Пытались братья удержать игумена – какое там!.. Ушел Иван, как уходил прежде из родного села Скрино, из монастыря Димитровского, из дупла, из пещеры и прочих своих жилищ; помолился и ушел. Только ненадолго остановился на пригорке и оглядел лежавшую внизу обитель: несколько хижин и строившуюся церковь. Да, доброе место, славное… Перекрестил его и направился в гору, выше и выше. Сега съм у дома, в сърцето съм на Рила. Световните злини, тревоги са далеч — за тях е тя стена до небеса турила — усещам се добър, почти невинен веч. Духът ми се цери след жизнената битва, вкушавам сладък мир във песни и молитва. Так писал в 1891 году великий болгарский поэт Иван Вазов, бывавший в Рильской обители. Сейчас я дома, в самом сердце Рилы. Мирские горести, тревоги далеко — от них меня стена твоя сокрыла — почти невинен я, мне сладко и легко. И дух, израненный в житейских битвах, врачуется здесь в песнях и молитвах. Место и правда было добрым. Монастырь несколько раз разрушался и восставал из развалин и пепла, делаясь еще краше. В четырнадцатом веке его почти заново отстроил местный воевода Хрельо Стефан и сам принял в нем монашество; башня, выстроенная им, стоит и сегодня. Монастырь владел обширными лесами в Рильских горах и угодьями в соседних городах и селах: полями, виноградниками, лугами, водяными мельницами и рыбными ловлями. С началом османского владычества жизнь в Риле какое-то время шла по-прежнему. Монастырь находился вдалеке от движения войск и расселения «агарян», как монахи звали турок. Османские султаны подтвердили своими фирманами привилегии, прежде жалованные монастырю болгарскими царями. Но со временем и Рила стала подвергаться от Османов притеснениям, обидам и грабежам; к середине пятнадцатого века обитель была разрушена, все монахи побиты или разогнаны. «Все было сожжено, – писал очевидец. – Лишь одна Хрелева башня торчала». И снова монастырь поднялся из небытия. Три брата, Иоасаф, Давид и Феофан, возродили его; втроем в нем и игуменствовали. От султана Мурада Третьего был получен новый фирман. «Приказываю своим властям, чтобы монахи названного монастыря были признаны хозяевами тех вакуфных угодий, которыми до сих пор владели. Не впадайте же в искушение и не совершайте деяний, противных моей султанской воле и высоким моим предписаниям!» Пошла в Рилу помощь из Руси. В декабре 1558 года рильские монахи добрались до Москвы, где правил «дед Иван», царь Иван Васильевич. Рильчанам была выдана грамота на проезд в Троице-Сергиев и другие монастыри, числом восемнадцать; там собрали они для Рилы богатую милостыню. Обращались они за подмогой в Москву и позже. В 1627 году писали царю Михаилу Феодоровичу про свою «нищету велию» и «насилия от рода агарянского»; так что даже священные сосуды, кресты и облачения пришлось заложить. И снова шла помощь. В конце восемнадцатого века период «велией нищеты» проходит. Рильский монастырь становится средоточием болгарского возрождения и освобождения от иноземного ига. Как писал в своей знаменитой «Истории славяноболгарской» святой Паисий Хилендарский: «Из всей болгарской славы, когда раньше в Болгарии были такие большие монастыри и церкви, в наше время Бог по молитвам святого отца Иоанна оставил целым только Рильский монастырь. Это приносит огромную пользу всем болгарам, поэтому все болгары обязаны хранить его и жертвовать святому Рильскому монастырю, чтобы не погасить великое болгарское благо и славу, которые они получают от Рильского монастыря по молитвам нашего святого отца Иоанна, славного болгарского святого». И болгары охотно жертвовали. В монастырь стекались лучшие богомазы, зодчие и резчики… В 1833 году случилось новое несчастье. Взметнулось над обителью пламя, почти все строения были «опожарены». И снова Рила отстраивается, с еще большим благолепием: церкви покрываются удивительными росписями, не похожими ни на какие другие. На стенах пишутся лики не только болгарских святых, но и сербских, и русских. А вот что вспоминал участник Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Эдуард Владимирович Экк. «После двухдневного передвижения по хребту… я спросил переводчика Сукачева, где можно поблизости стать на ночлег. Он указал на стоявший вблизи самый древний и чтимый болгарский Рыльский монастырь… Монахи с игуменом во главе встретили нас колокольным звоном. Благословив, игумен провел нас в церковь, отслужил краткий молебен и затем отвел в предоставленное нам помещение. Встретили нас не только почетно, но и братски тепло, кормили, поили и всячески старались показать нам свое