Но она не позволит… Темная фаланга выстроилась у кораблей. Они ждут Гектора. Все предопределено? Она опирается на щит и с усилием поднимает свое копье. Она готова драться насмерть, только бы спасти его… Разбудил ее среди ночи сигнал мобильного. Она прочла его послание – их ночной тайный чат: «С Артемидой можешь сходна быть лица красотою и станом высоким… Нет, ничего столь прекрасного взоры мои не встречали доныне. Смотрю с изумленьем, но не дерзаю тронуть коленей твоих…»[6] Катя ответила строкой из «Илиады»: – «Мужу, трудом истомленному, силы вино обновляет?»[7] Он написал лаконично: – Трезвый. Ну, почти. Самую малость водки выпил… И продолжил уже «Одиссеей»: – «Так размышляя, нашел он, что было приличней словом молить… Тронув колени ее, он прогневал бы чистую деву…» Он ждал – в Серебряном Бору, у себя в доме, похожем на спортзал, монашескую келью и больничную палату. И Катя написала то, что подсказало ей сердце. Правду. Пусть это и были строки Одиссеи: – «Силой и прелестью мужества я изумилась…» Глава 17. Супруг кошелька – Утром, пока собиралась, дочитала статьи на английском о факире Аделаиде Херманн, которые ночью нашла, – сообщила Катя Гектору, усаживаясь в его внедорожник. Гектор приехал к ее дому без четверти десять, она вылетела из квартиры пулей, но в лифте постаралась придать себе спокойный вид. Когда они поздоровались, она отметила, что после вчерашних событий, после столь откровенного разговора о таких интимных вещах, которые обычные мужчины и женщины даже не упоминают вслух, а тем более не делятся ими и не переживают вместе, после их ночного чата, многое изменилось – они еще сильнее сблизились. У Гектора вид был слегка потерянный, доверчивый и тихий. Во взгляде, устремленном на Катю, волной плескалась нежность, искорки вспыхивали в его серых глазах. Однако говорить они начали исключительно «о делах». – Она и правда была любопытной личностью. Почти все статьи и исследования посвящены ее феноменам, – продолжала Катя. – Ее дар ловца пуль многие пытаются объяснить, однако никаких убедительных предположений в статьях нет. Зато разбирается в деталях ее фокус «Призрак невесты». Он описан как весьма сложный трюк. В роли невесты, парящей горизонтально в воздухе с ангельской трубой в руке, Аделаида Херманн использовала гимнастку, в совершенстве владевшую своим телом. Когда она возносилась над ареной, ее на невидимые веревки поднимали – Аделаида рассекала воздух ятаганом, демонстрируя публике – нет ничего, смотрите сами. Однако секрет состоял в том, что ангельская труба играла роль опоры, на которой удерживала свое тело в горизонтальном положении ловкая ассистентка. Ну, как вы, Гек, вчера на ринге на локте, когда я так испугалась… – Чего вы испугались? – Он улыбался. – Что вы руку сломаете, а вы сами как акробат… Но дальше о Херманн: под фатой невесты, что спускалась на арену, имелся шест, крепившийся к ангельской трубе. Феномен Аделаиды Херманн, как пишут, состоял в том, что она заставляла публику не видеть его, отвлекая внимание ятаганом. Поразительный по мощи воздействия сеанс массового гипноза. Она обладала редчайшим гипнотическим даром внушать иллюзии. Зачарованная публика не видела того, что скрыто под фатой невесты. – А там написано, почему Аделаида часто выступала в костюме одалиски и на афишах ее постоянно так рисовали? – Сказано лишь, что она была истинным факиром и постигала соответствующие практики на Востоке и в Индии, возможно, поэтому. Она много путешествовала, гастролировала по британским колониям, по Европе. Мировые цирки ей рукоплескали, о ней писала пресса. С Востока она привозила себе животных – любила воронов и редких ящериц. И в одной статье приводятся воспоминания очевидцев, ее знавших: Аделаида Херманн коллекционировала издания о жизни и деяниях апостола Симона Канонита, больше известного как Симон Зилот, и книги о его последователях – секте Четвертых, которых называли ревнителями. Я посмотрела о них информацию – о Четвертых упоминали Иосиф Флавий и апокрифы. Секта враждовала