На самом деле это не так. Я просто наглым образом врала, когда отец принимался меня пытать насчёт текущих дел Серго. Учитывая то, что Воскресенский не слишком-то в меня верил, сделать это было нетрудно. Он задавал какие-то вопросы про документы, интересовался, о чём говорили на совещаниях, а я отбрехивалась тем, что мне так близко «к телу» хода нет и я ничего не знаю. Отчим мои слова охотно ел и лишь от досады морщился. – Тогда мы были в разных весовых категориях. Сейчас – почти на равных. Это совсем другое. – Ты многого достигла, да? В устах Воскресенского это вполне себе комплимент. Пожимаю плечами. – Мне нравится заниматься тем, чем я занимаюсь. Нравится строить карьеру. – А Горозия? Он как себя показывает? – Отлично. У него блестящая подготовка. – Как ему наши отчёты? Он что-нибудь говорил? – Только то, что в отчёте по ССМ-банку чувствуется рука регулятора. – И что это значит? – Мы спускаемся по ступенькам к саду. – На что он намекал? У него есть какие-то претензии? – Нет, мне так не показалось. Скорее, речь шла о методе. У меня совершенно другой. – А, ну, это пустяки. Конечно. Так почему же ты так напрягся, папа? То, что у тебя руки не дошли до прослушки – понятно. – Ох, ну наконец-то! Скорее за стол. А где Макс? Мы ужасно проголодались. – Я бы слона съела, – подпрыгивая на одной ножке, весело соглашается Нино со своей бабушкой. – Он скоро подойдёт. Предлагаю никого больше не ждать. – Но как же… Воскресенский поднимает на мать взгляд мутных выцветших глаз, и та, замолкнув на полуслове, послушно садиться за стол. – Ну а в целом он как? – возвращается к нашему разговору отец, когда нам подают тарелки с холодным раковым супом. – Кто? – делаю вид, что не понимаю, и пододвигаю к Серому корзинку с хлебом. – Горозия! Насколько он лоялен? Не ведёт ли двойной игры? – Понятия не имею, зачем бы ему это потребовалось. К тому же, он недостаточно силён, чтобы выступить против… – Против кого – намеренно не договариваю. – Слышал, его пришли поздравить с днём рождения серьёзные люди. – Еще бы. Он – тёмная лошадка. Никто не понимает, зачем его снова ввели в игру. – Сейчас не то время, чтобы разбрасываться кадрами, – отмахивается отец и резко меняет тему: – Ты ведь тоже там была. – Заехала на четверть часа для приличия. Не люблю такого рода вечеринки. Мои слова подтвердит любой засланный шпион. – Да уж я наслышан о том, что там происходило. Ещё бы. У меня от этого до сих пор болит. Так сильно болит, господи! Не зная, как поскорее покончить с этим разговором, пожимаю плечами: – Не думаю, что от Горозии исходит хоть какая-то угроза. Но, вполне возможно, нам по силам сделать его лояльнее. – Лояльнее? Да он должен мне в ноги кланяться за одно только то, что я его из тюряги вытащил. Не то бы гнить ему там ещё три года. Или сколько? Не помню… Четыре? Такой ответ ожидаем. Он чувствует себя едва ли не благодетелем. И это очень смешно, учитывая тот факт, что Серго, похоже, сел не без участия моего папеньки. – Это бесспорно. Но мне кажется, что предоставив ему чуть больше свободы, мы бы тоже выиграли. – Забудь. Он не в том положении. Суп недосолен. – Так посоли! – смеётся Нино. – Для этого на столе есть солонка. Воскресенский криво улыбается. Нинуська самым положительным образом действует на его нрав. Дальнейший разговор переключается на сегодняшнее меню. Котлетки из краба с пюре из цветной капусты, салат и лимонный кекс, который повар приготовил по маминому фирменному рецепту. Всё очень мило. Глядя со стороны, можно и впрямь подумать, что за столом собралась счастливая дружная семья. Но я-то знаю правду. – Нинуська сказала, что в прошлые выходные, вы