Мы до самой посадки не произносим вслух больше ни слова. Также молча заселяемся в отель. И в следующий раз заговариваем уже лишь в офисе наших партнёров. Мне нравится с ней работать. Нравится ощущение того, что тебя всегда подстрахуют. Нравится даже то, что все присутствующие мужики на неё пялятся, открыв рот. Тогда как она от макушки до пяток принадлежит мне. Расходимся ближе к ночи, с большим трудом отбившись от предложения поужинать. По канону бы следовало согласиться, но у меня железобетонный аргумент, против которого ни один грузин не скажет ни слова: мама. Я и так задержался больше, чем планировал. Она наверняка заждалась. На время командировки нам для удобства предоставлены представительского класса автомобили. Один в распоряжении Женьки, другой – в моём. За нами обоими приставлена охрана. Вряд ли эти парни знают, что захоти я сбежать, хрен бы они догнали меня в этих тесных лабиринтах улиц. Я все ходы здесь знаю наизусть… Я бы запросто мог в них потеряться. На секунду желание сделать это становится до того острым, что я даже незаметно отступаю в тень. Но следом же из неё и выныриваю. Почти в ужасе сам от себя. Нет. Нет! Ещё не время. Иван приоткрывает дверь. Я послушно сажусь в машину. Чем ближе к дому, тем сильнее колотится сердце. Прошу выключить кондиционер, открываю окно и впитываю в себя эту южную ночь. И речь родную. И знакомые до тянущей в груди боли запахи своего дома. – Серго! Мама… Такая… сухонькая, тонкая, будто прозрачная. Настолько величественная. – Привет! – Ты приехал… – Я же обещал. – Сынок… Она не плачет. Не царское это дело. Она стоит, обняв меня, задрав голову, и смотрит, как на бесценное произведение искусства, до которого она, наконец, дорвалась. – Постарел. – А ты – нет. Совершенно! Она не плачет, а я сейчас не сдержусь. Зарываюсь носом в седые волосы, чтобы не опозориться. Во мне нежности через край. И ненависти. Я никогда не прощу тех, кто отнял у нас все эти годы. И никуда не денусь, пусть и не мечтают, пока не воздам по счетам. – Ну, что мы стоим на пороге? Давай, проходи. Я на стол накрыла. Достала бутылочку вина… Ты же переночевать останешься? Оглядываюсь за спину. Туда, где с ноги на ногу переминается Иван. Пусть только попробует меня остановить. – Да. Конечно. Только придётся рано уехать. Ничего? – Ничего. И Женьке придётся как-то эту ночь без меня. А может, оно и к лучшему? Усыпим бдительность сторожевых псов. Чем чёрт не шутит? Захожу за матерью в дом. Здесь всё, как и раньше. Ничего не изменилось. Ничегошеньки. Можно смело представить, что и не было этих лет. Может, так и стоит поступить, чтобы чуть отпустило мучительное чувство того, что все хорошее осталось в прошлом. – А наготовила сколько! Три дня, что ли, от плиты не отходила? – Ай, да какая разница. Присаживайся. Что тебе положить? Глава 21 Евгения Вино в бокале красное, словно кровь. Стол ломится от еды – хорошо, что мне не страшны лишние килограммы, не то бы знаменитое кавказское гостеприимство сыграло со мной злую шутку. – О чём думаешь, красавица? – на мои плечи ложится рука нашего новоиспеченного грузинского партнёра. Это не очень приятно, учитывая то, что он ужасно вспотел, но я мирюсь с происходящим, чтобы никого не обидеть. Тем более – Антона, которого знаю с детства. – Разве похоже, что я способна хоть на какой-то мыслительный процесс? – сыто улыбаюсь. – Нет? – смеётся Сванидзе. – Не-а. Я для этого слишком много съела. – Ну, Женёк, тебе за двоих пришлось отдуваться. Так что не обессудь. Открываю один глаз: – Это ты на моего шефа сейчас намекаешь? – А то на кого? Как тебе с ним работается? – интересуется Антон, тщательно пережёвывая веточку кинзы. – Да ничего так. Ты же видел. Умный мужик. – Угу. И хватка бульдожья, – дует губы Сванидзе. Я откидываю голову и громко смеюсь – настолько смешно это выглядит. – Тебе ли жаловаться, генацвале! Ты и сам упёрся бараном – цену ни туда, ни сюда. – Что тут сказать? Актив не очень. Придётся солидно попотеть, чтобы выйти в плюс. – Кстати об этом… Ты же в своё время имел к этому активу самое непосредственное отношение. Или я что-то путаю? Сванидзе мрачнеет. Сосредотачивает на мне тяжёлый взгляд из-под чёрных, по-девчоночьи длинных ресниц. – Нет. Не путаешь. Я работал в команде Макса. Он тогда набрал молодых. Это было модно. Типа, новые люди – новые идеи. Считалось, что мы замутим крутой стартап. – Воспроизведя бессмысленный и никому не нужный розничный банк? – интересуюсь в лоб. Терять мне нечего. Антон – отличный мужик. Захочет – расскажет. Нет – так нет. Главное, что я сама докопалась до правды. – Изначально план был другим, – бурчит