с Римом, и Четвертые считали, что все средства хороши для победы над римской тиранией. Однако, как сказано в статье, увлечения Аделаиды не были связаны с иудаизмом, сама она англичанка из Йоркшира и воспитывалась в англиканской семье. Гек! Да вы слушаете меня? – Факирша и зелоты. – Гектор словно с трудом очнулся от грез, он не на дорогу глядел, все на Катю. – Апостол Симон – сводный брат Иисуса из Назарета. Его с пилой изображают всегда. Потому что его пилой распилили в Абхазии наши маленькие кавказские друзья, когда он нес им светоч христианства. Ну, легкомысленны… ну что ж, обыкновенные люди, – продолжал он капризным тоном булгаковского Фагота, перефразируя знаменитую цитату. – В общем, напоминают… нынешних… Национальный вопрос только испортил их… – Гек, а куда мы едем? – быстро спросила Катя. «Блистательный Кавказ» – болезненная для него тема. – Я поразмыслил… тоже утром, как вы… ночью мечты другие меня занимали. – Он повернулся к Кате, съезжая с федеральной трассы на оживленную дорогу у станции. – Перед отравлением Регина Гришина пыталась узнать подробности смерти жены Четвергова Ксении Коробаевой. Столь неожиданный финт… Я в семь утра позвонил по тому номеру, что мы отыскали в карте памяти, – оказалось, он принадлежит некоему Белянину: он очень известный профессор медицины и к тому же еще и патологоанатом. Дед разозлился спросонья, начал возникать и послал меня. Я ему перезвонил – уже на полном серьезе, припугнул. Короче, он сегодня работает на Пироговке. Освободится к обеду, и мы с ним потолкуем насчет Ксении Коробаевой, которую он вскрывал по настоятельной просьбе ее родного брата, хотя, по официальной версии, она и скончалась от болезни. – А кто они вообще такие – Четвергов и его покойная жена? – Стас Четвергов – супруг «Кошелька». – Как понять супруг «Кошелька»? – Видите ли, Катя, сейчас, когда масса людей из власти сидит под санкциями и трепещет за свои капиталы, появилась прослойка «Кошельков». Хотя они и прежде водились, но не в таком количестве. Человек-Кошелек – сам никто, полный ноль. Однако он связан родственными или любовными узами с кем-то из сильных мира. Обычно в роли кошельков выступают родители-старики, любовницы, жены, сестры, братья, кузины. На их имя записана недвижимость, вклады в банках, доли собственности в компаниях, акции, офшоры. Однако они ничем не распоряжаются, как кошельки, они лишь хранят. Хозяева их периодически открывают и выдаивают. Ксения Коробаева была родной сестрой одного из замминистров. Официально возглавляла известное консалтинговое агентство, на самом деле в совете директоров вообще никогда не появлялась, жила в свое удовольствие, путешествовала, владела не только недвижимостью в Москве, Петербурге, Сочи, на озере Комо, в Швейцарии, но и долями в нефтяных компаниях и алмазном бизнесе, офшорами на Каймановых островах. Она чудо-женщиной была, Катя, Кошельком не только брата, но целого политического клана. Стас Четвергов – ее муж… Знаете, мужья Кошельков – это совершенно особая сейчас порода людей… Весьма любопытная… Когда Кошелек скоропостижно умирает во цвете лет, как Ксения Коробаева, всегда возникает масса вопросов. Ну а когда потом умирает и тот, кто наводил справки об обстоятельствах ее смерти – Регина Гришина, вообще вопросы зашкаливают. Я решил, что перед беседой с патологоанатомом мы просто обязаны выдернуть из тины счастливца-вдовца Четвергова. Кстати, он солгал мне насчет семинара китайских палеоботаников в Пахре, это мероприятие вчера вечером завершилось банкетом. Так что Стас должен дома обретаться, в их семейном поместье в Жаворонках. Мы как раз с вами к этому поселку подъезжаем. Туда и Полосатик-Блистанов наш явится – ему из дома в Перхушкове рукой подать, я его утром тоже разбудил – приказал, чтобы брал ноги в руки. – После смерти жены сам Четвергов занял место Кошелька? – уточнила Катя. – Нет. Бывшие мужья сестер не тот контингент для такой роли, ненадежный. Тем более шурин-замминистр тайком тоже интересовался у врача, отчего умерла его