ночевали у Сережи… – Я снова берусь убирать тарелки со стола, мать же, раздосадованная таким самоуправством, становится со мною рядом. – Было дело. – И? Это означает, что вы подумываете сойтись? – Ни в коем случае. – Но почему? Вы были отличной парой. И даже сейчас всё время вместе. – И нам этого более чем достаточно. – Я не понимаю, почему ты упрямишься! Невооружённым взглядом видно, как вас к друг другу тянет. И ночёвки эти… Уж прости, но если вы спите вместе, почему бы не делать это в супружеской кровати? – А как же экстрим? И романтика… – отшучиваюсь я, потому как ничего другого не остаётся. – Господи, какая глупость! Ну какая романтика, Женя? Тебе сколько лет? Пожимаю плечами. На самом деле мне её даже немного жаль. Наверное, она и впрямь верит, что в жизни гораздо правильнее руководствоваться каким-то расчётом. В какой-то мере я тоже такая, вот только мой расчёт совершенно в ином. Зажмуриваюсь, вспоминая проведённую с Горозией ночь. И да: он ведь вообще не романтик, но… То, что он делал, и то, что он делает теперь для меня – один чёрт бесценно. Будь то виртуозно исполненный куни или чашка кофе, которую Серго оставил у меня на столе в то самое первое утро. К моему приходу кофе уже остыл, но я выпила его до последней капли. Мне до слёз порой жаль, что мы не можем двинуться дальше этого… Короткого обмена взглядов, лёгких касаний в момент передачи документов. Наша близость не только не утолила моего голода, скорее, напротив, – ещё сильней его раззадорила. Мне Серго не хватает мучительно. Приходится прилагать какие-то совершенно нечеловеческие усилия, чтобы не бегать к нему в кабинет по любому, даже самому незначительному поводу. Я раз за разом напоминаю себе об осторожности. И утешаю себя лишь тем, что на данный момент имею в миллион раз больше, чем еще какую-то неделю назад. Только это слабое утешение. В будние дни, когда мы имеем возможность видеться, ещё как-то можно жить. На выходных… невыносимо. Каждая секунда превращается в вечность. И не скрашивает её ни Нинуська, ни изумительная погода, ни пение птиц. Спросите меня, что я буду делать, если он предпочтёт уехать один? Умирать… И радоваться, что он всё же вырвался. Я буду радоваться и умирать… Умирать и радоваться. – Этот твой начальничек в курсе, что Серёжа – твой муж? – Мой бывший муж? Да, наверное. Как ты понимаешь, никому из нас и в голову бы не пришло это обсуждать. Не тот у нас формат отношений. – Вот и хорошо. Глядишь, хоть это его остановит, если… – Если что? – Если он решит на тебя напасть. – О господи, мам, ну что за бред? Правда… – Жень, милая, я спешу! – в кухню заглядывает Серый. – Ты со мной? Я вам говорила, что Дорошев настоящее золото? Воистину так. – Да, я почти закончила. – Не знаешь, какой им кайф собирать всех вас под одной крышей, если вы разбегаетесь, как тараканы, при первой же возможности? – смеётся Дорошев, когда мы благополучно выезжаем за ворота. – Не знаю. Мне кажется, они так долго играли этот спектакль, что сами поверили, будто все это по правде. – Воскресенский устроил тебе настоящий допрос по поводу Горозии. – Я бы удивилась, если бы он не устроил. – Тебе нужно быть осторожнее. – Как будто я не знаю. – Знаешь, но после того, что между вам произошло, боюсь, ты потеряешь бдительность. Вы оба потеряете. – Ревнуешь? – улыбаюсь я, не желая увязать в такого рода предположениях. – Нет. Я за тебя волнуюсь. Очень. – Не нужно. Всё будет хорошо. – Он тебе хоть предложил что-то внятное? – Я не хочу это обсуждать. – Значит, нет. – Значит, я не хочу это обсуждать! – огрызаюсь и отворачиваюсь к окну, смущённая тем, что Дорошев, как обычно, прав.