ничего объяснять! – истерически взвизгнула она. – Да, я люблю его! Всем сердцем, и буду любить до гроба. И никто не запретит мне эти чувства, слышите? Это моя жизнь! – Нет, глупости, – запротестовал Пьерше, которого прошиб холодный пот. Эта сошедшая с ума дура погубит его. – Между нами даже ничего не было, вы всё видели. У неё какое-то помутнение рассудка, я даже не ждал её в этой комнате! Летара отшатнулась, будто впервые услышав графа Круазе. По щекам её потекли слёзы, и слабый голос задребезжал, как треснувший сосуд. – Значит, все ваши чувства ко мне были ложью? Даже та записка, которую вы положили мне в карман в кабаре? Всё это было ложью? Но я всё равно, всё равно люблю вас!.. – Ах, вот для чего вы явились сюда! Чтобы обмениваться записочками с замужней дамой? Ублюдок! Я зря не обращал внимания на слухи о вас, – закричал, размахивая руками, граф Гриесс, багровея ещё больше, хотя, казалось, это уже было невозможно. – Убирайтесь из моего дома! Чтобы вашей ноги здесь больше не было, растлитель! Летара, ты идёшь со мной. – Нет!! Её рыдания и истерический крик преследовали Пьерше всё то время, что он в панике спускался по многочисленным лестницам дома. Лакеи молча распахивали перед ним двери, чтобы впредь никогда их больше не раскрыть. Положение было хуже некуда. Остановившись через некоторое время на улице, Пьерше лихорадочно вытер платком лоб, не соображая, что делать дальше. Он не понимал, каким образом ситуация вышла из-под контроля. Возможно, плотный обед помог бы привести мысли в порядок. Но даже после того, как граф Круазе съел отличный стейк и выпил бокал крепкого вина, происходящее продолжало казаться сюрреалистичным бредом. Терк Гриесс, очевидно, был ослеплён яростью и глух к доводам рассудка, как и Летара. Просить у друзей совета Пьерше стыдился. А потому оставалось лишь уповать, что со временем оскорблённый муж остынет, допросит ещё раз жену и, разобравшись в ситуации, будет способен к разумному диалогу. Но рано утром ему подали письмо – из-за переживаний Пьерше даже не поехал, как изначально планировал, к Китее, плохо спал и проснулся, едва заслышав ржание лошади, верхом на которой прискакал посыльный. В нём коммерсант обещал разрушить репутацию графа Круазе до основания – как в высшем свете, так и среди предпринимателей, если тот добровольно не подаст в отставку. «…ради блага Отчизны я желаю лишь одного – чтобы такие образчики аморального поведения, как вы, не представляли в международном сообществе Белую империю. Извольте исполнить мою волю». – Вот так, – печально закончил Пьерше, прикрывая глаза. После бессонной ночи, а также потока оскорблений от Орсинь он выглядел осунувшимся и усталым. – После этого я сразу поехал к тебе, но ты ещё спал, и меня перехватила Орсинь. Дальше сам знаешь… – Я всё понял. Действительно неприятная история получилась. – Аурелий похлопал его по плечу: не то чтобы особо сочувствуя, но к чему читать мораль? Орсинь и так высказалась за двоих. Затем вкрадчиво спросил: – Скажи, ты уверен, что не писал графине Гриесс той записки? Если, скажем, я спрошу её при помощи Дара? Пьерше поморщился, как от мигрени после похмелья. – Клянусь. Я правда не подавал ей никаких явных знаков симпатии. Разве что малость заигрывал, как со всеми. А записка… что за дикие галлюцинации? – Ну вот и хорошо. Не переживай, я сегодня же вызову к себе графа Гриесса. Ты пока на всякий случай побудь здесь, отдохни. А я проведаю Орсинь. * * *