Я сел за руль и медленно двинулся по дороге. Зима в этом году выдалась слякотная, снег не лежит сугробами. Мой внедорожник проехал метров триста, и стало видно крепкое кирпичное здание, из трубы которого поднимался к небу дым. Калитка оказалась не заперта, дверь в особнячок тоже не закрыли. Я вошел в тамбур и крикнул: – Хозяева! – Чего вопишь? – спросил хриплый голос. В прихожей появился пожилой мужчина в душегрейке из овчины и обрезанных до щиколотки валенках. – Вы кто? – спросил он. Я вынул удостоверение. – Ого! – воскликнул пенсионер. – Я только в сериалах частных детективов видел. Если из Москвы прикатили, значит, очень уж я вам нужен. Чего случилось? Хотите кого-то у нас упокоить? Если умерший в родстве с кем-то из Лычкова, то нет проблем. Только нужен документ, который подтвердит родную кровь. Если его нет, то Нинка, внучка моя, поможет, она в архиве работает. Дашь ей денежку на женскую радость типа когти обточить и лаком намазюкать – все выполнит. – А если покойница никакого отношения к похороненным на кладбище не имеет, тогда как? – осведомился я. – Чего в сенях кукуем – проходи в дом, только ботинки скинь, – велел Георгий Васильевич, – скучно мне полы мыть. Мы переместились в просторную комнату, которая служила одновременно столовой и кухней, и сели за стол. – Выкладывай что хочешь, – приказал дедушка, – не ходи вокруг да около, как кот вокруг горячей каши. Можно похоронить и чужака, но заплатить тебе придется. Сейчас! Дед встал, выдвинул ящик буфета, вытащил оттуда амбарную книгу, послюнявил палец и начал переворачивать страницы, бормоча: – Авдотья в мае, в декабре Соня… Система такая: Нинка дает справку из архива, что покойник – родня кого-то из наших. У меня двенадцать бабок, три мужика, ну и сам я. Пенсия маленькая, на огород, корову сил уже нет. Нинка нас по очереди родственниками умерших выставляет. Сейчас вот Татьяна Ивановна первая стоит. Назови возраст, пол, тогда и сообщу, кем твой жмурик Танюхе приходится – братом троюродным или племянницей. Стоит все удовольствие тридцать тысяч. Получишь место и отпоет наш батюшка усопшего. Если никого, кроме тебя, у помершего нет, то можно позвать бабулечек, они и поплачут на отпевании, и споют душевно, и на кладбище постоят, и поминки тебе организуют. Все в сумму включено, кроме продуктов и выпивки. За это отдельная плата. И, если каждой бабуле на нос по тысяче дашь, они целый год за твоего закопанного молиться станут. А как ты про нас узнал? В церковном аккаунте прочитал? Или на сайте кладбища? Василий, пономарь, в интернете про храм наш рассказывает, пишет, что можно отпеть недорого. Фото кладбища выставляет, типа полюбоваться на красоту. Открыто звать покойных не можем. Вася вот таким зюком действует. Приезжает народ из ближних сел. Сейчас погребение родных без штанов оставляет. А у нас все услуги и почти даром. Я такую домовину сооружу! Художественную! Во, глянь! Георгий опять двинулся к буфету, вытащил альбом и положил передо мной. – Не подумай, что тайком снимки нащелкал. С разрешения родни делал. Полюбопытствуй. Все гробы – моя работа. За простой мало беру. Но по желанию могу роскошный сколотить. Вот здесь. Хозяин перевернул страницу, я вздрогнул. Фотоаппарат запечатлел пожилую женщину с безмятежным лицом. Если бы не молитва на лбу, ее можно было бы принять за спящую. Но меня поразило не то, с каким видом лежала усопшая. На ее голове поверх платка находился венок из одуванчиков. – Чего смутился? – поинтересовался Георгий. – Странное украшение у покойной, – ответил я. – Такой наш обычай, – объяснил дедушка, – венок железный, цветы тоже, раскрашивают их. – Это вы делаете? – восхитился я. – Интересная работа. В Лычкове всех хоронят в таких венках? – Сейчас объясню, – обрадовался старик. – Традиция началась очень давно. Аж при татаро-монгольском иге. Правила тогда на Руси царевна Меланья. Я начал улыбаться, но вовремя спохватился и вернул на лицо серьезное выражение. – Когда татары захватили Лычков, императрица лично всех красивых девушек поубивала, – излагал фантастическую историю дедуля. – Много тогда в нашем городе было богатых дворян и купцов. Царица татарам врала, что