– Но это не твоя вина. Если бы ты прочитала в газете про девушку, которую изнасиловал грабитель, – ты бы сказала, что так ей и надо? – Нет, конечно. Но я Брунгервильсс… у меня уже была магия… И я сама убежала из дворца. – А та девушка открыла дверь среди бела дня. Она просто не подозревала, что кто-то может оказаться настолько плохим. И у неё на кухне был нож, рядом соседи, квартира находилась первом этаже. Она могла выскочить из окна, позвать на помощь, напасть сама…. Она ничего этого не сделала. Как видишь, ты не единственная, кто впадает в шок при виде опасности. Тоже скажешь, что девушка сама виновата? – Нет, нет… – По лицу Арэйсу потекли слёзы, и она, тряся головой, как загнанный в угол зверь, нервно смахнула их. – А это реальный случай. Тогда почему ты за такое же преступление хочешь убить не насильника, а себя? – Но я… – Княгиня запротестовала, желая объяснить, что в её ситуации всё было по-другому, однако чем дальше, тем более запутанным становился диалог. – Но они… все говорили, что это я. Все говорили, что это я… – Арэйсу беспомощно заплакала. Ей казалось, что она выжала из себя всё, как бесплодная пустыня, но слёзы всё откуда-то брались и брались. – Да, ты была ребёнком, – с нажимом произнёс князь. – Ты верила всему, что говорят взрослые. Но теперь ты уже знаешь, что близкие не всегда желают тебе добра. Бывают семьи, где ребёнка ломают, и это не его вина. С тобою поступили крайне жестоко. В глубине души ты это прекрасно знаешь и поэтому не должна позволять чужим суждениям убивать тебя. Они не имели на это никакого права! – Ты злишься, потому что я только жалуюсь и плачу, – тускло ответила Арэйсу на эту тираду. – Ты устанешь со мной возиться. – Я не злюсь на тебя, – мягко улыбнулся Кэрел, но княгиня осталась безучастна. Впрочем, сейчас её реакции вообще были очень скупы. Князю чудилось, будто перед ним сидит мумия, и взгляд – последнее, что ещё остаётся в ней живым. – Я злюсь на твою семью. На то, как они обошлись с тобой. Пока ты боишься родственников или преступника, ты принимаешь их правоту. Ты теряешь себя, свою точку зрения. Тебе надо разозлиться, оттолкнуть их от себя и решить самой, что для тебя правильно, а что нет. – А если они правы? – тут же тревожно откликнулась Арэйсу. – Насилие ничем нельзя оправдать. Арэйсу беспокойно вздохнула, затем наконец потянулась к чаю. – Зачем ты это делаешь? – Потому что ты мне нравишься. Она потупила взгляд. Поковыряла вилкой салат, чтобы растянуть паузу. – Спасибо. Но, честно говоря, не уверена, что это имеет смысл. – Она наконец-таки встретила его взгляд, и это была прежняя княгиня, сдержанная и исполненная достоинства. Только теперь она не скрывала своей боли. – Теперь ты видишь, какая я. Мне будет трудно сближаться с тобой. – Давай обсудим эту тему, когда отдохнёшь. Мне приказать, чтобы приготовили экипаж? Или, если хочешь, оставайся до утра. – Нет, я не в состоянии никуда ехать, – утомлённо помотала головой Арэйсу. – Можно я поем и лягу дальше спать? Мне достаточно дивана. Просто оставь меня тут. Ты и так устал из-за меня. – Хорошо, – кивнул Кэрел. – Я принесу тебе подушку. Может, нужно что-нибудь ещё? Убедившись, что Арэйсу обеспечена всем необходимым, и сориентировав её в планировке квартиры, Кэрел вскоре отправился к себе, понимая, что едва ли княгиня сейчас расположена к общению. Да и сам он нуждался в отдыхе не меньше. Сон овладел Кэрелом легко и беспрепятственно, погружая в уютное забытьё, и оно было тем приятнее, что сознание ласкала мысль о предстоящем завтраке в компании Арэйсу. Князь оставил записку слуге, чтобы тот будил его, когда поднимется гостья. Однако, судя по всему, нервные потрясения существенно сказались на здоровье княгини, поскольку проснулся Кэрел без чьей-либо помощи. Он ещё повалялся в кровати некоторое время, прокручивая в уме их ночную беседу, которая прояснила столь многое. И холодная манера общения, и апатия, и попытки при помощи одежды не привлекать внимание, хотя получалось наоборот, – всё стало на свои места, и теперь Кэрел отчётливо различал оболочку, которая окружала сердце Арэйсу и местами срослась с ним так плотно, что являлась его частью. Поэтому-то её так трудно было разгадать, и, представляя характер княгини теперь гораздо полнее, Кэрел почувствовал к ней ещё большую нежность. Лежать уже надоело. Князь бодро вскочил, звоня прислуге, и тут же камердинер принёс кувшин свежей воды и умывальные принадлежности. – А госпожа-то, похоже, уже уехала, – произнёс он. – Как? – Кэрел так и застыл с мокрым лицом. – Когда? – Да когда я встал, её уже не было. Только посуда составлена на столе. – Что же ты меня не растолкал?! – Виноват, я не был уверен… Не дослушав оправдания, Кэрел бросился в гостиную. Арэйсу исчезла, не оставив ни записки, ни какого-либо знака, и на место разочарованию пришла глубокая тревога. Кэрел ещё плохо знал княгиню, а разговор их затронул много подводных камней. Вчера, когда они ужинали, Арэйсу была явно не в себе. Кто знает, на что могли натолкнуть её мрачные мысли? И как он, Кэрел, мог повести себя столь легкомысленно после всего, что выслушал?! Чувствуя, как холодеют конечности, он кинулся наспех одеваться, требуя, чтобы ему оседлали лошадь. На то, чтобы ждать экипаж, не было душевных сил, князю казалось, что каждая минута на счету и может стать роковой. И хоть здравый смысл подсказывал, что Арэйсу всего-навсего вернулась во дворец, воображение упорно подкидывало чудовищные картины её смерти. «Нет, не умирай. Только дождись меня», – лихорадочно бормотал Кэрел себе под нос, застёгивая сапоги. Руки предательски дрожали, отказываясь выполнять привычные действия с первого раза. Мчась ко дворцу, князь проклинал себя и молил Бездну о помощи, так и этак проворачивая в голове минувшие события. Ледяной ветер жёг лёгкие и жалил непокрытую голову. Боль, и физическая, и душевная, переплелись в Кэреле воедино, но он был рад этой пытке, воспринимая её, как наказание, – лишь бы с Арэйсу ничего не случилось. Оказавшись у ступеней жилого флигеля, он бросил лошадь и в последнем усилии взбежал на крыльцо, прося доложить о себе. Видимо, его бешеный вид напугал слуг, поскольку очень быстро в домашнем халате к нему вышла Орсинь. – Ох, князь Мелирт! Что вас привело сюда? – с лёгким удивлением протянула она, и Кэрел не перебил её только потому, что задыхался. – Арэйсу здесь? – Да, она вернулась ещё ранним утром и сказала, что всё в порядке, – кивнула эльфийка. – Что-то случилось? – Слава Близнецам-Создателям! – воскликнул князь, измождённо приваливаясь к стене. Его руки и ноги дрожали, волосы потемнели от пота. Орсинь спокойно ждала, пока он будет способен к диалогу. – Нет, ничего не случилось. Мне просто нужно её увидеть. Немедленно, – наконец отрывисто бросил он. – Где княгиня? Он ворвался к ней без стука, оттеснив в сторону протестующе пискнувшую горничную. Арэйсу сидела в своём кабинете, копаясь в деловых бумагах, и взглянула на него, как ни в чём не бывало. Кэрел почувствовал, как в нём закипает гнев. В мгновение ока подскочив к ней, он схватил княгиню за плечи и встряхнул. – Ты соображаешь, что творишь?! – рявкнул он. – Уходишь неизвестно куда, ничего не сообщаешь, а я должен сходить с ума?! Арэйсу уставилась на него круглыми растерянными глазами. – Как… неизвестно куда? – выдавила она. – Куда же мне ещё идти, кроме дворца? – Откуда я знаю, куда ты пойдёшь в таком состоянии?! Вдруг… вдруг ты снова решишь… – Голос Кэрела дрогнул, и он вдруг прижал её к себе, шепча: – Бездна, как же я счастлив, что ты жива. Как же я счастлив. Он ощутил, как княгиня дрожит под его руками. – Прости. Прости меня. Не знаю, зачем я это сделала, – со стыдом пробормотала она. – У меня как будто в разуме что-то помутилось. Кэрел чуть отстранился. – Пожалуйста, не поступай так со мной больше. – Его лихорадочное лицо, обычно такое спокойное в обрамлении медных волос, было совсем близко, и Арэйсу поняла, как он был напуган. – Я больше не буду. Правда, прости меня! Они неотрывно смотрели друг на друга, и Арэйсу