Гектор глядел на Катю, стоявшую на ступеньках лестницы. – Я забрал оборудование, – сообщил он. – Сюда приехал негласно камеры поставить. А здесь вся наша веселая компания. Криминалист начал фотографировать места, откуда были изъяты лекарства: ящики, шкаф с посудой на кухне, холодильник, комоды. Гектор занялся установкой беспроводных камер на фасаде дома и по периметру. Две камеры поставил внутри, проверил обзор. Полосатик-Блистанов ходил за ним по пятам. Гектор настроил программу слежения на своем ноутбуке. – Я сделаю синхронный вывод на свой и на твой мобильный по сигналу с камер, – пояснил он Блистанову. – На пульт ваш в отделе не могу, потому что это незаконно. Если, например, ночью сигнал, сразу ноги в руки бери и сюда. И дежурных сменных предупреди, чтобы тотчас по твоей команде к дому направляли патрульные машины. Пока мы из Москвы доедем… – А что может случиться? – тревожился Полосатик-Блистанов. – Кто его знает. – Гектор проверял настройки на своем навороченном мобильном и затем на смартфоне капитана. – Вторую часть оборудования я сегодня ночью заброшу в Звенигород. Рвану туда попозже и все организую. – Гек, вы хотите установить скрытое наблюдение и за Резиновыми? – спросила Катя. – Не за домом их, за тачкой его – видели, «Форд» у них во дворе стоял? Дом купили хибару, а внедорожник у Захара Резинова новехонький, дорогой, явно в кредит брал. Куда он на нем катается, мне интересно стало. Катя с досадой подумала: никакого «Форда» она во дворе дома не заметила! А слона-то я и… Так вот и расследуем самостоятельно спустя рукава – все самоанализом она занята, а он… Гек… он и в смятении чувств о деле не забывает. И подмечает все, что нужно. Всегда и везде. Отработав дом, забрав лекарства, они вернулись в отдел. Спец-химик пошептался с Гектором и был таков. Криминалист отправился к себе в лабораторию. – Я с голода умираю, – как всегда, пожаловался Полосатик-Блистанов. – Я с шести утра на ногах. Я раскапывал могилки на кладбище зверьков, я поганую ящерку сам своими руками из земли… Так она воняла, тварь… Но даже этим я не убил свой здоровый аппетит. – У тебя здесь только кофе растворимый, – ответил Гектор. – Терпи, капитан, до вечера. Если Четвергов приедет, у нас с ним рандеву надолго затянется. Катя поняла, что «смятение чувств» все же дало знать себя и у Гектора Троянского. Забыл, забыл он поклониться в ноги старухе горничной насчет домашней еды! Не до того! Катя с кротким видом открыла свой туго набитый шопер и достала оттуда… большой ланч-бокс, пластиковые тарелки, вилки, ложки, пакет с грушами и персиками. – Рис карри, – объявила она. – Утром сделала нам в мультиварке. Еще йогурты. – Она выкладывала баночки на стол из шопера. – Фрукты и… Завершающий штрих – пакетики с жасминовым зеленым чаем. Полосатик кинулся с электрическим чайником за водой в туалет. Он ликовал. Катя разложила рис-карри по та-релкам. – У меня, в отличие от мальчишки, что-то аппетита нет, – объявил Гектор. – Не нагулял еще. – Топливо, Гек. Что вы мне вчера говорили? Кто как, а мы скромненько – ваша присказка? Чашка риса и чай – как в Тибете. – Она протянула ему тарелку. Он взял, их руки соприкоснулись на краткий миг, она ощутила, как он очень осторожно, украдкой, но так нежно погладил ее пальцы. Катя улыбнулась ему. И мрачно-отчаянное лицо Гектора Троянского словно солнце осветило разом. Она подумала: такой сильный, бесстрашный, умный, а перед ней не просто до предела открыт, искренен в самом сокровенном, тайном, но и абсолютно беззащитен. И реагирует мгновенно на малейший знак ласки, внимания с ее стороны… Втроем они ели рис, йогурт и запивали все зеленым чаем. Полосатик-Блистанов отыскал в ящиках своего начальственного стола еще и чипсы. – Ну надо же, – объявил Гектор не загробно-глухим тоном, как раньше в печали, а голосом лицедея Фагота. – Кто-то со своими демонами бился – впору в русскую рулетку барабан крутануть… А кто-то, как заботливый ангел, тем временем преспокойненько варил рис в мультиварке, чтобы нас накормить. – А я вспомнила, как кто-то в «Илиаде» вопрошал: «Гектор, будешь ли ты мне послушен?»[11] – в тон ему ответила Катя. Он залпом хлопнул жасминовый зеленый чай, как стакан водки. Возле Полосатовского отдела полиции затормозил черный «Лендкрузер». Стас Четвергов явился минута в минуту. Глава 25. Допрос с пристрастием Стас Четвергов явился без адвоката. Капитан Блистанов вышел встретить его возле дежурной части. Пока они с Гектором находились в кабинете одни, Катя сказала: – Гек, прежде чем муж Кошелька попадет в ваши могучие жернова, подумайте об одном важном противоречии. – Каком? – Гектор снял пиджак, засучил рукава белой рубашки, ослабил галстук и… забрал со стола Блистанова наручники (тот по гражданской своей привычке вечно все везде раскидывал и забывал), пристегнул их к поясу так, чтобы в глаза бросались. – Даниилу Гришину было двадцать шесть лет. А события с изнасилованием, о которых нам поведала Вера Резинова, относятся к ее детству – к концу семидесятых. Мегалания Коралли умерла в восьмидесятом. Он глянул на нее и вспыхнул… Кате стало ясно, что в смятении чувств, в меланхолии своей и обиде он даже не обратил внимания на это! Результатом стало то, что встретил он Четвергова не столь зубодробительно, как собирался, бряцая наручниками. – Где же ваш адвокат, Четвергов? – Успею с адвокатом. – Стас Четвергов оглядел их всех, опустился на стул. – Что вы еще придумали, а? Кто вам сказал, что Данила – мой сын? – Свидетели. – Гектор сел на угол стола напротив него. – Какие еще свидетели? Это Соня вам выдала? Мармеладка наша? – Нет, не София Мармеладова. – Но кто тогда? – Четвергов выглядел иначе, чем в прошлый раз. Если в Жаворонках их встретил насмешливый и вальяжный «просвещенный помещик», то здесь перед ними возник тот самый гангстер, почти Лаки Лучано. – А-а-а-а, зараза Верка… Ну, конечно, как же я о ней забыл… Верка-Шмыга – мы ее так звали все когда-то, шмыгала по углам этакая сикуха с косичками и за всеми шпионила, подглядывала, подслушивала. Двоюродная сестра Регины, да? Она вам наплела про меня лжи? – Она не только объявила Данилу вашим сыном, – заметила Катя, решившаяся вмешаться, чтобы и второй важный вопрос, как и первый, не забуксовал в трясине мужского противостояния и вражды, что буквально с первых минут заполонила собой кабинет. – Она нам рассказала, что особняк достался Регине от Мегалании Коралли в качестве выкупа и платы за ее молчание после того, как вы ее изнасиловали в юности. Или заявите нам, что и это все вранье? – Нет. – Стас Четвергов скользнул взглядом черных цыганских глаз по Кате. – Раскопали наше грязное семейное белье. Поздравляю. – Ты ее изнасиловал? – Гектор наклонился, сгреб его за грудки и притянул к себе. – Да или нет?! – Руки прочь от меня! – крикнул Четвергов, неловко ударяя ему по запястьям. – Не сметь так со мной обращаться! Я не пацан вам тут для битья. И я ни в чем не виноват! А то, что случилось у нас тогда в юности с Ригой… Не вам об этом судить. И не вам меня упрекать. Я ее страстно любил с тринадцати лет, ясно вам? Как только соки во мне забродили, я грезил одной ею как сумасшедший. Она была старше. Ей нравились взрослые парни. Великая таскала ее с собой в цирк – к ней и к Мармеладке липли разные акробаты, гимнасты, такие же качки-атлеты, как ты, полковник! А я был пацан, школьник. «Иди спать, малыш Стасик!» – бросала она мне. Она издевалась надо мной. Она меня распаляла. Мне исполнилось семнадцать, и я решил наконец… поступить как мужик, сделать ее своей женщиной. Да, я ее взял тогда силой, она сопротивлялась… сначала. А потом у нас с ней было все по доброму согласию. – Только прежде ты ее напоил, – хмыкнул Гектор. – Мы оба были пьяны. Это произошло на юбилее Великой. Ей стукнуло восемьдесят. Она сняла зал в ресторане «Арагви», а потом все гости, весь цирковой коллектив ее приехали на Арбат в особняк. Мы, молодежь, танцевали. «АББА», «Бони М»… Я танцевал с Ригой… Великая тряхнула стариной и славой – начала показывать гостям свои знаменитые фокусы. А я затащил Ригу в спальню. Она, к моему удивлению, оказалась девственницей и стала кричать, когда я… Нас накрыли с поличным прямо в постели моей бабки. – И что было дальше? – Что? Когда тебе семнадцать и ты переспал с девчонкой против ее воли? Все орали, кудахтали… Великая сначала выгнала меня из дома. Мать Риги, алкоголичка-бухгалтерша, вопила, что я изнасиловал ее дочь, что меня ждет тюрьма, что она напишет заявление на меня в милицию… Я три дня спал на Киевском вокзале, а потом вернулся, как побитый пес, на Арбат… У меня же не было другого дома в Москве. Великая сделала мне супервыволочку. – Он усмехнулся горько. – Бухгалтерше заткнули рот, положили на ее сберкнижку пять тысяч рублей… А у нас с Ригой начался сумасшедший роман. Я ведь стал ее первым. Она, любовь моя, вошла в азарт, возжелала вдруг, чтобы я трахал ее, простите за грубость, каждые пять минут. Парадоксы жизни и страсти… Итак, исповедавшись, я удовлетворил ваше нездоровое любопытство? – Четвергов, игнорируя Гектора, тяжело в упор посмотрел на Катю – гангстер из доков Манхэттена. Гектор встал и отошел к окну, повернулся спиной. Катя увидела, что он побледнел. – Так Даниил ваш сын или нет? – спросил он ледяным тоном. – Нет, не мой. Все, о чем я рассказал, случилось очень давно. А потом настала взрослая жизнь. Великая умерла. Наш союз распался. Мы с Ригой пошли каждый своей дорогой. Через много лет уже взрослыми людьми мы встретились опять. Лично для меня все вернулось – мои чувства к ней оказались сильны. Мы делили постель. Но потом она мне заявила, что встречалась одновременно сразу с несколькими мужчинами, не только со мной. Она хотела забеременеть. Она была самодостаточной женщиной, зарабатывала большие деньги. Ей не хватало лишь ребенка. Когда родился Данила, я, поверьте, десятки раз спрашивал ее сам – это мой сын? Давай дадим ему все, чего не было у нас с тобой: нормальный дом, нормальное детство, нормальную семью. Давай поженимся. Но она твердила мне – он не твой сын, оставь нас в покое. Так продолжалось какое-то время. А затем я встретил свою будущую жену Ксению. И прошлое стало неважным. – Почему Данила покончил с собой? – Я вам уже говорил о своих догадках… – Догадках? О парне, которого ты жаждал видеть своим сыном? – Гектор круто обернулся. – Даже половины правды ты не сказал. Я повторяю свой вопрос – почему? – Наверное, потому, что он не мог так больше жить, – глухо ответил Четвергов. – Как – так? Регина совратила его несовершеннолетним, он являлся для нее и сыном, и любовником долгие годы. Почти десять лет они спали в одной постели. С грохотом отодвинув стул, Стас Четвергов поднялся. Вся кровь бросилась ему в лицо. Он побагровел. – Сукин ты сын, да как твой язык повернулся такое сказать мне… о нем?! О ней?! – заорал он. – Даже домработница Регины об этом знала, – ответил Гектор. – А ты… ее бывший – нет? – Это все ложь… что выдумали… такую грязь! – Стаса Четвергова трясло, он выходил из себя. Катя наблюдала за ним – он в шоке, и это не маска, не игра. Однако ощущение такое, что они своими вопросами лишь укрепили его в каком-то сильном подозрении, может, даже убеждении, которое он сам гнал от себя прочь. – Парень бросил любовницу-мать ради невесты, – констатировал Гектор. – Годы он служил игрушкой страстей и причуд собственной развратной мамаши, а потом встретил обычную женщину, с которой захотел построить… – Да он наркоманку встретил законченную! – крикнул Стас Четвергов. – Мне Рига, рыдая, жаловалась. И Даня сам мне признался, когда я с ним решил поговорить об этом. Невеста! Она наркоманка. Она его старше на десять лет. Она его охмурила, кокаином пичкала, подчинила наркозависимостью. – Она себе пилой изувечила руку. Отпилила пальцы на глазах жениха и полицейского. – Под кокаином еще и не такое творят. – Мы узнали, что перед этим ей звонила Регина. Но сама Ирина Лифарь этого не помнит. – Тогда откуда вы узнали, что Рига ей звонила? – бросил зло Четвергов. – Узнали, и сведения верные. А вы что скажете? – Что я могу сказать о поступках наркоманки?