Часть 17 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И новый свет займёт её чертоги не спеша:
Там, в тишине, я силы обрела.
«Молчи, скрывайся и таи», – в том истина была,
Но вновь к теплу влечёт меня душа.
Сама объята пламенем – а потому не страшен ей чужой огонь.
Что было гробом – стало кладезем моим,
Сокровищницей, омутом лихим,
Откуда силы черпаю, в чём смысл нахожу,
Разрушен старый храм – однако весь стоит в цвету…
До глубокой ночи Арэйсу пребывала в эйфории. Она сидела в объятиях Кэрела и веселилась, однако стоило ей перешагнуть порог спальни и увидеть подушки на чистых простынях, приглушённый свет ночников, замкнутое пространство комнаты – как Арэйсу затрясло. За те недели, что шли приготовления к переезду, она успела настолько поверить в деликатность Кэрела, что прежние страхи перед мужчиной незаметно отступили. Неожиданно для самой себя Арэйсу обрела вкус к поцелуям, и ласка, пока что очень невинная, постепенно расцветала в отношениях князя и княгини.
Поэтому Арэйсу с лёгкой душой согласилась, что сближение идёт ей только на пользу, – и приняла предложение спать в одной кровати. Но теперь щелчок закрывающейся двери пробрал морозом по позвоночнику… Ноги задеревенели, прирастая к полу.
– Всё хорошо? – поинтересовался князь, налетев на её застывшую фигуру.
– Кэрел, т-ты же н-не будешь… – глухо спросила Арэйсу, вскидывая ему навстречу затравленный взгляд.
Её побледневшие губы едва слушались, с трудом выталкивая звуки. Казалось, ещё несколько мгновений – и княгиня лишится сознания.
– Всё хорошо, не переживай. Может, мне пока выйти?
Слова не сразу достигли её, и даже после того, как во взгляд вернулась осмысленность, Арэйсу всё ещё чувствовала себя очень слабой. Она подавленно кивнула, выражая согласие. Стоило Кэрелу скрыться за дверью, как она безвольно добрела до кровати, оседая. Паника отняла у неё слишком много сил. В какой-то момент Арэйсу померещилось, что князь обязательно начнёт приставать… Она задрожала, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы – то ли ужаса, который нехотя вынимал когти из её сердца, то ли от облегчения. Затем сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и ещё, и ещё, пока предательская слабость в конечностях не отступила.
– Ты там в порядке?
Арэйсу не заметила, как прошло целых полчаса, а Кэрел по-прежнему ожидал в соседней комнате. Вот что значит потерять бдительность! Ведь, допустим, он мог бы воспользоваться её слабостью и незаметно войти… Княгиня снова отогнала эти противные образы прочь.
– Да-да! Я уже почти. Подожди немного, пожалуйста. – Она вскочила, суетливо расстёгивая пуговицы элегантного платья, которое купила специально для сегодняшнего вечера.
С шелестом выпуталась из юбки, схватилась за застёжки бюстгальтера и подвязки чулок, срывая нежную ткань и пряча их, словно улику, за спинку стула. Ей так хотелось побыть наконец-то красивой и было так стыдно, что ничего из этого не вышло…
– Ещё нет, ещё нет! – торопливо приговаривала она, ощущая, как воздух обволакивает нагое тело.
Если бы Кэрел сейчас невзначай увидел её, она бы, наверное, телепортировалась и разрыдалась где-нибудь от жалости к самой себе.
Наконец со всем было покончено, и, скользнув под одеяло, Арэйсу позвала:
– Входи!
Кэрел, погасив свет, быстро улёгся рядом с ней. Теперь, когда в комнате сгустились тени, она различала лишь его смутный силуэт. Князь повернулся к ней – в темноте блеснули белки глаз, – вгляделся и прыснул, пытаясь не выдать смеха.
– Что?
– Ты просто… – Он указал на её руки, красноречиво стиснувшие край одеяла так, чтобы никто не мог проникнуть за его пределы.
– А… эм… – Арэйсу охнула, пряча ладони, но всё равно сжала одеяло изнутри.
– Хочешь, возьмёмся за руки? – улыбнувшись ещё шире, предложил Кэрел. – Если я пошевелюсь, ты сразу это почувствуешь.
– Ладно. – Она осторожно высунула ладони поверх одеяла, встречая его – тёплые, уже привычные.
Её Кэрел. Знакомые ощущения помогли немного расслабиться, и Арэйсу вздохнула, досадуя на неловкое окончание дня.
– Спокойной ночи?
– Спокойной ночи.