чувствовала, как свершается нечто таинственное, нечто такое, что не объяснить словами, но от чего их отношения отныне бесповоротно изменятся. И затем князь Мелирт предложил: – Хочешь, я поцелую тебя? Огонь опалил Арэйсу с ног до головы; теперь она ощутила и мужские ладони на своей спине, и близость Кэрела. Всё это очаровывало, манило её, приглашая сделать шаг навстречу. Губы князя коснулись её очень бережно, почти невесомо, так что страхи развеялись в мгновение ока. Это было похоже на контакт с диким зверем, когда тот, кто желает приручить, с предельной осторожностью выверяет каждое движение. И пока Арэйсу замерла, вбирая ощущения, князь поцеловал её снова, на этот раз весомее, так что тело княгини невольно подалось ему навстречу, захваченное этой волной. Прежде, чем Арэйсу успела испугаться, наваждение уже пропало – Кэрел отпустил её, восстанавливая привычную дистанцию. – Всё в порядке? – Лицо его было серьёзно. Арэйсу в смятении прислушалась к себе: тревога, возникавшая, стоило мужчинам проявить к ней интерес, накатывала снова. Отпечатки чужих пальцев будто прилипли к одежде, и близость, которую княгиня себе позволила, теперь ужаснула её. И всё же где-то там, глубоко внутри, желание прикасаться к Кэрелу теплилось и выжидало своего часа, чтобы вновь обрести власть. – Наверное, хорошо, – вынесла вердикт Арэйсу. – Но пока хватит. Давай я напою тебя чаем… Бездна, ты ведь, наверное, даже позавтракать не успел! – Всплеснула она руками, только теперь отмечая его растрёпанный вид. – Мне так неудобно! Подожди, я сейчас велю подать завтрак… И схожу к императору за свежей рубашкой… – Арэйсу засуетилась, желая загладить вину. – Да я высокий, у него, наверное, размера нужного нет, – засмеялся Кэрел. – Но буду благодарен, если ты выдашь мне расчёску и я смогу где-нибудь ополоснуться. Дальнейший день прошёл в приятных хлопотах. Одного из домашних слуг отправили в квартиру к князю Мелирту за чистой одеждой. Подходящих рубашек у Аурелия и правда не нашлось, поэтому он поделился с другом халатом: тот, хоть и оказался впритык в плечах, благодаря свободному крою налезал. Окатить голову и плечи свежей водой оказалось донельзя приятно, и немало времени ушло на то, чтобы расчесать спутавшиеся от ветра пряди. Когда Кэрел, посвежевший и благоухающий мылом, покинул ванную комнату, Арэйсу ожидала его за накрытым столом. Поначалу князь алчно ел. Арэйсу молча подливала ему чай и иногда задумчиво теребила кончики волос. В её по-прежнему сдержанных манерах появилась несвойственная им мягкость. Постепенно, по мере того, как утоляли голод, они вновь разговорились – ведь сказать надо было ещё очень многое, – и беседа, уже гораздо более гладкая, вернулась к ночной теме. – …Я правда не могу ничего обещать, понимаешь? – призналась Арэйсу. – Я не отношусь к тебе исключительно как к другу, но и думать о физической близости не могу. Не конкретно с тобой, а вообще. Не знаю, смогу ли однажды преступить эту грань. Мне слишком неприятно, я… – Она судорожно вздохнула, не зная, какие подобрать слова. – К чему торопиться? – пожал плечами Кэрел. – Если уж я дожил до такого возраста без отношений, то тебя дождаться для меня тем более не проблема. – Разве? – изумилась Арэйсу. – Но я думала… – Да, у меня был один роман, но далеко эта история не зашла. Хочешь послушать? – предложил князь и, получив кивок, повёл рассказ: – Мне тогда только-только исполнилось семнадцать лет. Я ещё жил в родном поместье, и к нам в горничные нанялась молодая нордианка. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Это была искра, вспышка. Я читал ей книги и помогал, чем мог, по хозяйству, а она каждый день ставила мне в комнату цветы и носила вкусности с кухни. Мы были не разлей вода, бегали на реку, в лес, ездили на рынок и в город, в местный ободранный театр. Мы клялись друг другу в вечной любви в сумерках, вдыхая терпкий аромат можжевельника, и я действительно верил, что это правда. Какое ещё объяснение может иметь настолько светлое, прекрасное чувство, от полноты которого по ночам иногда хочется плакать? Однако мать моя быстро прознала о связи и в восторг не пришла. Очень скоро она объявила, что держать лишнюю прислугу дорого, и отныне прачка будет совмещать обе обязанности. Меня и мою возлюбленную это ничуть не обескуражило. Через год мне исполнялось восемнадцать, я уезжал учиться в столицу. Туда же на заработки собиралась и она. Мы условились писать друг другу каждый день; разлука казалась нам не более чем романтическим приключением, после которого ждёт ещё большая награда. Но разве можно заключить в письмо живую душу? Реальность оказалась тяжелее, чем мы читали в романах, и у нас получалось писать друг другу раз в неделю, а потом и раз в месяц. Спустя обещанный срок я действительно приехал к ней. Мы встретились на площади и пошли гулять. С первых же минут я понял: что-то неладно. Она изменилась – её шутки, жесты стали другими, она по-другому одевалась, по-другому рассуждала, и эти незначительные, казалось бы, мелочи разрушали бережно хранимый образ в моей душе. Я никак не мог соотнести прежнее чувство с этим новым для меня существом. Я держался изо всех сил и старался быть внимательным, как прежде. Она была очень мила, показала парк, сводила в недорогое кафе, где можно было тем не менее вкусно поесть. И только под конец дня, когда я собрался проводить её домой, она замялась и вдруг призналась со слезами на глазах, что у неё уже месяц есть другой. Оказывается, ей было так стыдно, что она никак не могла заставить себя сказать мне правду. Но она не может ничего поделать, письма – это не жизнь, и как бы она ни сопротивлялась новому влечению, оно превыше её. Она чуть ли не на коленях просила прощения, и я сказал: «Хорошо». Но больше всего меня поразило то, что умерла и моя любовь. В собственных глазах я в первую очередь предал самого себя. Думал: «Так ли я любил, если всего год разлуки перевесил все мои клятвы? Зачем тогда любить, если чувства рано или поздно испарятся?» После этого любая мысль о том, чтобы испытать привязанность к кому-то ещё, внушала мне отвращение: я перестал доверять самому себе. – А ты, оказывается, романтик, – печально улыбнулась Арэйсу. – И ты по-прежнему не можешь простить себя? – Теперь могу, – покачал головой Кэрел. – Теперь мне кажется, что я с самого начала не любил её настоящую. Я создал себе поэтический образ, заимствованный из книг, а та девушка невольно его примерила на себя. Впрочем, первая любовь часто оказывается заблуждением. – А что насчёт меня? – С тобою дело обстоит несколько иначе. Да, ты для меня очень привлекательна, я не отказываюсь от своих слов. Кэрел поднял на неё взгляд, и сердце Арэйсу невольно забилось быстрее, настолько он оказался пронзителен. Она читала в глазах князя всё: почтение, заботу, телесное желание… И от силы этих эмоций, которые словно бы плескались за невидимым стеклом, княгиню пробила дрожь. – Однако все эти идеи о вечной любви теперь кажутся мне бессмысленными. Я хочу не просто любить, я хочу помогать тебе. В юношестве я мечтал о великих подвигах, а сделал на самом деле совсем немного по сравнению с той же Сепиру. Но глядя на тебя, я испытываю реальную жажду действия. Пусть это совсем немного в мировом масштабе, но тебе, именно тебе я хочу помочь. Потому что это сделает меня счастливым. Потому что именно так я хочу любить тебя. Так что… не торопи себя. – Кэрел сбился, смутившись всего, что наговорил и закончил несколько нервно: – Тебе действительно нужна помощь. Лечение. Я вижу и понимаю это. Арэйсу тихонько засмеялась, и, хотя она явно пыталась совладать с собой, хохот – заливистый, громкий, нарастал. Он казался почти насильственным, хоть княгиня и смеялась во всё горло. На пару секунд ей как будто удавалось вздохнуть и замолчать, но тут же эмоции пробивались с новой силой. Затем из груди вырвалось глухое рыдание. Черты лица исказились от напряжения. Арэйсу то хохотала, то плакала, как безумная. Встревожившись, Кэрел схватил её за плечи, надеясь, что это поможет ей прийти в чувство.