Катя хлопнула дверью отдела. Пусто в полосатовской полиции – только дежурный за пультом. Да патрульные приехали заступать на смену. В кабинете Полосатик-Блистанов слегка смягчился. – Как раз перед вашим приездом курьер мне привез материал из архива Петровки по самоубийству сына Гришиной. Сделал коллега арбатский по-быстрому, не обманул, с курьером прислал, не по почте. – Он достал из ящика стола тонкую папку. И они сели голова к голове читать архивные документы. Время текло незаметно. – Не соврала нам Ольга Хохлова вчера, не было той ночью в особняке на Арбате Ирины Лифарь, парень находился один, – констатировал Блистанов. – Сначала он в ванной лезвием бритвы вскрыл себе вены. Катя читала – следы крови на полу в ванной, на кафеле, на дверной ручке, на обоях, на мешках с сухой штукатуркой… – Даниил уже в ванной потерял много крови и упал на мешки. – Она представила себе с содроганием картину. – Выбрался из ванны с водой, где разрезал себе вены на руках… Зачем? Лезвие бритвы на полу ванной… Следы крови в коридоре, кровь на косяках дверей, на полу в зале, на дубовом столе и на… – Здесь написано – на хрустальных декоративных элементах люстры, на петле, на веревке и на ее узле, завязанном вокруг потолочного крепления. Он сам себе надел петлю на шею, – сказала Катя. – Все кровью своей перепачкал, и при этом он был на тот момент в доме один. А его мать Регина… – Здесь рапорт приехавших по вызову рабочих полицейских и показания самих работяг. – Капитан Блистанов перевернул несколько страниц. – Так… маман его утром нашли рабочие лежащей на полу в зале без чувств. «Скорая» определила ее состояние как острый инфаркт миокарда. На тот момент давность смерти ее повесившегося сына составляла уже не менее трех часов. – Сделан вывод, что мать нашла сына уже мертвым и ей стало плохо. Да и она сама так объяснила оперативнику, когда он допрашивал ее в больнице. В дом она попала, открыв дверь своими ключами. Но причина, по которой она поехала к сыну среди ночи… – Катя пролистала документы. – Ни слова об этом. Ни в ее показаниях… и нигде больше. А как она добиралась из Полосатова ночью? – Вот, написано – на своей машине «Мерседес». – Блистанов постучал пальцем по документу. – На участке гараж на две машины, и обе на месте, я видел, когда мы там все осматривали. Я у менеджера Гасановой сразу спросил о них. Она мне ответила: Регина Федоровна редко садилась за руль, боялась скорости, хотя права имела. – Что ее заставило среди ночи броситься на Арбат к сыну? Самой вести машину ночью по скользкой дороге? – спросила Катя. – Возможно, он ей позвонил. И ее испугало его состояние… Или было что-то еще? – А что еще могло быть? – удивленно спросил Блистанов. – Какая одежда на них была в ту ночь? – Катя снова начала внимательно читать рапорты полицейских. – На сыне лишь домашние брюки, мокрые. Он в них в ванне сидел. Никакой другой одежды. На матери – пуховик, брюки, свитер, ботинки. – Видите – на ней была верхняя одежда. Она даже не успела раздеться в доме – отперла сама дверь, вошла, увидела его в петле, и ее инфаркт шарахнул. – Да, вроде бы картина ясная… Но у меня такое чувство странное, Арсений… Мне кажется, что все могло быть далеко не так, как оно выглядит со стороны. Блистанов хмыкнул и закрыл папку. – Гектор Игоревич приедет, разберется, – объявил он назидательно. – Он не то что мы с вами. Он суперпрофи. И вообще, знаете, какой он человек? А то, что у него четыре ордена Мужества, вам известно? – Я знаю, Арсений. – А известно вам, что таких людей у нас в России и десятка не наберется, а которые в живых остались герои – вообще по пальцам одной руки пересчитать? Полный орденский кавалер. За боевые операции ордена получил! А в Сирию он ездил в командировку! А на Кавказ сколько раз! Про Сирию-то вообще… – Вы-то, Арсений, откуда все знаете? – не выдержала Катя. – Да даркнет полон легенд! Во «фринете» сколько пишут френды и не френды… и те, с другой стороны, чернобороды террористские… Фильтруй контент. А я тот еще фильтровальщик. Гектор Игоревич – мой кумир. Ассасин Крид наших дней. Крестоносец-тамплиер на востоке. У него английский сносный, а по-арабски он вообще говорит как на родном. И на тибетском языке объясняется – он же в монастыре в Тибете воинским единоборствам долго учился и язык Лхасы постиг! Катя поймала себя на том, что слушает с великим вниманием. – В даркнете вывалена вся грустная правда