обеспеченные люди их врагами считают. По ее навету таких семьями убивали, Меланья таким образом избавлялась от своих недругов, а их драгоценности себе забирала. А потом граф Голицын понял, что императрица скоро и до его семьи доберется, он сделал куклу и надел ей на голову железный венок с цветами. Их изготовили из драгоценных камней, очень дорогих. И похоронили манекен. Весь Лычков был уверен, что скончалась дочь князя от проказы. Могилу мародеры разрыть побоялись – зараза прилипчивая! Голицын со всей семьей на следующую ночь в Москву подался, не успела царица его убить, спрятался где-то князинька. И дочку сберег. Георгий поднял указательный палец. – Во все времена воры любили погосты грабить. Почему? Родня старается покойного красиво похоронить, женщине платочек парадный повязать, платье надеть новое. Мужики в костюмах. Кое-кто при часах, перстнях, серьгах. На шеях цепочки золотые. Вскроют могилу, оберут усопшего и уйдут, не зароют. Ироды! Вот поэтому в нашем районе традиция хоронить всех в железных венках. Из-за воров. Увидят они на голове плетенку, подумают: «О! Проказа у мертвого, раз с таким украшением». И убегут куда подальше. Венок покойника от грабежа спасает. Глава двадцать седьмая Оцените мое самообладание. Я с самым серьезным видом выслушал «историческую легенду», не расхохотался, не сказал, что на Руси не было царицы-императрицы Меланьи. Не напомнил, что татаро-монгольское иго установилось примерно с тысяча двести сорок второго года и продлилось до эпохи правления Ивана Третьего[12]. А городок Лычков, если верить энциклопедии, возник в начале девятнадцатого века, когда один из дворян решил построить в глухом месте усадьбу, чтобы отселить туда жену-изменщицу, которая рожала детей не от законного супруга, а от кого попало. Сведения эти я нашел на сайте местного краеведческого музея. Дедушка сейчас изложил местную сказку. Надо, кстати, зайти в упомянутое хранилище, меня почему-то заинтересовал странный погребальный аксессуар. – Ну как, договоримся? – прищурился Георгий. – Твой покойный уже умер? Или еще нет, ты заранее беспокоишься? – Приехал разведать обстановку, – солгал я. – Подсказал мне дорогу Миронов. Вы с ним знакомы? Дедушка приподнял бровь. – Фамилия известная, но у нас тут их сейчас не осталось. Раньше семья жила. Недавно, правда, приезжал Павел, упокоил здесь супругу Екатерину Семеновну. Отца его, Иуду, я хорошо знал. Имя ему правильное дали. Иуда – он и есть Иуда! Противный мужик. Когда я Павла Миронова впервые увидел, аж ахнул, так он на Иуду похож! У того тоже нос крючковатый и взгляд бешеный. Видно, брезгливый он! – Почему вы так подумали? – удивился я. – Кое-кто норовит закопать тело, как кошку дворовую, – поморщился дедушка, – хорошо, я вмешиваюсь, а то собираются без отпевания гроб в яму швырять. Разве можно так? Я предлагаю в церковь домовину отправить. Некоторые наотрез отказываются, заявляют: «Неверующие мы. Никто нам не доказал, что Бог есть». Ладно, да только от твоего неверия Господь не исчезнет. Никто не доказал, что Создатель существует? Это так. Но кто-нибудь тебе доказал, что его нет? Вдруг через пару секунд после того, как ты дух испустишь, душа поймет, как ей следовало жить на этом свете? Да будет поздно. – «Персть во гробе не поет, прегрешений не избавляет»[13], – тихо произнес я. – Сынок, – обрадовался Георгий, – дай-ка я обниму тебя. Псалтирь знаешь. Умница, радость моя. С этими словами дедушка резво вскочил, и я оказался в его объятиях. Говорить старику о том, что читал Псалтирь царя Давида исключительно как литературное произведение, я не стал, зато задал вопрос: – Повторите, зачем венок из одуванчиков? Собеседник крякнул. – Они не настоящие, а железные. Понимаешь, традиция пошла от барона Голицына. Мне стоило большого труда не захихикать, как проказливая школьница. Граф, князь, теперь барон! Георгию Васильевичу надо разобраться с титулом. – Уже говорил тебе, – плел историю дедушка, – князь заказал куклу, она прямо как живая получилась. Венок на голове у нее был золотой, камни настоящие! Похороны устроил пышные, с оркестром, столы накрыли. Весь Лычков напился, народ наутро встать не мог – так накануне