сестрица. Но Четвергову по наследству столько всего от жены осталось! Они ж не бескорыстно Кошельками прикидываются – это очень богатые люди. Им все в рот валится – по родству. Другое дело, если вдруг могущественный шурин прознает, что его сестрица умерла не своей смертью и муженек к тому причастен… Ну, хана – заказывай гроб с музыкой сразу… И если ушлая баба Регина Гришина нащупала там какую-то связь, то… Нам и искать не надо больше ее убийцу – Блистанов Четвергова по горячему следу арестует. Капитан Арсений Блистанов ждал их на обочине у поворота на дачную лесную дорогу. Без полицейской формы – в бейсболке козырьком назад, в кроссовках, в ярком жилете велосипедиста он прикатил из Перхушкова на… электросамокате. – Привет! А нехило начать с такой акулы, как Четвергов, Гектор Игоревич! – заорал он радостно, загружая свой самокат в багажник «Гелендвагена» и плюхаясь на заднее сиденье. – Вот бы он оказался убийцей, а? Ну, жесть! Такое дело – вот резонанс! Екатерина, вы об этом напишете, раструбите в медиа, в соцсетях. Я прославлюсь на вашей сенсации. Мать моя начальница мною возгордится, перестанет на меня наконец давить, что я раздолбай такой-сякой… У врагов матери рожи перекосит – они же в министерстве как пауки в горшке. Ее за то только ненавидят, что она женщина и генеральских погон достигла, что на такой должности большой. Ее даже в качестве будущей кандидатуры в кресло министра МВД рассматривают… Я одно вам скажу: если она министром станет, то при ней уж точно пытать и бить людей не будут больше, она такого не потерпит никогда. И перестанут наркоту подбрасывать. Она в молодости за отца моего грудью встала, когда ему – пусть и наркоману-актеру – менты хотели еще и сбыт герыча незаконно пришить. – Арсений, я всегда считала, что мы давно созрели, чтобы МВД женщина возглавила, – заметила Катя. – О вашей матери-генерале я слышала только хорошее. – Я ей пока не сообщил, с кем дело раскручиваю, – вроде как наивно брякнул Блистанов. – Гектор Игоревич, я правильно поступил? Или сказать? – Сеня, завянь. – Гектор глянул на него в зеркало. Они остановились у высоченного пятиметрового забора, за которым вообще ничего не было видно – ни крыши дома, ни верхушек деревьев – только затянутое тучами пасмурное подмосковное небо Жаворонков. Однако красивая калитка гостеприимно распахнулась перед ними, едва лишь Гектор коснулся панели домофона. Камеры видеонаблюдения повернулись в их сторону. Стас Четвергов наблюдал за теми, кто незваным пожаловал к нему в гости. Катю поразило то, что она увидела внутри – сад и дом. Словно ожили картины прошлого, перед ними предстала настоящая, пусть и уменьшенная копия помещичьей усадьбы – дворянское гнездо, где в ухоженном парке среди старых лип, молодых дубов, среди тигровых лилий, георгинов, настурций, среди подстриженных кустов бузины, сирени, черноплодной рябины стоял одноэтажный белый особняк с колоннами, французскими окнами, флигелями и деревянной верандой, на которой от легкого ветра колыхались кисейные шторы. В саду возились садовники-таджики в медицинских масках, катили тачки с удобрениями, пропалывали сорняки, подстригали кусты. На веранде среди кисейных занавесей мелькала смуглая горничная в кружевном переднике, убиравшая со стола поздний завтрак. На крахмальной белой скатерти пыхтел настоящий самовар с трубой. Стас Четвергов встретил их на пороге отдельного входа в левый флигель дома. Невысокий ладный брюнет с родинкой на щеке, выглядевший намного моложе своих зрелых лет. При взгляде на него сразу вспоминался фильм «Однажды в Америке» – нечто гангстерское, печальное и чрезвычайно привлекательное крылось в его внешности. Поверх серой толстовки он облачился в кожаный «кузнечный» фартук. Катя подумала, что Четвергов и сейчас, в свои годы, хоть куда, а в молодости вообще был неотразим – его черные цыганские глаза скользнули по ним, и взгляд остановился на Кате. Она решила про себя, что он наверняка красит волосы – седины совсем нет. Странно, что такой «гангстер» в стиле де Ниро по