Часть 20 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 17
Евгения
Нет. Это абсолютно неправильно. Не на ту напал. Я упрямо трясу головой. Сначала я хочу извинений. По крайней мере, за всё, что Горозия только что сказал и сделал, если уж на другое его не хватит. Это я заслужила.
– Нет, – сиплю я, но мой голос звучит до того неуверенно, что складывается ощущение, будто даже он мне не принадлежит.
– Прекращай. Хватит ломаться. – Горозия скалится. Я с точностью до секунды могу назвать момент, когда захлёстывающая его ярость трансформируется в похоть, что сейчас плещется на дне его глаз. Однако я не питаю иллюзий на этот счёт. Всё вернётся, как только переменится ветер…
– Ты т-так хочешь, чтобы я тебя поколотила?
Горозия молчит и делает маленький шаг навстречу, сокращая разделяющее нас расстояние. Страшно ли мне? Ещё как! Я никогда не видела в его глазах… такого. Не настойчивости, нет. Не подчиняющей себе силы. Скорее, напротив – готовности сдаться. Которая просто напрочь выбивает почву у меня из-под ног. Я не верю ему, не верю! Я просто в ужасе. Я, как загнанный зверь, который от бессилия может лишь кусаться и скалить зубы, с отчаянием принимаюсь колотить того, на кого по-хорошему боюсь даже дунуть.
– Вот так?! Нравится? Ты этого хотел, да? – от усилий к щекам приливает жар, волосы липнут ко лбу. Я наверняка сейчас похожа на взбесившуюся ведьму. Похрен!
– Угу. Легче? – смеётся он. И смотрит… Так смотрит, что мои ни чем не сдерживаемые руки повисают вдоль тела двумя лишёнными жизни плетями.
– Нет, – с трудом шевелю запёкшимися губами. – Совсем… Я, наверное, лучше пойду.
– Да кто ж тебя отпустит?
Я хочу отвернуться, уйти… Хочу! Но на привязи его взгляда не могу даже пошевелиться. Поводок слишком короток. Ожидание слишком длинное. А моя любовь… моя любовь и не такое сносила, так что… Я всем телом подаюсь к нему, обхватываю ладонями колючие щёки, и тут же мои губы накрывает горячий ищущий рот. Чуть горьковатый от мятной жвачки язык проникает внутрь, уверенно, как будто делал это тысячи раз. Прикусывает, лижет, вы-пи-ва-ет меня. Я совершенно потрясена. Серго налегает бёдрами, подталкивает меня куда-то дальше, вглубь апартаментов, сопровождая процесс короткими нетерпеливыми звуками, вырывающимися из горла. Это заводит… Я не готова только лишь подчиняться. Расстегиваю рубашку, развожу полы, хаотично целую куда придется. Он до безобразия хорош… Я ведь так толком его никогда и не видела голым, да я и сейчас не вижу, опасаясь, что он растворится подобно миражу, если я вдруг открою глаза, но… я чувствую. Его твёрдость, его несокрушимую силу, саму его жизнь, что течёт в отчётливо проступающих под кожей венах. Скольжу руками дальше, а его спина мокрая от пота.
– Серго… Серго… – шепчу будто в бреду, с отчаянием дёргаю пряжку. Мы валимся на кровать, он подминает меня, вдавливается напряжённым бугром между ног в то самое местечко, где от неудовлетворённости мучительно ноет.
– Женька… Ну ты куда торопишься?
– Серго! Сейчас… – дёргаю ширинку. Ничего так не хочу, как почувствовать его глубоко внутри себя. Снова… Ничего так не хочу. Даже оргазм не нужен. Достаточно чувствовать наполненность им, такую плотную, что кажется, ещё немного – и сотрутся границы тел, и мы сплавимся воедино.
Наконец пальцы обхватывают подрагивающую от напряжения плоть. Подкидываю бёдра навстречу, трусы и туфли всё ещё на мне, и когда он с силой в меня въезжает, я невольно впиваюсь шпилькой в его задницу.
