«Лучшим подарком для меня будет встреча с матерью», – я не для Воскресенской это пишу, понятно. Для тех, кто нас читает и слушает. Хотите моей лояльности – вы знаете, что делать. Пусть даже они считают, что я не в том положении, чтобы диктовать какие-то свои условия. «Боюсь, пока это невозможно». О чём ещё говорить? Не о чем. Я возвращаюсь домой, закидываюсь таблетками и заваливаюсь на диван. Работа не волк – в лес не убежит. Руку оттягивает телефон. От нечего делать я открываю телефонную книжку, в которой почти нет каких-то личных контактов. В основном лишь те, что были вбиты в память в момент передачи. Но пару дней назад мои контакты пополнились одним из самых важных для меня номеров. Нико… Веду ногтем по плюсу, рядом стоящим цифрам «три» и «девять» – номер итальянского мобильного оператора. Неожиданно палец соскальзывает, и до того, как я отбиваю вызов, в трубке звучит незнакомое-знакомое: – Si. Воздух из моего горла вырывается со свистом. – Сhi vuoi? – А следом тут же на руссом: – Папа? – Привет, Нико, – мужественно из себя выдавливаю. – Я… Кхм… Ты можешь говорить? Я тебя не отвлекаю? – Нет. Ответы односложные. Паузы мучительные. Шесть лет – по любым меркам немало, по меркам ребёнка же это вечность, целая жизнь без самого важного для каждого мальчика человека. Отца… Что сказать? Что спросить? Почему так душит? – Нет, не можешь говорить? Или нет, не отвлекаю? – Второе, – и куда-то, будто не в трубку: – Я уже неделю жду, что ты позвонишь. Может, послышалось? Или… – Кхм… У меня твоего номера не было. Пока нашёл. Да и… – Что? – Я не очень понимал, хочешь ли ты этого. – Хм… – теперь пришла очередь Нико блеять что-то невнятное. – Расскажи мне что-нибудь. – Что рассказать? – Что-то о себе. Всё равно – что, мне всё интересно. – Чёт слабо верится. Глотаю готовый сорваться с губ окрик – «ты как разговариваешь с отцом?» Потому как он имеет право. И на обиду, и даже на то, чтобы меня послать. – Я тебя понимаю, Нико. И ты, надеюсь, меня поймёшь, когда… – Если ты скажешь «когда стану взрослым», я отключусь! Клянусь. – Окей, не буду говорить, – улыбаюсь. Теперь, когда малой орёт, его голос срывается. Скоро он начнёт ломаться и утратит свою детскость вовсе. Может, у меня есть год-два, чтобы еще насладиться его детством. Если мой план сработает… Мы болтаем – я на такое и не надеялся – где-то с полчаса. Потом слышу в отдалении женский голос. Вика зовёт Нико ужинать. За его ответом матери следует какая-то возня. А потом: – Ты мог бы для начала позвонить мне! – Номер сына найти было легче, – невесело улыбаюсь. – Ты понимаешь, о чём я! Его нужно было подготовить к этому разговору! Ты о нём подумал? Он же ребёнок! – Только о нём я и думал, Вика. – Ага! И поэтому не звонил! – Да! – рявкаю в ответ. – Именно поэтому. Ничего нового. Мы говорим меньше минуты, но поругаться успеваем. – Пф-ф-ф. – Прости. Я… – голова всё сильней болит, обезболивающее не помогает. На заднем плане Нико бурчит что вроде: «Перестань. Он вообще не тебе звонил, отдай мой телефон!» – Ты права. Надо было предупредить тебя. – Вот уж не сомневайся. – Ну… Ты теперь знаешь. Я буду звонить. Надеюсь, ты не против. – А если всё же да? – Это ничего не изменит. Только нервы себе вымотаешь. – Ты всё такой же, Серго. – Нет, я гораздо хуже. Не надо тебе становиться между мной и сыном. Нам и так несладко. – Горозия, ты мне угрожаешь? – Ни в коем случае. Я прошу тебя быть благоразумной. Передай, пожалуйста, трубку Нико. Я хочу попрощаться. Прощание выходит скомканным. Я обещаю перезвонить. Нико обещает «сконнектиться со мной в телеге», что бы это ни значило. На следующий день приезжаю в контору невыспавшийся и подавленный. Перед этим долго стою у зеркала, как будто впервые себя в нем вижу. Сорок четыре… Постарел, но ещё вполне ничего. Лысеть не начал, не обрюзг. Жизни прошлой нет. Новой… пока тоже. Я в этих сорока четырёх застыл, будто в липком безвременье. Хочется двинуться дальше, но рано. Рано форсировать события, хотя промедление так мучительно… – С днём рождения! Это не тот случай, когда на тебя накидываются со всех сторон и во всю глотку орут забугорское «Хеппи бёздей». Никакой пошлятины такого рода. В приёмной только топ-менеджеры. Всё чопорно и по статусу прилизано. Даже торт кажется ненастоящим, как будто картонным. Красивый, но попробовать почему-то не тянет. – Спасибо. Берём по бокалу, чокаемся. Все делают вид, что пьют. Ничего не чувствую. Ни радости, ни особенного разочарования. Не пойму только, почему мать не звонит. Она одна не забывала о моём празднике. Набрать самому? Нет, подожду. А то как-то некрасиво. Отвечаю на дежурные заезженные поздравления коллег. – С днём рождения. – Воскресенская, в отличие от других, никакой особенной неловкости не чувствует. И шампанское пьёт. – Скажи, когда я выполню обязательную программу. Дел по горло, но народ обижать не хочу. – Да уже, собственно, всё. Они своё дело сделали. И правда: пока мы шепчемся, подчинённые начинают тихонечко расходиться. Я чокаюсь напоследок с Евгенией Александровной. На ней сегодня платье красивого насыщенного оттенка морской волны. И кончики ресниц подкрашены зелёным. Это придаёт ещё большей глубины её взгляду. Хотя, кажется, это невозможно. Пытаюсь работать. Мне дали несколько дней на раскачку, но теперь график под завязку забит встречами. И каждая требует определённого уровня подготовки. Никто не должен усомниться, что я занимаю своё место по праву. Проходит еще какое-то время, когда моё внимание привлекает стук в дверь. – Сергей Зурабович, пройдите срочно в конференцзал. Странно, что меня приглашает туда Воскресенская. Иду за ней. – Еще один сюрприз? – бросаю в узкую Женькину спину. – Вроде того, да. На удивление в зале пусто. – Присаживайтесь, – машет рукой Евгения Александровна, а сама склоняется над своим стоящим на столе ноутом, что-то там делает, после чего включается огромный монитор – тот самый, благодаря которому мы принимали участие в последнем совещании, и на экране появляется… моя мама. Глава 11 Серго А я её шесть лет не видел… – Мама. – Серго.