* * *
Она проснулась первая, навстречу яркому белому дню. Сперва княгиня не могла понять, где она – с ней такое бывало, она вообще тяжело отходила ото сна, – и равнодушно блуждала взглядом по стенам с бледным узором. Но затем воспоминания обожгли её, точно пламя, и Арэйсу резко вскочила на кровати, озираясь. Однако всё, что её окружало, – это густая утренняя тишина, пробившийся в щель между гардинами нежный луч света и мерное дыхание спящего Кэрела. Князь лежал на спине и его огненные волосы, подобно живописной картине, разметались по подушке.
Арэйсу аккуратно спустила ноги на пол и, соскользнув с кровати, подошла к окну. Дом, в котором располагалась их квартира, находился на склоне холма, пятиэтажный, украшенный маленькими декоративными колоннами и облицованный камнем кофейного цвета – прекрасное утончённое здание. С верхнего этажа открывался широкий вид на вьющуюся вдаль дорогу, блестящую ленту реки и снующие по делам экипажи. Арэйсу вновь оглянулась на Кэрела – тот спал беспробудно. Немного подумав, она бесшумно покинула спальню.
Кухарка уже вернулась в квартиру, хлопотала над завтраком и, встретив заглянувшую на кухню хозяйку, всплеснула руками.
– Ох, княгиня! Простите, не ожидала, что вы так рано подниметесь. Князь-то наш обычно подольше поспать любит… Может, чего изволите?
Познакомившись поближе с прислугой и дав указания по поводу трапезы, Арэйсу продолжила осмотр. Вчера она лишь мельком заглянула в комнаты, а сейчас, в уединении, решила поработать над черновиками своих песен. Однако, как оказалось, все документы по ошибке отнесли в кабинет Кэрела. Вскрывая коробки, чтобы отыскать своё, Арэйсу случайно выхватила взглядом фразу, выведенную на одной из тетрадей: «Сказка о камне». Арэйсу заинтересованно раскрыла её: и правда сказка. Несколько листов были на чистовую исписаны убористым почерком Кэрела.
– Надо же, он пишет? – пробормотала она, усаживаясь прямо на пол и невольно углубляясь в рукопись.
Строчки мелькали перед ней одна за другой, и чем дальше, тем большее её охватывало удивление…
«Сказка о камне
Девочка шла по дороге. Она не знала, как на ней оказалась, но, сколько помнила, сухая степная растительность, перемежаемая неровной каменистой почвой, царапала ноги всегда. Это была не самая плохая дорога: солнце пригревало ласково, как заботливая материнская рука, но в бесконечном сплетении иссохших деревьев глазу не на чем было отдохнуть. Серые остовы, беспорядочно торчащие между камнями, никуда не тянулись и никому не мешали. Они просто рассыпались в пыль под ярким солнцем, разливая в воздухе едва уловимый, тяжёлый аромат трухи.
У девочки были только платье и пара тонких сандалий, которые болтались на ногах и затрудняли путь по камням: иногда лодыжка подворачивалась, отзываясь болью, либо ступня соскальзывала в мелкие и острые иглы травы, что было тоже неприятно и утомляло. Иногда девочке казалось, что это не может быть единственной дорогой, что есть что-то ещё, гораздо лучше, там, на горизонте, где прозрачной дымкой клубился лес. Но каждый раз, как девочка поворачивалась в его сторону, она видела гигантскую реку, которую у неё не хватило бы сил переплыть.
Очень скоро девочка измучилась и захотела пить. Оббитые ноги устали и задеревенели, а дороге не было ни конца ни края. Ничто в ней не менялось, и безмолвная гробовая тишина при ярком свете солнца утомляла разум. В конце концов девочка споткнулась и упала – и почувствовала, что рядом стоит кто-то ещё.
Это была Тень. Высокая и длинная, она напоминала трещину в мироздании, но на её вытянутой, оскаленной морде горели холодным огнём два разумных глаза. Вид её был настолько омерзительным, что этого невозможно выразить словами, однако определённо было одно – в мире не существовало ничего более жуткого, чем ощутить её прикосновение. Девочка закричала, отшатываясь, будто крик мог развеять колдовство. Тень оставалась неподвижна. Её руки-плети, царапающие пыль дороги, чуть колыхались, будто хотели, но не могли дотронуться до жертвы, и чем дальше, тем разумней и насмешливее становился её злобный взгляд. Хриплый, едва различимый голос шептал нечто страшное, и лучше было бы этих слов не понимать.
