– Ваше Величество, вы… вы сияли! – только и вымолвил он, с трудом подбирая слова. – Бездна вновь благословила ваш род! Поверить не могу, что видел это своими глазами. Аурелий задумчиво кивнул. Теперь он заметил, как изменилось поле боя: изуродованное, усыпанное такими же искорёженными телами; кто-то шевелился в этой смрадной массе и оглашал его стонами. – Я собираюсь отправиться к раненым. Нужно скорее напоить их, чтобы запустить процесс регенерации. Где фляги с кровью? Я могу быстро перемещаться на поле боя и обратно. – Ваше Величество, в-вы уверены? – вновь поразился генерал. – Поверьте, зрелище и запахи там не из приятных. – Давайте не будем тратить время, – прервал его возражения Аурелий, и сказано это было таким тоном, что главнокомандующий понял: его император не потерпит возражений. Поле битвы встретило его слякотью и мертвенным блеском металла. Жирная, щедро напитанная кровью земля превратилась в месиво под тяжестью тысяч попирающих её ног. Кто-то, различив золотое сияние Табриесса, захрипел, поднимая из склизкой жижи руку, и Аурелий, опустившись на колени, приложил флягу к страждущим губам. – Мой император, – бормотал боец, блуждая по нему мутным взором. – Мой император… неужели мне это снится? – Всё закончилось. Ты хорошо держался, – прошептал Аурелий, и губы воина тронула призрачная улыбка. Его плечи были раздроблены, а из рёбер торчало древко копья. Но оно не задело сердца, и Аурелий знал, что этот норд выживет. Он держал его бережно, пытаясь вложить в свои касания всю нежность, на которую был способен, и его сердце обливалось противоречивой смесью боли и радости. Император вглядывался в чужие глаза, ощущая неизъяснимую близость; и по мере того, как в тех разгоралась надежда, будто бы воскресал и сам Аурелий. Неподалёку раздался новый стон, и, оставив раненому флягу, император бросился на источник звука. Остервенело оттаскивая голыми руками трупы, буквально выкапывая из грязи выживших, он наблюдал слёзы благодарности и пытался ласковым словом облегчить душу тех, кто умирал у него на руках. Его красивая светлая с золотом одежда стала неотличима от земли, а те, кто видел императора со стороны, с удивлением останавливались, вглядываясь в его безмятежное лицо. Никто не смог бы описать эмоцию, которую испытывал Аурелий, однако её исключительность, её свет и кротость внушали каждому, кто с ней сталкивался, благоговение. И многие потом говорили, что в тот день впервые узрели своего императора. * * * Когда Орсинь очнулась, перед ней предстала мёртвая, притихшая долина. Последние отряды дроу мелькали на отрогах гор, поднимаясь всё выше и выше, туда, где их уже было трудно выследить. От ярких красок и запахов, резко нахлынувших на эльфийку, закружилась голова. Она и уцелевшие члены отряда были в каменной крошке, осевшей на одежду, серые от пыли и песка. Мышцы гудели, но эмоций не осталось. Орсинь захотелось сесть на землю и обнять себя руками, чтобы чуть-чуть отдохнуть, совсем немного – но посреди заваленного мертвецами поля делать это казалось страшным. Поэтому эльфийка осталась стоять, растерянно оглядывая меркнущую в золотистых сумерках долину: она и забыла, что на свете бывают такие удивительные цвета. А Въенгр рядом с ней всё ещё рычал, разъярённый от запаха крови. – Так всегда, когда убиваешь в первый раз, – нехотя заметила Арэйсу. Княгиня смотрела в небо, в котором нежные пряди розового сливались с синим, рождая пышный расцвет летней ночи. Лицо её было таким же, как и всегда, не отражая эмоций, но именно здесь, на поле боя, становилось понятным его истинное выражение. Орсинь всё-таки села, прислонившись к боку питомца и обессиленно прикрывая глаза. Она начинала медленно дрожать, и из-за разводов грязи на щеках казалось, что она плачет. Но слёз не было. Глава 8. Ожесточение Отдыхать после битвы никто не собирался. Всю ночь вели подсчёт убитых, а утром, едва бледное, обескровленное небо перестало сливаться с тёмными