– Твою мать…
– Прости-и-и… Ещё!
– Сначала разуйся. Не хочу, чтобы ты меня покалечила. – Сквозь стон удовольствия Серго смеётся. Конечно, из такого положения разуться я не могу, поэтому ему самому приходится этим заняться. Ну а дальше уже ничто не мешает. Обвиваю ногами его поясницу, подаюсь навстречу рваным сильным толчкам. В первый раз всё случается быстро. Оргазм не приносит облегчения. Это даже не удовольствие, так… необходимость на грани жизни и смерти. Серго заканчивает, накачивая меня пронизывающими, где-то даже болезненными ударами. Кончает, прихватив зубами плечо. Скатывается с меня, обессилев, но всё равно обнимает. Я слышу, как в его груди сбивается сердечный ритм, как шумно и глубоко он дышит, заставляя шевелиться мои влажные от пота волосы. И как он замирает подо мной.
– Ч-чёрт! Твою мать! Я опять забыл про резинку.
– Забей. В этот раз всё действительно под контролем.
– Где-то я это уже слышал, – Горозия перекатывается и застывает надо мной, глядя в глаза.
– Я тогда была молодой и глупой.
– А сейчас? – он как будто посмеивается, но так, не напоказ, внутри себя. Наверное, думает о нашей пятнадцатилетней разнице в возрасте. О том, что он старше, мудрее, опытнее… Ну и дальше по списку. А мне всё равно – пусть смеётся. Мне нравится чувствовать себя маленькой глупой девочкой.
– А сейчас я действительно предохраняюсь. Сюрпризы мне не нужны.
Серго сощуривается, явно злясь. Садится, свешивает ноги с кровати. Мне трудно уследить за его скачущими эмоциями. Разве он не должен быть доволен тем, что я обо всём позаботилась? Растерянно гляжу в его широкую спину. На ней чётко выделяются все-все мышцы – настолько он напряжён. Ну и накачан, чего уж…
– Что-то не так?
– А спишь-то ты с кем? Ну, кроме меня, конечно. Не хочу сюрпризов, знаешь ли. С «тоже Сергеем» понятно. Но, может, ещё кто-то есть? М-м-м? Женя?
Сказать ему, что я поставила гормональный укол сразу, как только узнала, что есть шанс его вытащить? А зачем? Чтобы Серго лишний раз убедился, какая я тряпка? Хотя… с другой стороны, разве мы встретились не для того, чтобы положить конец недоговорённостям?
– У меня никого кроме тебя нет.
Серго резко оборачивается. Под его прожигающим взглядом становится неуютно. И одновременно с тем доходит, что не те я выбрала слова. Ведь эти подразумевают, будто у меня есть он. Что, скорее всего, не так. В конце концов, ничего нового не случилось, он просто в очередной раз меня поимел. А до этого имел другую… Так было нужно. Я понимаю вроде бы. Но всё же чего-то жду.
– И не было никогда.
– О, да ладно. Ты была замужем. К тому же я не ждал, что ты станешь хранить мне верность все эти годы.
– Для того, чтобы хранить тебе верность, мне не нужны ни твои разрешения, ни – тем более – твои ожидания. – Я встаю тоже, наклоняюсь, чтобы подобрать небрежно сброшенный на пол халат. – Я в душ.
– Нет уж. Сначала поясни.
– Что пояснить, Серго?
– Зачем ты это всё делала?
– Значит, без слов не обойтись? Хочешь потешить эго?
– Нет, мать твою! До меня просто не доходит. Объясни мне, как для дебила! Разжуй!
Ну вот. Опять орёт. Что у него за манера такая? И как так получается, что даже это ему идёт? Обычно ведь если мужик кричит, это всегда выглядит как-то жалко. А Горозия и орёт красиво. Не вызывая сомнений в своём мужестве и способности закрыть любой вопрос в тишине.
– У меня нет и не было никакого другого мужчины кроме тебя, потому что никто другой мне не нужен. Сергей просто хороший друг. Нет, лучший друг на свете. Он… выручил меня. Защитил своим именем. – Медлю, прикидывая в уме, правильно ли сформулировала. – Да, так и есть… – киваю.
Горозия подвисает. Я затягиваю поясок на халате. Серго не сводит с меня глаз. А следом выдает самый неожиданный, самый сладкий комплимент из всех, что можно было только услышать:
– Он что – слепой?
– Нет. Он просто не по женщинам, – закусываю изнутри щёку, ведь удержать наползающую на лицо идиотскую улыбку нет сил. Внутри всё мелко-мелко дрожит. Неужели он и правда отметил, что я красива? Желанна? Восторг захлёстывает и валит с ног. Может, для кого-то это кажется сущим пустяком, а я не могу избавиться от чувства, что этими своими словами Горозия бросил к моим ногам весь мир. Весь чёртов мир.
Так и стоим. Я на грани истерики. Он препарируя меня своим взглядом. От него слов не жду. Понимаю, что Серго из тех мужиков, за которых говорят поступки. Для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой, мне достаточно его болезненно недоверчивого взгляда. Что, хороший мой, не ожидал? Поди, теперь страшно?
Отворачиваюсь, и только тогда позволяю себе улыбнуться. Я почти в раю, да… Как бы ни было дальше, сколько бы трудностей нам не пришлось пережить, я знаю, что всё не зря. И что всё у нас… у меня получится. Потому что теперь он смотрит на меня так, как на чужую или случайную женщину не смотрят. Можете считать меня дурой.
От счастья перед глазами кружится. Я как пьяная добредаю до ванной, включаю тропический душ и захожу под него, не боясь намочить волосы, пусть те потом придётся долго-долго сушить. Мне плевать. Касаюсь гудящим лбом прохладной плитки, опираюсь ладонями по обе стороны от головы для большего сцепления с реальностью. Струи горячей воды бьют в затылок, спину, стекают по позвоночнику, между ягодиц, ласкают… Тянет сквозняком. Я знаю, не могу не знать, что за этим последует, поэтому когда огромные руки Серго ложатся на мою грудь, а сам он становится за спиной, не пугаюсь. А напротив послушно откидываюсь затылком ему на плечо и позволяю всё, что бы он ни задумал. Теперь уж горячий водопад обрушивается на Горозию, хрустальные брызги разлетаются в стороны, оседают на стекле перегородки, чёрном металлическом профиле. Кошкой прогибаю спину, задница утыкается ему в пах, где всё бесстыжим образом готово.
– Т-ш-ш, не спеши… Дай…
Ну вылитый пёс. Всё понимает, а вот сказать не может. От нежности першит в горле. Я затихаю… и даю. Хотя на деле в этот раз именно Серго выступает в роли дарителя. Я же – просто везунчик, на которого обрушиваются все существующие блага. Ребристые от воды кончики пальцев проходятся по груди. Касаются сосков, теребят их и сжимают, высекая из меня задушенные вздохи, лёгкие стоны и всхлипы. Пробегают вниз. Замирают на выпирающих бедренных косточках. Я знаю, что худовата, что вовсе не в его вкусе, и слегка напрягаюсь, когда он уделяет особое внимание моим… кхм… углам. Но следом Серго волчком поворачивает меня к себе и становится очевидным, что все мои страхи совершенно напрасны. В его глазах – огонь. Его ласкающие руки дрожат. И этими дрожащими от нетерпения руками он начинает меня намыливать. Взбивает пену, ласково проходится руками, моет плечи, грудь, живот и – едва касаясь – самое сокровенное. Утыкаюсь лбом ему в плечо, вжимаюсь пальцами в предплечья. В глазах совершенно противоестественно вскипают слёзы. Я… господи, сколько я этого ждала? Какой ценой это меряла? Зажмуриваюсь в глупой уверенности, что так сохраню этот миг в памяти более ярко, отчётливо.