о сирийской войне – «садыки» сирийские не особо воевать спешат, а игиловцев до смерти боятся. В атаку идут, только если впереди Хан с пистолетом – русский офицер прикомандированный, бронетранспортеры, танки и желательно бульдозер с катком против мин пехотных. А если нет всего этого, предпочитают отсиживаться на блокпостах. Не рисковать. А вот если приезжает такой «контрабас» – элитный контрактник – профи, как наш полковник Троянец, значит, явился он неспроста. Ликвидировать какого-нибудь игиловского урода высокопоставленного, фанатика, которого иначе никак не достанешь. А Гектор Игоревич достанет из-под земли. И вообще, он такой… такой классный! Отважный! Такой мужик настоящий! – Полосатик-Блистанов воодушевленно расхваливал Кате своего кумира. – Писали о нем в Сети. Явился в Сирию – сразу позывной себе: я, Первый. У «музыкантов» из сводного оркестра ЧВК челюсти отпали. Они там все «сто сорок пятый – сто тридесятому, прием, прием!». Шифруются в песках. А Гектор Игоревич сразу – я Гектор Троянский. Держитесь, суки игиловские. В крайнюю свою командировку в Сирию Гектор Игоревич ведь не только «узкопрофессиональные тактические операции» выполнял – в даркнете писали, он сирийца спас от пыток и страшной смерти! – От пыток спас? – Катя вспомнила, как выговаривала Гектору в машине насчет его «методов работы», и жгучий стыд завладел ею. Идиотка… что ты понимаешь? Кого лезешь судить? – Сами «музыканты» описали в Сети, наемники. Он после выполнения задания приехал на сирийский блокпост на позициях. А напротив – другой блокпост, его днем игиловцы захватили. И одного пленного солдата-сирийца они начали прямо на глазах у «садыков» пытать – ножами его кромсали, а он орал… Они так ужас в «садыков» вселяют. Эти, как их Гектор Игоревич зовет, «наши маленькие друзья», чтобы криков не слышать, музыку врубили громкую. Представляете себе картину? Военный сюр. Закрылись внутри блокпоста, вроде как телевизор смотрят… Никто не вызвался пойти и спасти несчастного. Так наш Троянец приехал – глянул, забрал автомат и гранаты и пошел на блокпост один. Он всех чернобородов там положил, а раненого солдата на себе приволок. Спас… Он и меня здесь фактически спасает от позора профессионального, что я такой неумеха в оперативном плане… Он и вас, Катя, если потребуется, спасет, жизнью рискнет. А вы его… Эх вы… Женщины! Арсений Блистанов горько махнул рукой, осуждая. – Арсений, но вы ведь Гека знаете не только по легендам даркнета, – заметила Катя. – Мы познакомились пять лет назад, когда мать моя начальница в него втюрилась на склоне лет. – Полосатик-Блистанов философски глянул на Катю. – Не хотел вам говорить, но… скажу! Чтоб и это вы знали тоже. Мать его на каком-то сводном совещании встретила, он тогда еще в ФСБ служил в 66-м отделе. Потом, как в даркнете писали, он из того гадюшника ушел, громко хлопнув дверью. Замначальника отдела он из окна выкинул – повезло тому, что был второй этаж. Скандал замяли, всех выгнали, отдел вообще ликвидировали. Другой бы под трибунал за такие дела угодил, а Гектора Игоревича вон куда консультантом взяли, потому что таких, как он, с орденами и с боевым опытом, днем с огнем не найдешь. И правда в той разборке наверняка на его стороне была. – Правда на его стороне, Арсений. Поверьте мне. – Катя кивнула и подумала: значит, Гек все же нашел мерзавца, который продал его медицинские документы бешеной староказарменской волчице прокурору Кларе Кабановой[10]. Нашел и рассчитался с ним. – Мать моя начальница увидела его на совещании и сон и покой потеряла. По магазинам побежала на шопинг за нарядами, парикмахершу каждый день стала в кабинет вызывать – укладку делать. Она его на десять лет старше. У нее после отца моего фактически никого и не было – она работала, карьеру строила, со мной возилась, воспитывала. А тут такой русский Джерард Батлер, полковник… Она сначала находила предлоги для встречи по работе, потом меня к нему подослала с айтишными вопросами. Мы познакомились, и он мне так сразу понравился! – Блистанов вздохнул. – Я отца любил, несмотря на все его героиновые закидоны… А Гектор Игоревич совсем другой… герой. Я подумал: а вдруг сладится у них с матерью, будет у меня такой… ну, не отец, он по возрасту не подходит, но друг старший… Только ничего не вышло. Он мать раза три в театр пригласил чинно-благородно… А потом оказалось, у него еще шесть герлс – они ему мобилу