холмами, перегруппировавшаяся армия нордов двинулась вслед за дроу. Войско неприятеля, потеряв значительную часть магической мощи, сейчас ничем не отличалось от скота, приведённого на бойню. А для нордов не было ничего непосильного в марш-броске после только что выигранной свирепой битвы. В темноте тут и там мерцали алые радужки зрачков, свидетельствующие, что у многих воинов уже активировался процесс регенерации, подавляющий усталость. Однако для Орсинь день выдался более чем тяжёлым. Она мерно покачивалась на Въенгре в стороне от обозов, в голове слегка шумело от количества выпитых энергетических эликсиров. Прежде онемевшее тело теперь ломило, и хотелось просто взять и растянуться на земле, накрывшись плащом. – Тебе бы хоть умыться, – заметила Арэйсу, глядя на её измазанное лицо. – Хочешь? – Она протянула ей кусок тряпки, но Орсинь угрюмо отдёрнула подбородок. – Лучше пить дай. У тебя ещё осталось? Вылившаяся за краешки обветренных губ вода прочертила дорожки на пыльной коже, и эльфийка, чихнув и размазав ладонью грязь ещё больше, вернула флягу княгине. – Ты всё-таки не норд, – вздохнула Арэйсу. – Надо отдохнуть, и в этом нет ничего зазорного. Давай ты полежишь, а потом мы нагоним расстояние? Эта колонна ещё долго будет идти. – Ты издеваешься? Я уже лежала, вот почему я плетусь в самой середине, а не впереди, – зло прорычала Орсинь, сверля взглядом поднимающуюся впереди тёмную громаду холма. – Заткнись. Кожаные доспехи со вшитыми в них металлическими пластинами, раньше казавшиеся просто увесистыми, немилосердно давили, и эльфийка пошевелила плечами, пытаясь хоть как-то размять уставшую спину. Топот множества сапог, скрип повозок, ржание лошадей – всё это сливалось для неё в монотонный шум, напоминающий родной рокот прибоя. Ей вспомнились другой Въенгр и их ночные пробежки по покрытым мхом и папоротником лесам, а затем родной дом: как в детстве она ездила вместе с отцом, матерью и сёстрами на побережье собирать ракушки, а потом делала из них ожерелья и браслеты. Сонливость, склонившая Орсинь на шею волка, затмевала все звуки, удерживая эльфийку во власти иллюзий, и потому та не сразу разобрала, о чём бормочут окружающие. – Ей категорически необходимо отдохнуть. Она выпила уже целых четыре эликсира, вы представляете, какая это нагрузка? – Жёсткий голос Арэйсу доносился совсем рядом, и именно он помог Орсинь зацепиться за реальность, кирпичик за кирпичиком выстраивая её до настоящего момента. Тогда она наконец поняла, что поводья свободно свисают у неё из рук, а Въенгр стоит на месте. – Я готова, – заявила эльфийка, вскакивая и дрожа от досады. Заснуть в такой момент, продемонстрировав свою слабость! Оглянувшись, Орсинь увидела, что вокруг неё столпились генералы, а среди них – обеспокоенный Аурелий. – Видите ли, скоро рассвет и мы уже на подходе к крепости, в которой укрылись дроу. Сейчас нас не видно, но когда поднимемся выше, окажемся как на ладони, – выступил вперёд один из военных. – Так вот не могли бы вы пробить брешь в стене, используя свои способности? Нам бы не хотелось атаковать наш собственный город заклинаниями широкого поражения. Однако если бы вы разрушили одну из стен, мы бы обошлись меньшими жертвами. – Я смогу. – Несмотря на измотанный вид, взгляд Орсинь светился пугающей одержимостью. – Дайте ещё эликсир. – Ты в курсе, что твой организм может не выдержать? – тихо заметила Арэйсу, однако эльфийка так резко развернула на неё волка, что лошадь княгини испуганно заржала. – Перестань делать из меня посмешище. Ты думаешь, я не смогу разнести эту рухлядь на части? – прошипела Орсинь ей в лицо и залпом выпила поданный флакон. – Вперёд! – скомандовала она, и Въенгр, зло щёлкнув челюстями, заворчал. Настойка жалящего корня придала сил, сознание прояснилось, зрение выхватывало предметы не только в непосредственной близости, но и на периферии. Теперь, продвигаясь сквозь ряды расступающихся воинов, Орсинь заметила, что атмосфера неуловимо