нажрался. Через сутки приехал из столицы помощник царицы. Велел вскрыть свежую могилу, увидел венок и забрал его. Понимаешь теперь, зачем красоту смастерили? – Нет, – признался я. – Не назовешь тебя сообразительным, – заметил Георгий. – Ясно же! Голицын понимал: императрица захочет проверить, умерла ли дочь барона. Фотографий тогда не делали, интернета не было. Как узнать, кто в гробу? Раскинь мозгами, Иван Павлович! Хоронят на третий день, пара суток под землей изменит внешность покойного. Кого угодно вместо дочки графа подсунуть могут! А императрица хотела уничтожить любимого ребенка Голицына. Почти час я слушал россказни деда. Повествование ширилось, обрастало деталями, большая часть эпизодов вступала в конфликт друг с другом. Кое-как мне удалось сложить все части пазла, но в результате получилась кривая картинка, где у лошади ноги собаки, а голова змеи. Готов поделиться с вами сей сказкой. Вот только не стоит искать в ней и намека на логику. И не надо придираться к датам. Если вы хорошо знаете историю, то не советую возмущаться. Поймите, перед вами классический образчик фантастического повествования народной сказочной былины с украшениями из псевдоисторических новелл, приправленных страшилками. На Руси татаро-монгольское иго. Тысяча восемьсот двенадцатый год. Хан Батый взял Москву и ждет мэра города князя-графа-барона Голицына с ключами. Понимаю, многим сейчас хочется спросить: «Минуточку, а где Наполеон? Каким образом Батый, который, по неточным данным, скончался в тысяча двести пятьдесят пятом году, оказался в Москве спустя шесть столетий после своего ухода на тот свет?» Но я же предупреждал! Не надо задавать вопросов. Просто слушайте рассказ и восхищайтесь. Голицын не принес ключи. Царица Меланья разозлилась. Стоп, стоп, а откуда взялась самодержица? Ну вот! Опять ненужный интерес. Она тоже ждала князя-барона! Императрица решила отомстить аристократу, велела привезти его любимую дочь к ней во дворец и убить. Очень кровожадная дама! И опять лезет в голову вопрос: а почему Меланья решила наказать Голицына за то, что он не принес ключи от города Батыю? Она же самодержица Российская? Но вернемся к повествованию. Аристократ велел сделать куклу, а чтобы государыня не сомневалась, что в могиле точно наследница древнего рода, на голову манекену возложили диадему в виде венка с полевыми цветами. Лепестки, листья, стебли – все выполнили из драгоценных камней. Мало этого! Украшение заразили проказой. Посыльный, который вскрыл могилу, узрел роскошное изделие и понял, что видит останки дочери Голицына. Венок он отдал царице, та сразу им украсилась. Ну, и все умерли: курьер, Меланья, придворные, которые осматривали венок. Вот с тех пор всех женщин Лычкова и хоронят в венках! Только они из металла, железные одуванчики покрашены желтой краской. Давайте не удивляться, отчего выбрали сорняк, а не розу, тюльпан, незабудку? Какое отношение женщины городка Лычкова имеют к дочери Голицына и царице Меланье? Ответов на эти и другие вопросы нет! Дедушка тем временем продолжал: – Ты меня не сбивай. К чему я говорил, что некоторые покойного отпевать не хотят? А к тому, что Павел, хоть и сын Иуды, о котором даже вспоминать гадко, оказался нашим братом по вере, воцерковленным. Он приехал ко мне весь в слезах, сказал: «Жена моя умерла! Георгий Васильевич, мы люди не чужие, помогите упокоить Катю». Привез гроб в храм, дал заранее денег, чтобы все цветами украсили. Батюшке столько заплатил, что аж говорить неудобно. Певчим карманы полные насыпал! Холм могильный венками обложил. А уж поминки закатил! Угостил всех по полной программе. А потом! Ой беда-беда! Глава двадцать восьмая – Какая беда? – встрепенулся я. – Хоронили Екатерину в пятницу утром, а раз в месяц я езжу к внучке в гости, в Москву, – пояснил Георгий, – как раз в пятницу отправлюсь вечерком, у Нинки переночую, субботу проведу, после ужина часам к семи домой вернусь. Вернулся, пошел посмотреть, что да как на погосте. Матерь Божья! Могила Мироновой разрыта! Я давай звонить по телефону, который Павел дал. Доложил ему: так, мол, и так, приезжай. А он ответил: «Заболел я сильно, в кровать свалился. Из-за