Девочка закричала от ужаса и бросилась прочь. Сумела ли она обойти Тень или побежала обратно по дороге – об этом у неё воспоминаний не осталось. Был только страх, что Тень несётся по пятам, и остановиться – значило попасть в её когти.
В конце концов свет померк, и девочка обнаружила, что каким-то образом оказалась в подземелье. Здесь было ещё хуже, чем наверху: ни солнца, ни растительности, ни простора, и всё, что её окружало, – это тяжёлое дыхание мёртвого камня. Но зато здесь её не преследовала Тень, поэтому девочка пошла дальше по туннелям пещер. И, как только она так решила, услышала голос камней: «Возьми меня. Возьми меня, и я буду защищать тебя». У ног девочки лежал маленький чёрный камушек. Он был такой тусклый и невзрачный, но стоило уставшей девочке из отчаяния взять его в руки, как дрожь в пальцах улеглась и тело её действительно почувствовало себя легче. Может, волшебный камень и от Тени защитит? Удовлетворённо кивнув, девочка зашагала снова.
Пустые бесконечные пещеры сменяли одна другую, но она не мёрзла. Здесь не было воды, но жажда ни разу не терзала её. Тишина стала ещё более пустой и иссушающей, но она больше не причиняла вреда. Девочку защищал камень. Вскоре она нашла путь наверх и выбралась обратно на дорогу.
Там ничего не поменялось, и было даже невозможно понять, продвинулась ли девочка в итоге вперёд или, наоборот, вернулась назад. Впрочем, ей теперь было всё равно, потому что камень оберегал её. Его магия действовала и в живом мире, и лодыжки девочки больше не болели, и монотонная бесконечность теряющейся в мираже дороги казалась равномерной и обыденной.
Так девочка и шла – неизмеримое количество времени. Возможно, целую вечность, а возможно, всего минуту – в этом странном мире всё было одинаково. Но однажды девочке повстречалась лошадь: животное посмотрело на неё своими красивыми блестящими глазами и сказало:
– Девочка, девочка, а ведь ты превращаешься в камень. Он медленно пожирает твою плоть, подбираясь к сердцу, и когда ты окаменеешь – рассыплешься на такие же осколки, о которые сейчас ранишь ноги.
– Пусть лучше так, – пожала плечами девочка. – Зато мне не больно.
Лошадь встряхнула гривой и ускакала. Затем девочке повстречалась птица.
– Девочка, девочка, брось камень, – крикнула птица с высоты. – Он сковал тебя, и ты теперь не можешь ни бегать, ни смеяться.
– Зато я сильнее всех на свете, – ответила девочка, не отрывая взгляда от дороги.
Птица взвилась ввысь и улетела. Через некоторое время девочке повстречалась рысь.
– Девочка, девочка, – протявкала она. – Куда же ты идёшь?
– Это неважно, – отмахнулась девочка.
Ведь теперь, когда ей не было больно, она могла идти бесконечно долго, ничего не чувствуя и никогда не уставая.
И затем на дороге вдруг выросла Тень. Но она была не той, что раньше, – жестоким и беспощадным чудовищем. Собственная взрослая копия колыхалась перед девочкой – бесплотная и тем не менее настоящая.
– Брось камень, – потребовала Тень. – Тебе осталось совсем немного. Ты скоро умрёшь, и у этой дороги нет конца.
– Ну и что? – равнодушно ответила девочка. – Так ли уж это печально, если я не чувствую печали? Зато я каменная, и никто на мне не оставит ни царапины.
– Ты скоро разобьёшься на осколки, – напомнила Тень.
– Так ли это больно, если я не чувствую боли? – спросила девочка.
– Вон, совсем рядом, есть другая дорога, где не требуется твой камень, – сказала Тень. – Пойдём, я покажу тебе.
Всё-таки остановившись, девочка посмотрела в направлении, куда указывала собеседница.
– Я ничего не вижу, – пробормотала она.
– Для этого надо оставить камень на дороге.
В нерешительности девочка достала камень из кармана и уставилась на него. Что будет, если она его бросит? Не повлечёт ли это за собой нечто непоправимое? Не надёжнее ли оставить всё как есть? «Надёжнее, надёжнее», – прошептало что-то в глубине неё, и девочка сжала ладонь, передумав. Лучше прогнать свою Тень и двигаться дальше, как и всегда. «Всегда». Но что такое «всегда»? Её вдруг поразило значение этого слова, которое невозможно было объять, и впервые за всё время она оглянулась на пройденный путь. И тогда девочка увидела за собой Тень. Ту самую, жуткую, она цеплялась за её спину, скаля загнутые острые зубы, и разрасталась на её костях, как плесень, питаясь страхом.