изменилась. Если раньше эти норды уважали её просто за то, что она не ныла, как ребёнок, в условиях, полных лишений и неудобств, теперь в их глазах светилось нечто гораздо большее: доверие. Ещё пока зыбкое, но они готовы были рискнуть и стать вместе с ней в один ряд. «А вот провались всё в Бездну», – с яростью ответила про себя Орсинь послу Кариэлиню, и это придало ей сил. Закрыв глаза, эльфийка погрузилась в ощущения своего тела; тепло от жёсткой шерсти, которое прежде окутывало только её бёдра, волной поднялось до корней волос, и вслед за этим Орсинь услышала отчётливый шёпот разнотравья и дыхание камней. По мере того, как в голове нарастало гудение прежде недоступных для неё звуков, кости и сухожилия наполнялись болью. Среди нордов раздались восхищённые возгласы, когда разгорающееся зеленоватое мерцание охватило контуры трансформировавшейся эльфийки, отражаясь в сером предрассветном небе зловещими отблесками. Неспешно и величаво гигантский волк поднялся на гребень холма. Сейчас, с оскаленной в предвкушении свежей добычи мордой, которая была подобна безумной усмешке, белоснежный зверь напоминал духа, слоняющегося по диким просторам в поисках упокоения. Его призрачный силуэт отчётливо вырисовался на фоне тёмных отрогов, и Орсинь показалось, что огоньки в сумрачной глыбе крепости задрожали и умножились. Выбрав ворота со сторожевой башней, к которым напрямую устремлялся горный тракт, Орсинь указала на них копьём, и Въенгр, ощутив пьянящую силу ду́хов, перешёл на рысь, а затем и на бег. Армия быстро осталась позади; только Арэйсу – эльфийка это чувствовала – следовала за ней, не отставая. Стена быстро росла, вытягиваясь зубцами к молочно-голубому полумесяцу, такому же нежному, как и первые летние дни. Орсинь уже различала крики и передаваемые наверху сигналы тревоги, однако теперь окружающий мир будто подёрнулся дымкой, отходя на второй план. От скопившейся вокруг неё энергии пространство наполнилось ярким зелёным сиянием. Оно звенело, озарялось искрами и, казалось, стало настолько плотным, что эльфийка могла перекатывать его с пальца на палец. Эта сила была гибкой и послушной, как хлыст, и когда каменная кладка оказалась достаточно близко, эльфийка ударила ею по препятствию. Вспышка и затем – кромешная темнота; грохот сокрушённого камня почти оглушил Орсинь. Лёгкие наполнила пыль, вызвав удушающий кашель, но волк продолжал беспрепятственно мчать вперёд и вынес её на чистый воздух. Мысленно скомандовав стоять, эльфийка огляделась: они были на центральной дороге городка. Крыша постоялого двора, стоящего метрах в десяти, обрушилась, пробитая упавшей сверху крупной глыбой; у многих деревьев, украшающих парадную аллею, были переломаны ветви, мостовую изрешетили булыжники. Судя по всему, часть стены вместе со сторожевой башней буквально взлетела в воздух, обрушившись на находящиеся за ней здания убийственным градом. Орсинь была совершенно одна; крепость, замершая от шока, казалась мёртвой, только со стороны стен раздавались истошные вопли. В следующее мгновение из облака пыли вынырнула Арэйсу на коне. – Задача выполнена, – кивнула она. – Уходим? – Нет, дождёмся армии и пойдём в город, – отказалась эльфийка. – Уверена? Ты уже выполнила свой долг. – Думаешь, я смогу сейчас заснуть? Арэйсу равнодушно пожала плечами. Позади раздался шум: сквозь обломки выбирался уцелевший гарнизон. Княгиня бросила взгляд через плечо. – Тогда придётся разобраться с ними. В этот раз битва больше не сливалась в неразборчивое месиво. Острое напряжение присутствовало, однако сознание оставалось холодным, как студёный поток. Въенгр сам по себе, с его габаритами и реакцией хищника, стоил двух бойцов, и вместе с Арэйсу Орсинь чувствовала себя уверенно. «Теперь это похоже на убийство», – подумала она про себя. Дроу отчаянно пытались защитить свои позиции. Спросонья они выбегали из ближайших зданий, не до конца одетые, разбуженные чудовищным шумом, и становились лёгкой добычей для зверя. И даже когда подоспели хорошо организованные части, проникшая в город армия нордов начала их теснить. Вскоре сражение сместилось в центр, и окраина опустела. Орсинь, утомлённая второй трансформацией за сутки, осталась позади. Теперь, когда пыль осела, стал виден истинный масштаб пробитой ею бреши. Энергетический удар снёс целый кусок стены, обломки которой изуродовали ближайшие здания. Кое-где уже поднимался дым и вырывались наружу языки пламени. Сновали с причитаниями редкие горожане, спешно спасая имущество. О том, чтобы где-то найти заклинателя, который потушил бы пожар, не могло идти и речи. Посмотрев на розоватые полосы облаков, которые напоминали разведённую водой кровь, Орсинь двинулась вперёд по мостовой. Арэйсу молча следовала за ней. Центральная дорога оканчивалась небольшим сквером, в котором цвела сирень. Нежно-фиолетовые грозди источали приторный аромат, будто пытаясь перекрыть тяжёлый трупный запах: под кустами неразборчивой массой были свалены тела мирных жителей. Судя по всему, их убили накануне, когда армия дроу вернулась в захваченную крепость. Украшавшая сквер статуя Первородного лежала, раздробленная на куски гранита. Недавнее присутствие вражеского войска оставило уродливые шрамы повсюду: распахнутые настежь двери, разбитые витрины магазинов с разграбленными внутренностями, мусор и хаос, пустота и обезличенность. В зияющих проёмах чудился непрекращающийся безмолвный крик города. Когда из одного здания на них выскочил с безумным криком дроу, которому Арэйсу тут же отсекла голову, Орсинь остановилась и заглянула в молчаливый сумрак подъезда. – Пойдём проверим, что там? Осколки стекла похрустывали под ногами, когда они поднимались по лестнице жилого дома. На подоконниках цвела чудом уцелевшая алая герань. Княгиня шла первой, проверяя путь. Впрочем, это оказалось излишним: всё было мертво, как в склепе. Хаос указывал на то, что совсем недавно тут располагалось немало постояльцев: часть мебели безнадёжно изуродовали, пол – грязный, в следах от трапезы, всё содержимое в комнатах бесцеремонно вывернули наружу. Лишь по ажурным полочкам или обломку настенных часов угадывалось, что когда-то это было милое, со вкусом обставленное помещение. Разглядывая последствия разгрома, Орсинь уловила лёгкий шорох. И не ошиблась: Арэйсу предупреждающе подняла руку, веля замереть. Неслышными шагами подобравшись к двери ещё неисследованной комнаты, княгиня прижалась к ней ухом. Затем указала Орсинь спрятаться с другой стороны. От резкого удара дверь с сухим хрустом распахнулась, обнаруживая за собой девичью спальню с коралловыми гардинами и изящным туалетным столиком, зеркало которого превратилось в осколки. На кровати лежала связанная нордианка. Она казалась невредимой, но заляпанная кровью простыня свидетельствовала о часах, проведённых в мучении. Неровное, лихорадочное дыхание со свистом вырывалось из её груди. – О Близнецы-Создатели! – воскликнула Орсинь, бросаясь развязывать пленницу. В тот момент, когда она коснулась её, нордианка застонала, и её веки дрогнули. – Убейте, убейте меня, – судорожно забормотала она. – Я не хочу это помнить, убейте меня! – хрипло, уже громче потребовала она. – Всё будет хорошо, мы пришли спасти тебя. – Узлы были затянуты слишком туго, и Орсинь потянулась за кинжалом, чтобы перерезать верёвку. Но замерла, услышав хорошо знакомый чавкающий звук. Обернувшись, как в тумане, эльфийка тупо уставилась на обезглавленный труп, чья кровь теперь ярким пятном залила кровать, скрывая следы недавних преступлений. – Зачем?! – Потрясённое восклицание Орсинь по-прежнему не вызвало никаких эмоций на бесстрастном лице княгини, которая стояла рядом, опустив меч. – Если кто-то просит, чтобы его убили, он действительно этого хочет. Идём. Схватив эльфийку за локоть, Арэйсу силком потащила её на лестницу. – Но почему?! Неужели мы не могли ей помочь?! – вновь закричала на улице Орсинь, со злостью вырывая руку.