Сванидзе. – А вышло… – Давай я облегчу тебе задачу? Расскажу всё, что мне известно, а ты, если захочешь, дополнишь. – Зачем оно тебе, Жень? Это дело давно уже в прошлом. – А если я скажу, что не для всех? Ч-чёрт, – приглаживаю волосы. – Если я скажу, что из-за делишек моего брата до сих пор страдают ни в чём неповинные люди? – Валяй! – фыркает Антон. – Только ты пойми на берегу, что лезть в это себе дороже. – Я это понимаю, – растираю пальцами лоб, где сконцентрировалась противная ноющая боль. – Успехи Макса, о которых все трубили в те годы, объяснялись банальной махинацией, так? Это ж он продал кредитный портфель санированного СММ-банка? И как я понимаю, продал по номинальной стоимости вместо реальной рыночной, как это принято при работе с проблемными активами? – В ответ на мою речь Сванидзе только лишь пожимает плечами, не подтверждая правдивости моих слов, но и не опровергая их. А мне, собственно, большего и не надо, поэтому я, торопливо прикинув цифры в уме, продолжаю: – Это на сколько? Примерно на триллион дороже реальной стоимости активов? – Без понятия. Я слился к тому моменту. Дело очень плохо пахло. – Ну да. Ещё бы… Эта схема позволила Максу высвободить резервы и получить наличные от ЦБ, а Трасту – льготные депозиты в размере ста процентов от номинальной стоимости? Неплохо… – присвистываю. – Не лезь в это дело, Жень. Ты ж понимаешь. Тут серьёзные люди задействованы. – Мой отчим? Ну, да… Я всё не могла понять, зачем им Траст превращать в ПИФ, а оказывается, они просто хотят в этой структурной неразберихе похоронить сомнительные операции Макса. Осталось разобраться, как им мешал Горозия… Может, они боялись, что он, обнаружив эту схему, выдаст их с потрохами? Я судорожно пытаюсь вспомнить, имел ли он какое-то отношение к банку Макса, но ничего, что могло бы подтвердить эту мысль, на ум не приходит. Может, эти два кейса вообще никак не связаны, и я просто что-то себе придумала? – Да чёрт с ним, ничего уже не вернуть. Я киваю, хотя совершенно в том не уверена. Мне трудно представить, что Серго не пытался выяснять, кому же он перешёл дорогу. И если Макс с отцом виноваты, не сложно догадаться, что Серго захочется отомстить. Что я буду делать, если в его мести мне отведена не последняя роль? Вдруг он со мной только поэтому? Смогу ли я его винить, если окажется, что он мной в очередной раз воспользовался? Нет… Горозия – гордый мужик. Честь и репутация для него не пустой звук. Ему важно вернуть своё доброе имя. Кажется, ещё немного – и у меня взорвется голова. Я должна ему рассказать обо всём, что мне стало известно за последние пару дней, а там будь что будет. Но как же сложно, а? Сложно даже представить… – Знаешь, я, наверное, пойду. Устала что-то, перелёт, переговоры… – Понимаю. – Спасибо за всё. Для меня было важно услышать всё, что ты сказал, и о чём промолчал – тоже. Если хочешь знать, для меня это вопрос жизни и смерти. – Вот как? – Угу. Жаль, никаких документов не сохранилось, не то бы… – я пожимаю плечами. Не то бы – что? Мой братец и отчим, что его покрывал, загремели бы на нары вместо Горозии? – Я поеду. До завтра. К удивлению, в гостинице засыпаю в два счёта. Наутро Серго нет ни за завтраком, ни в лобби. Вереди процедура подписания документов, и я могу только надеяться, что он приедет прямо в офис. Так и происходит. Горозия, свежий как огурчик, появляется как раз ко времени. Формальности занимают у нас меньше часа. Но после всех официальных мероприятий у нас, как водится, запланирована культурная программа. Наверное, это даже интересно, да только единственное, чего я сейчас хочу – оказаться в своём номере. Желательно с Серго. Думаю, это не трудно сделать. Всё же страна чужая и вряд ли у наших надзирателей есть доступ к гостиничным камерам, которые, безусловно, расположены в лифтах и коридорах. Вопрос, хочет ли этого сам Серго? Вчера, понятно, он предпочёл мне свою мать. Сегодня… – Я отъеду. Мать собрала родню. Ты уж уважь наших партнёров, ладно? Послушно киваю. Мне ничего другого не остаётся. Уж лучше мне быть в толпе, чем в одиночестве своего номера лезть на стенки. Горозия несколько секунд внимательно меня разглядывает, как будто пытается мне этим взглядом что-то сказать, но я так расстроена, что не способна считывать его безмолвные сигналы. Мне вообще кажется, что я опять придумываю то, чего нет. – Ну, до завтра. Меня окатывает душной волной разочарования. Не знаю… Наверное, я думала, что здесь у нас всё будет иначе. А почему? Бог его знает. Горозия уходит, я смываю вином собравшуюся во рту горечь. Оборачиваюсь и ловлю на себе внимательный взгляд Сванидзе.