кончины Кати плохо стало, ни встать, ни сесть не могу. Георгий Васильевич, можно тебе на телефон деньги сбросить? Приведи захоронение в божеский вид. Посмотри, что там да как. Если подонки над телом поглумились, не дай бог, раздели, купи все, что надо – век тебе благодарен буду. До земли поклоны буду бить». У меня в мобильном подключена услуга – уведомление, когда деньги прилетают. Получил от Павла большую сумму. Гроб грабители не вытаскивали, крышку сбросили и сняли венок! Ироды! Шакалы! Обобрали мертвую. Все, значит, я выполнил, звоню Павлу, звоню, а он не отвечает. Я расстроился – может, ему так плохо стало, что совсем худо? Кому тогда отчитаться о проделанной работе? И деньги у меня остались, хорошая сумма на руках. Надо ее Миронову вернуть. Что делать-то? Написал ему сообщение и спать лег. Утром встал рано, в телефон не полез. Сначала надо по хозяйству все сделать. Собак покормить, котов. Снег убрать во дворе. Потом дорожки на погосте почистить. Я ответственный за кладбище, придет кто на родную могилку – а вокруг сугробы, не добраться до своих. Нехорошо это. До обеда лопатой махал, притомился, решил супчику поесть, Анастасия Петровна, помоги ей во всем Господь, курицу мне принесла. Сварил себе лапшу. И – опля! – Павел в избу входит. Вот уж я обрадовался. Жив он, слава богу! Расцеловал его от радости, деньги отдаю, Миронов в ответ: «Нет, твои они, за работу, за то, что все для Кати сделал». Ну и ну! Да я на такую сумму ремонт сделать могу! Не стоят мои хлопоты огромного вознаграждения. Павел меня обнял: «Все, больше эту тему не поднимаем. Собери-ка бабушек лычковских. Я привез вам всем угощение». Стол накрыл! Как на Пасху! Осетрина, семга, икра черная, пирожные! Вино сладкое женщинам, мне коньяк! И попросил: «У Кати много родни, даже я всех не знаю. Могут приехать на кладбище ее двоюродные, троюродные – любили мою жену все. Вы уж им расскажите, что похоронили ее красиво, какой венок я ей на голову положил, да не из одуванчиков! Из настоящих камней! Я тихо кашлянул. – Чего ты не понял? – тут же отреагировал дед. – На Екатерину Семеновну надели венок не из железных одуванчиков? – уточнил я. – Ты меня каким местом слушаешь? – вздохнул старик. – Вот молодежь пошла! Русским языком говорю: украсили венком! Павел его из дома привез! Редкой красоты вещь! Золотой! Аж горел в храме, бабульки рты поразевали. Ну, словно дочки князя украшение! Немереных денег стоило! Варвара Сергеевна, регент хора церковного, прямо спросила: «Павел Иудович, вам не жалко эдакую ценность да в могилу?» Он ее поправил: «Александрович я. – И ответил: – Вещь принадлежала Кате, она очень диадему любила. Украшение баснословно дорогое. Жена в последнее время часто мне говорила: «Если скончаюсь раньше тебя, похорони меня в красном платье и в моем любимом венце». Я просто выполнил волю покойной». – Воры украли диадему? – на всякий случай уточнил я. – Ироды! Креста на них нет! – разбушевался Георгий Васильевич. – Мародеры! Когда старушки наши по домам расползлись, я Павлу посоветовал: «Сходи в полицию, заяви, что могилу разорили». Он рукой махнул: «А толку? Диадему не вернут». Я начал настаивать: «Вдруг узнают, кто спер ценность?» Павел голову опустил: «И чего? Жена моя оживет, когда имя-фамилию подонка вычислят? Да и так я примерно в курсе, кто затею организовал. Свои, родные! Не чужие-пришлые!» Я аж вспотел. «На сына думаешь?» Миронов так скривился, словно уксусу глотнул. «Нет. Он мать уважал, любил. Марфа, невестка, тоже не воровка. Вот сестра ее, Евдокия, та еще штучка с ручкой! Она своих родителей ненавидит. Ничего плохого они ей не сделали, только добро девка от отца с матерью видела. А дочурка на самых близких ополчилась после того, как с колдуном жить стала». Георгий Васильевич перекрестился. – Вона как! Мужик-то – ведьмак! Ну и грех на Евдокию лег, такой только молитвой сердечной да делами благими искупить можно. Павел очень за родителей невестки переживал и боялся, что сожитель ее сестры порчу на Марфу наведет. Сейчас могила Екатерины у меня на особом присмотре. Утром-вечером всегда туда хожу проверяю. М-да! Старик замолчал, а я понял, о чем он думает, и заговорил: