В попытке выяснить, на сколько этих двух хватило, натыкаюсь на дату свадьбы. Евгения вышла замуж спустя два месяца после моего ареста. И это в свою очередь означает, что некоторое время я наяривал чью-то невесту. М-да… Зло отбрасываю телефон. Гляжу в окно, за которым в каплях дождя проносится город, но не проходит и минуты, как я снова сгребаю айфон и принимаюсь за более детальные поиски. Оказывается, Воскресенская с Дорошевым дружили ещё со школы. И всё это время не распространялись о своих отношениях лишь потому, что «об этом и так все знали». Допустим, не все. Я вот не знал, что моя стажерка с кем-то там встречалась. Для меня это, мать его, и сейчас сюрприз. Одно непонятно – какого лешего мне не всё равно. Не думаю, что наличие у неё жениха заставило бы меня отказаться от своего плана. Хотя бы потому, что другого у меня не было. Евгения оставалась моей единственной надеждой на то, чтобы всё утрясти. Вот почему я, собственно, её и трахал. Почему она трахалась со мной, будучи чьей-то невестой, – вопрос. Может, стоит даже поинтересоваться. У неё… Представив, как это бы выглядело, я брезгливо морщусь. Нет уж, нахрен. И всё же… Зачем она, будучи замужем, мне помогала? Я-то полагал, что причина на поверхности – затем же, что и другие бабы, которых одиночество лишало последних мозгов. Этим здорово научились пользоваться сидельцы по всей стране. Найдут такую в каких-нибудь «Одноклассниках», запудрят мозги, набрешут с три короба, и давай разводить «любимую» на всякие ништяки: сигареты да заварку с конфетами. Одному такая вот идиотка даже дозу как-то пыталась пронести. Там её и повязали. Сколько дали – не знаю, но сам факт мне о многом сказал. Значит, не любовь-морковь Евгенией Александровной двигала, как я с какого-то перепугу решил. Значит, какой-то другой у неё был мотив заморачиваться. Отправлять посылки из Грузии, типа, от какой-то моей родни, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что мы с ней как-то связаны. И опять же – с адвокатом помогать, с вертухаями договариваться, чтобы мне обеспечить каки-никакие условия. Например, тот же телефон, по которому я мог говорить с мамой… И не только это, если уж по чесноку. Может быть, моя главная ошибка именно в том и состоит, что я пытаюсь вместить Женьку в нишу, которая ей мала, – нишу среднестатистической женщины. В то время как она не то чтобы не женщина даже, – не человек… Какая-то инопланетянка. Непонятная. Не своя. Странная. Бесполая. Удивительное дело, я её совершенно не воспринимал, как женщину, но именно женским пытался для себя объяснить всё, что Воскресенская для меня делала. – Ну, вот мы и дома. Выныриваю из своих мыслей. – Спасибо, Вань. – Может, в магазин заехать? Что-то поесть купить? – Нет, спасибо. Я закажу доставку. – И то так. Что время попусту тратить… Киваю. Выскакиваю под дождь. К счастью, Иван больше не лезет ко мне со своим зонтиком. Поднимаюсь в квартиру. Первым делом действительно заказываю ужин. Пока тот готовят и везут – отмокаю в ванне. К хорошему привыкаешь быстро. Как показывает практика, на то, чтобы отвыкнуть уходит гораздо больше времени. Туман памяти рассеивается, стоит чуть ослабить контроль. И вот уже перед глазами в клубах поднимающегося от воды пара она… Мой план до смешного прост: соблазнить дочку Воскресенского (это, учитывая мой опыт, не проблема) и выведать у неё всё, что той известно о готовящейся в отношении меня провокации. Ничего трудного на первый взгляд. Перевербовка шпиона – всем давно известная тактика. Я лишь одного не учитываю. Того, что ненависть к ней (я ведь был совершенно уверен, что в сведении со мной счётов ей отводится какая-то роль) сделает практически невозможным такой сценарий. Сами посудите – как пускать пыль в глаза той, кто не вызывает у тебя никаких других эмоций, кроме злобы и отвращения? Той, кто тебе даже не нравится… Как трахать бабу, которую ты в принципе не можешь представить без костюма? Как вообще к ней подкатить, когда от её холодного рыбьего взгляда мороз по коже? Я, конечно, пытался. То просил, чтобы именно она мне приготовила кофе, то что-то у неё спрашивал… А она так на меня смотрела, что каждый раз при этом себя чувствуя безнадёжным идиотом. Загнанным в угол зверем, от которого ускользает последний шанс. Но потом был новогодний корпоратив. Шампанское рекой, смех, шум… Офис с утра стоял на ушах, хотя под вечеринку, конечно, заказали ресторан. Я смотрел на всё это веселье и злился ещё больше. Злился на то, что они не понимали, не чувствовали того же, что и я… Ощущения надвигающегося конца. Видимость работы создавала только Воскресенская. Поощряя такой энтузиазм, я её и гонял туда-сюда с какими-то никому не нужными бумажками. В конце концов даже ей это надоело. В очередной раз войдя в мой кабинет, Женька тихо спросила: – Сергей Зурабович, вы от меня чего хотите? А я ведь к тому моменту уже просто не в себе был. Откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки и, проведя по ней злым насмешливым взглядом, бросил: – Сам не знаю. Вот думаю, хочу ли я тебя трахнуть? Сейчас я думаю, что надеялся хоть этим её смутить. Или взбудоражить. Или… Да что