разрывали, звонили с утра до ночи… Ветреный! Мать ревела по ночам, ревновала, злилась. А он других в то время по театрам водил. Девицы на него гроздьями вешались. А телефон матери он просто заблокировал, чтобы не надоедала ему больше. Катя молчала. Полосатик-Блистанов, знавший о Геке так много, не ведал о нем самого главного. К счастью… Или к несчастью… Да и мать его генеральша ничего не поняла. – Конечно, куда матери моей начальнице… У Гектора Игоревича вон какие идеалы в жизни. – Полосатик глянул на Катю, словно оценивал ее. – Вы красавица, и вы умны. Стиль у вас, интеллект… И потом я заметил – вы оба друг другу подходите невероятно. Хотя вы совсем разные. Вы на него влияете – он словно на крыльях летает! – Арсений, не пора нам у экспертов поинтересоваться, как дела с эксгумацией? – Не пора. Сами признаки жизни подадут, – отрезал Блистанов (он еще не закончил свой вдохновенный спич). – Короче, знайте – с матерью моей начальницей у него ничего не было. Со мной он иногда потом общался, воспитывал меня, помогал. Затем уехал снова в Тибет. Маг Цзал – воинская ветвь… Искусство боя со многими противниками сразу. – Он мне говорил, и я видела в реальности, что это такое. – В Сети про Маг Цзал пишут, что монахи иностранцев крайне редко берут в ученики. Это незнамо кем надо быть, чтобы они согласились иностранца учить единоборствам. А Гектора Игоревича они сразу в монастырь взяли. И снова Катя подумала, что, к счастью, Блистанов, ходячая энциклопедия даркнета, не знает причины, по которой тибетские монахи приняли в свой горный монастырь, оплот аскезы и отказа от всех земных плотских удовольствий, именно Гека… В монастыре ведь скрыть ничего не возможно – монахи и ученики-воины спят все вместе в зале на циновках на каменном полу и совместно моются в бане… Вошел знакомый Кате эксперт-криминалист в защитном костюме, а за ним невзрачный желчный мужчина в очках – тоже в защитном костюме, но другого фасона. – Мы завершили исследования образцов, – объявил он пренеприятнейшим тоном. – Я потерял в вашей дачной дыре полдня. Зачем меня Борщов выдернул? Никаких следов ядов в останках животных я не нашел. – Зато мы обнаружили нечто другое. И весьма странное, – возразил ему полосатовский эксперт-криминалист. Глава 24. Чашка риса – Мы с коллегой исследовали останки четырех существ – двух попугаев, ящерицы и кошки, остальные уже для исследований непригодны, – начал объяснять полосатовский эксперт-криминалист. – Ядов сельскохозяйственных, в том числе и бродифакума, и никаких прочих мы действительно не обнаружили в останках. Зато в образцах присутствуют следы других химических препаратов очень высокой концентрации. Валсартана, сакубитрила, ацетилсалициловой кислоты, а также магния, калия и снотворных барбитуратов. Все погибшие животные, судя по всему, получали препараты в больших дозах. – Что за химия? – осведомился капитан Блистанов важным тоном. – Все, кроме барбитуратов, входит в состав сильнодействующих сердечных лекарств, которые продаются в аптеке. Убитая Гришина была сердечницей. Я предлагаю прямо сейчас заново обыскать ее дом на предмет обнаружения лекарств, которые она принимала. Тогда мы уже сможем делать конкретные выводы по исследованию останков ее питомцев. Вчетвером (желчный спец-химик, присланный Гектором, тоже отправился на повторный обыск) они на патрульной машине доехали до коттеджа в саду. Капитан Блистанов снял полицейскую ленту, открыл калитку и дом. Они с криминалистом сразу начали искать лекарства Регины Гришиной. Катя внимательно огляделась по сторонам. Без фотографий, которые изъяли, дом выглядел иначе – добротный, уютный, современный, стильный. Обычный. Солнце, проглянувшее из-за пепельных туч, ярко освещало террасу и холл. Кресло в центре холла так и стояло повернутым к стене, на которой прежде висел портрет, тоже изъятый. Обнаженный юноша с черной птицей на вытянутой руке… Сын-самоубийца и мать в образе ворона… Эльга – Ольга Хохлова – в наркотическом бреду говорила о портретах Даниила Гришина странные и непонятные вещи. Мать и те другие, кто был перед ней… Две вороны… И он тоже в образе ворона… Загадочная аллегория несостоявшейся невесты Ирины Лифарь, отпилившей самой себе три пальца на руке. Две другие, две вороны… Не те ли, чьи фотографии были расставлены здесь, в доме, повсюду? Мегалания Коралли и Аделаида Херманн. Женщины-факиры. Иллюзионистка, воспитавшая Регину в детстве, и… «фея из сказки» – учительница самой Мегалании Аделаида Херманн, про которую детям – Регине, Соне Мармеладке и Стасику Четвергову – рассказывала сама фокусница. На втором портрете Ирина Лифарь изобразила аллегорически всю их воронью стаю. Значит, она что-то знала о них? Ей рассказывал жених – Данила… Что он ей говорил? Вороны в фольклоре обычно спутники ведьм… Проще всего предположить, что аллегория фотографа была именно такой. Однако… не о ведьмах здесь речь. О факиршах, умевших показывать фокусы, создавать иллюзии у публики и… Нет, не колдовать, а гипнотизировать. Как делала Аделаида Херманн с цирковой публикой во время номера «Призрак невесты»… В холл вошел эксперт-криминалист, начал осматривать каминную полку, вазы на ней, извлек из одной коробки с лекарствами. – Вы останки ящерицы исследовали, а до этого выползок, найденный нами в гардеробе Гришиной. Он этой ящерице принадлежал? – спросила Катя. – Возможно. По останкам сейчас трудно уже сказать наверняка. Вообще, выползок – это змеиная кожа, ящерицы иначе линяют. Хотя они тоже как бы перерождаются с каждой линькой, растут и меняются. Совершенствуют себя по указке природы. Катя поднялась по лестнице наверх – Блистанов и спец-химик методично обыскивали внизу кухню. А спальню они уже осмотрели. Катя заглянула во все комнаты. Прав Гектор – все здесь принадлежит самой Регине, матери… А личного пространства сына здесь нет. И не было никогда. Не надо даже искать подтверждения у домработницы-филиппинки Карлы насчет общей спальни. Это просто в глаза бросается… А она в тот первый раз, встревоженная фотографиями, такой важной вещи не заметила. Значит, вот что еще, кроме родственных уз, связывало мать и сына, точнее… крепко приковывало сына к матери… Инцест… Регина сама была его инициатором? Конечно, если бы она не согласилась, то… разве бы мальчишка посмел? Она сама таким способом многие годы, когда он взрослел и мужал, держала его при себе, ограждала от чужого женского влияния. Фанатичная ли материнская любовь, испорченность, развращенность были тому причиной? Или что-то еще? Что-то, кроме секса? Какая-то иная цель, страсть, расчет? Катя оглядела спальню. Здесь на комоде стояла фигурка одалиски с Востока из двадцатых годов. Купила ли ее сама Регина в своих путешествиях? Или фигурка досталась ей в наследство от Мегалании Коралли, как и фотоснимки, и особняк? А та, возможно, получила ее от своей учительницы Аделаиды в Берлине. Фигурка одалиски и старая афиша, где сама Аделаида Херманн изображена в подобном наряде… «Она была истинным факиром…» – так о ней писали в статьях. Убийца Регины зашел в дом и забрал фигурку. А потом разбил ее в лесу. Уничтожил. Катя не могла отделаться от навязчивой мысли, что вокруг людей из разных временных эпох, с которыми они столкнулись в расследовании, не только кипели страсти и происходили внешние чисто бытовые события – дележ наследства, скандалы, ссоры, непонятные смерти, трагические несчастные случаи, самоубийства, инцест, членовредительство, но было и что-то другое. Скрытое пока еще от глаз. Спрятавшееся за фактами и происшествиями, в тени жизни нескольких поколений. Нечто иное, но самое главное. Основной катализатор всего, что случилось. Однако Катя пока даже представить себе не могла, что это такое. Но чувство опасности, пришедшее к ней, окутывало дом, даже лишенный странных зловещих фотографий, словно морок. Голоса внизу. Гектор приехал! Эксперт-криминалист и Блистанов на кухне наперебой рассказывали ему, демонстрируя коробки с лекарствами Гришиной. – Нашли кучу ее таблеток сердечных, – вещал эксперт-криминалист. – У нас с коллегой-химиком вердикт теперь однозначный по останкам животных: Регина Гришина сама давала им свои сердечные препараты – вероятно, в корм подмешивала, таблетки в порошок растирала. Уж не знаю, для чего ей все это понадобилось. Может, она врачам не верила? Что ей от сердца прописывают? Хотела опробовать лекарства на домашних питомцах? Но это абсурд какой-то. – А ее домработница-филиппинка, про которую вы мне говорили, – вспомнил Блистанов, – вдруг это она творила? Может, ее кто-то из подозреваемых подкупил, чтобы она питомцев хозяйки травила тайком, пугала ее. У потерпевшей сердце было больное, ей любое сильное волнение, испуг мог спровоцировать повторный инфаркт. Может, ее таким способом на тот свет пытались отправить? А когда ничего не вышло, пустили в дело яд.