– Нет уж, лучше смотри, – задушенно смеётся Серго. Я послушно поднимаю ресницы и смотрю в его глаза, пока он моет меня внутри ну уж слишком тщательно. – Не хочу, чтобы мне попала в рот собственная сперма, когда я буду…
– Что? – сглатываю.
Серго, продолжая удерживать мой взгляд, отступает на полшага. Лениво улыбается и медленно опускается вниз. Этого же не может быть, правда? Щёки обжигает. Я подставляю лицо струям воды и, раз уж он так хочет, ставлю одну ногу на выступающий бортик.
– Дай палец, так ты и руку по локоть оттяпаешь, да? – смеется Горозия.
– Терять мне уже нечего.
– Всё правильно, девочка. Всё правильно. Надо на максимум жить.
Это последние слова, которые ещё доносятся до меня сквозь шум воды и крови в ушах. А потом только стоны. Крики. Бессвязные требования и мольбы.
– Да-да, вот так. Пожалуйста-а-а.
На этот раз мой оргазм как цунами. Захлёстывает и несёт… несёт в какую-то абсолютную бездну. Я тону, краем сознания отмечаю, как он резко выпрямляется, закидывает мою ногу себе на бедро, и умираю, уже соединившись с ним. Абсолютно счастливая.
Глава 18
Серго
Я не понимаю, как мне быть дальше. Более того, пока я даже не берусь судить об этом, иначе башка взорвётся. Вместо этого я в кои-то веки позволяю себе просто наслаждаться происходящим. Тёплой, живой, настоящей Женькой. Её голова лежит у меня на груди. Перебираю мокрые длинные пряди, соскальзываю пальцами ниже, на шею, которую мне, признаться, всё ещё хочется свернуть. Это ж надо – тратить свои лучшие годы на сидельца вроде меня! Это неправильно… Неправильно – рисковать и подставляться. Неправильно перечёркивать свои интересы ради интересов какого-то мужика. Пусть даже любимого. Неправильно столько на себя взваливать. И тащить… Если бы моя дочь поступила так, я бы сошёл с ума. И решил, что как-то неправильно её воспитывал. А тут… не знаю. У меня когнитивный диссонанс. С одной стороны, мне, чтобы привести Женьку в чувство, до сих пор хочется хорошенько её встряхнуть. С другой, я бы полжизни отдал, чтобы морок её любви ко мне никогда не рассеивался. Чтобы и через сотню лет она смотрела на меня так же. Как? Как на бога. Стоит только подумать о том, сколько всего она для меня сделала за эти годы и… нет. Лучше не думать. Это просто невозможно осмыслить и остаться в здравом уме. Осознание глубины её чувств, бесконечности её преданности лишает разума. И всё другое начинает казаться таким незначительным, таким мелким, а я сам – таким непроглядным дураком, что словами не передать. Почему я этой глубины не разглядел сразу? Уж не для того ли, чтобы спастись? Чтобы с достоинством пережить выпавшие на мою долю испытания, ведь если бы я что-то понял тогда, без неё в клетке мне было б совсем не выжить. Или я излишне драматизирую? Что я на самом деле чувствую к ней, кроме огромной благодарности и довольно эгоистичного чувства довольства, вызванного тем, что в этом грёбаном, насквозь прогнившем мире есть человек, который любит тебя вот так иррационально, вопреки здравому смыслу? А вот хрен его знает. Я любовь не так себе представлял. И теперь, по мере того, как меняется моя оптика, уверенность хоть в чём-либо тает, как прошлогодний снег.
– Сколько мы можем здесь оставаться? – проникает в мои мысли тихий голос Воскресенской.
– А что? Ты спешишь?
– Нет… Но ты сам говорил – это может быть небезопасно. Наверное, лучше не злоупотреблять.