сердечное расположение. Многие монахи и послушники свободно говорили по-русски и щеголяли друг перед другом знанием русской истории… Два дня, проведенные в монастыре, не только принесли нам необходимый отдых, но и оставили навсегда самое светлое воспоминание». Наступила в жизни обители долгая полоса мира. Прервалась она в 1961 году. В СССР шли новые гонения на церковь; была закрыта Киево-Печерская лавра и еще одиннадцать монастырей; болгарским коммунистам надлежало единодушно поддержать политику «старшего брата». И 11 октября 1961 года монастырь был закрыт и обращен в музей, монахи насильно переселены в другие монастыри. В 1968 году некоторым было разрешено вернуться, но служить в монастыре, когда он бывал открыт для посетителей, строго запрещалось. Лишь в 1991 году Рильская обитель была полностью возвращена Болгарской церкви. …В Риле я оказался в августе 2018 года; сюда привезли нас организаторы конференции, посвященной русско-болгарскому историку и мыслителю Петру Бицилли. Помню пронзительное чувство радости и покоя, охватившее буквально на входе в монастырь: близкое испытывал лишь в Троице-Сергиевой лавре. «Господи, что же мы такое хорошее сделали, что здесь оказались?..» – тихо сказал кто-то рядом. Мы медленно ходили, не зная, то ли любоваться росписями, то ли наслаждаться видом монастыря и окружавших его гор, обросших густым лесом… То ли просто постоять, помолиться преподобному Иоанну Рильскому, славному болгарскому святому. Я дома. Голос мой вступает в Рильский хор. Я не родился здесь – но здесь почить желаю, под вечный шум лесной – его словам внимая, и под Елениной горы спокойный взор; окончив путь земной, найти могилу в великих и святых объятьях Рилы[6]. …Он уходил – все выше и выше. Наконец приглядел себе подходящую пещеру и вселился в нее. Ни люди, ни бесы – никто больше его не беспокоил. Так он прожил пять лет. А потом услышал шаги возле пещеры. Он не стал выходить и высматривать: давно ждал этого гостя – и продолжал молитву. Когда шаги затихли за его спиной, Иван обернулся. Перед ним стоял Лука – такой, каким он его последний раз видел. Только голову отрока окружал золотистый свет, вроде венца. Или это солнце, заглянув в пещеру, освещало так его вихры? «Теперь ты меня не прогонишь?» Иван не ответил, но показал место рядом с собой; так они всегда прежде молились. На следующее утро Иван не проснулся. Солнце залило пещеру свежим светом; снаружи покачивал деревья ветер, перекликались синицы. Прошел день. Проник краешек закатного луча. Иван лежал неподвижно. На сороковой день сюда пришли монахи: кто-то увидел сон, в котором была указана тропа к пещере. Иван лежал, точно спал, так что кто-то из монахов даже поднес поначалу палец к губам: тише… Догадавшись, что это за сон, братья опустились на колени. «Вот и снова он ушел от нас», – сказал кто-то. «Нет, – возразил другой, – это он к нам вернулся…» Он почти перешел по одежке своей через реку. Но там, где жалобно мычала корова с теленком, теперь стояли какие-то люди. Откуда они появились? Один, два… пять… Их становилось все больше, и все они тянули руки, бежали к Ване, умоляя перенести их на другой берег, через эту бурную и такую страшную воду. Что же делать?.. Помолившись, Ваня поднял одного, подбежавшего первым – он оказался не слишком тяжел, не тяжелее теленка, – и понес через реку. Потом второго. Потом третьего… А вот и сам Господин глядит на него сверху; только не тот, не хозяин коровьего стада, а другой, подлинный его Господин, для Которого он и отыскал этих людей, и переносит через потоки. И радуется Ваня, и кричит, как тогда: – Господине! Я нашел их! Я нашел!.. Николай Весной 1087 года несколько кораблей отплыли из италийского города Бари. Судна были купеческими, трюмы затоварены зерном, курс взят на греческую Антиохию. В маршруте не было ничего удивительного: торговые связи Бари с Антиохией были давними, отлаженными. Бари был греческим городом, лишь незадолго до того завоеванным норманнами. На кораблях, правда, заметны были не только купцы, но и священники, и монахи. Но и это вряд ли могло вызвать подозрение. Через Антиохию шел поток паломников в Святую Землю; богомольцы добирались на торговых суднах. Продав зерно, корабли отплыли из Антиохии. Путь их, однако, лежал не обратно в Бари, а в город Миры Ликийские. Трюмы с зерном, торговый вид кораблей – все это было для отвода глаз. Не за византийскими динарами, полученными за зерно, плыли баряне, а за более драгоценной «валютой». Мощи святителя Николая Чудотворца, хранившиеся в Сионском храме Мир.