жизни оказался… палеоботаником. – Ждал вас, полковник, – обратился он к Гектору. – Звонил Лейле, менеджеру Регины. Она мне все рассказала. Поверить невозможно. Бедная Рига… Проходите. – Он пригласил их в дом. – Я потрясен ее смертью. Мы дружили с детства, вместе росли. У вас ко мне вопросы, полковник? Представьте своих коллег, пожалуйста, сначала. Я предпочитаю знать, с кем беседую. Гектор назвал фамилии, имена, должности. – Я все же в толк не возьму, отчего смертью Регины занялся консультант Совбеза? – заметил Четвергов. – Из-за вас, ее друга детства, и вашей покойной жены, – нагло ответил Гектор и буквально попер внутрь дома. – Нехилая фазенда у вас. Утро помещика, да? – Утро просвещенного помещика, – в тон ему выдал Стас Четвергов. Они оказались в большой мастерской, заставленной верстаками, полками с инструментами, металлическими шкафами и пластиковыми контейнерами с камнями. Там имелся даже токарный станок. – Геологические образцы, – пояснил Четвергов. – Я обрабатываю их, обтачиваю, шлифую, ищу фрагменты древних растений. У меня обширная коллекция артефактов. Он повел их в глубь дома – рядом с мастерской располагался винный погреб: его металлическая дверь была сдвинута, на стеллажах лежали запыленные бутылки. Дальше они попали в зал без окон, похожий на музей, где в витринах под стеклом и на подставках красовались палеоботанические «сокровища» – окаменелости с отпечатками древних растений: листья, папоротники, хвощи. – Вы ученый? – спросила Катя. – Влюбленный в окаменелости дилетант, палеоботаника – мое давнее хобби. – Четвергов указал ей на витрины. – Есть в моей коллекции по-настоящему редкие образцы. Например, этот папоротник – ранний мезозой. А здесь образцы флоры юрского периода. – Незадолго до смерти Гришиной вы ей звонили. – Гектор пресек на корню уход в сторону от главной темы разговора. – На предмет чего? – Просто по-дружески позвонил узнать, как она себя чувствует, как жару переносит. – Четвергов вел их дальше по анфиладе комнат своего «дворянского гнезда». – А виделись вы с ней когда? – Около месяца назад. Я был по горло занят подготовкой семинара палеоботаников и перепиской с китайскими коллегами. Регина практически никуда из Полосатова не выезжала. Так что мы встречались, увы, редко. О чем я сейчас горько сожалею. – Вы говорите по-китайски? – снова удивилась Катя. – Я окончил МГИМО. Язык и поэзия Поднебесной – мое второе хобби. – Четвергов печально, отрешенно ей улыбнулся. – Сын Гришиной Даниил покончил с собой – вам известна причина? – Гектор снова начал на него давить. – Семейная трагедия. – Четвергов привел их в зал-гостиную. – Регина со мной никогда об этом не говорила. Вас интересуют мои собственные догадки? – Да. – Гектор кивнул. – Поделитесь. А то что-то слишком много смертей и утрат. – Сейчас, в пандемию, утратами никого не удивишь. Насчет гибели мальчика… Две властные женщины разорвали его пополам. Он не мог жить разорванный. Поэтому он ушел. – Мать и его невеста Ирина Лифарь? Однако вас в нашем телефонном разговоре встревожило предположение, что Регина сама могла покончить с собой на месте смерти сына – в доме на Арбате. Кстати, она не покончила с собой. Ее убили. Это вывод экспертизы. – Кто? – спросил Четвергов. – Кто ее убил? – Мы как раз выясняем, – подал наконец голос капитан Блистанов. – Мы подозреваем всех. И вас, естественно. – Ну, подозревайте, юноша, трудитесь, дерзайте. – Четвергов вздохнул. – Убийство… Ох, Регина-Регина… Катя оглядела зал, где они вот так, слово за слово, препирались – иначе и не скажешь ведь! Сердце дома – гостиная в стиле ампир. Хрустальная люстра как во дворце, витые канделябры, китайские вазы на каминной полке, вычурная мебель. Над камином портрет маслом красивой женщины в вечернем платье – этакая волоокая Юнона с безмятежным лицом алебастровой белизны и яркими губами. – Ваша покойная жена? – спросила Катя. – Моя супруга Ксения. – А кто там изображен? – Катя указала на другой портрет в простенке напротив камина, между двумя французскими окнами.