угодно, лишь бы она перестала смотреть на меня так, будто я уже пустое место. Потому как на тот момент я ещё не был им. А Женя всё так же ровно спросила: – И что? – И что? – повторил я, хищно подбираясь. – Да. И что? Хотите – нет? Я привстал, опираясь ладонями на стол. Глянул на неё, зло набычившись. Теперь-то я понимаю, что в тот момент сходил с ума от собственного бессилия. Тогда же… не знаю, о чем я думал. Вероятно винил Воскресенскую во всех моих бедах. Наверное, мне просто нужны были виноватые. – А если хочу? Ты мне дашь? – Прям тут? – она обвела равнодушным взглядом чёртовы стены, будто её волновала лишь наша локация. – Тебя здесь что-то не устраивает? – Не вижу кровати. – С чего ты решила, что без неё нам не обойтись? Евгения, мать ее, Александровна до печенок меня достала своим высокомерием. Стало жуть как интересно – она с таким же непроницаемым лицом трахается? Или всё-таки нет? Я преодолел разделяющие нас метры, схватил её за руки и толкнул к столу. Воскресенская приземлилась на него животом, не успев выставить перед собой руки. Юбка длиной до колен задралась, открывая вид на худые, как палки, ноги. И в этот самый момент я всё-таки испытал какое-то возбуждение. Вот только не думаю, что оно имело какое-то отношение к ней. Скорее к ситуации в целом. Такого рода истории всегда больше про доминирование, чем про секс. В ситуации, когда я полностью терял контроль над собственной жизнью, мне было важно чувствовать контроль хотя бы над другим человекаом… Я подошел к Женьке впритык, дёрнул пряжку ремня. И следом – рывком задрал ее юбку, оголяя тощий, совсем не женственный зад. – Всё ещё думаешь, что кровать – такая уж важная штука? – усмехнулся, безжалостно разрывая колготки у неё в промежности. – Нет… – Может, хочешь уйти? Пауза. Ситуация складывалась абсолютно ненормальная. Но я какого-то чёрта не спешил с ней покончить. И водил, водил пальцами вверх-вниз по прорехе, ощупывая пухлые, плотно сведённые вместе губы. – Нет, – сказала Воскресенская и даже, обернувшись, смерила меня полным непрошибаемого достоинства взглядом. Словно это не она передо мной стояла в самой беззащитной позе из всех возможных. – Ну, нет – и нет, – философски заметил я. Мне что? Главное было выяснить. А раз девчонка оказалась не против… Я достал бойца и в несколько коротких сильных движений рукой привёл его в полную боевую готовность. Всё это время Женька молча лежала на столе. И только её обтянутые тонким шёлком блузки лопатки поднимались и опускались в каком-то странном дерганом ритме. Я вошёл в неё рывком и сжал в зубах одну из этих выступающих косточек. Она тихо всхлипнула. – Мне точно продолжать? – спросил, впрочем, уже вообще не уверенный, что смог бы остановиться, такой изумительно тугой она была. – Да. – Опять же коротко и недоумённо, будто ей не по силам оказалось понять, какого чёрта я болтаю, когда надо действовать. Я чертыхнулся и намеренно ускорился, врезаясь в неё всё сильней, и кончил в какие-то уж совсем позорные сроки. О Женьке вообще не позаботившись. В наш первый раз я вёл себя как последний мудак и был уверен, что никакого повторения за этим точно не последует. Но я ошибся. Какого-то чёрта Воскресенская легко соглашалась на всё, что я ей предлагал. Даже тогда, когда это «всё» для неё самой оборачивалось ничем. Понять бы, какого чёрта… Глава 9 Евгения – Ты опоздала. Торможу, так и не дойдя до своего кабинета. – Доброе утро, Сергей Зурабович. Собственно, у меня нет какого-то твёрдого расписания. – Вот как? Разве ты не подписывала правила трудового распорядка или что-то вроде того? – Их подписывают все сотрудники. Но не все сотрудники работают по пятнадцать часов, как я. Думаю, это даёт мне право самой корректировать свой график. Я намеренно запрещаю себе оправдываться, хотя обычно прихожу в офис раньше других. Он не в том положении, чтобы тыкать меня носом во что бы то ни было. Свою работу я делаю. И делаю хорошо. А как это происходит и в какое время – дело третье. В конце концов, если я ему нужна, можно позвонить. Или же заранее оговорить время совещания. В ответ на моё замечание Горозия молчит. Гипнотизирует меня взглядом, вытрёпывая нервы, подносит ко рту чашку с кофе, делает глоток и… хватается за щёку. Сам бы Мунк обрыдался, увидев его лицо сейчас. Моя злость растворяется в извечной глупой бабьей жалости. Вздыхаю и, пока он пытается отдышаться, снимаю сумку с плеча. – Вот. Возьмите. – Что это? – Сергей Зурабович с подозрением глядит на мою протянутую ладошку. Так и хочется сказать – «мышьяк». Сглатываю готовую сорваться колкость, заменяя гораздо более покладистым: – Обезболивающие. Анна Витальевна записала вас к врачу? – На два. – Горозия морщится. – Спасибо, что сказала ей. Я сам забыл. Ух ты! Он что это? Меня поблагодарил? С трудом удерживаю челюсть на месте. – Еще бы. Наверное, у вас вообще кругом голова. – Да нет. Нормально, – Губы Сергея складываются в его фирменную ленивую улыбку и моё сердце, запнувшись, что есть сил ударяет под рёбра. Он ведёт широкой ладонью от шеи вверх по затылку – у меня начинают покалывать кончики пальцев, так хочется за ним повторить. Погладить по колючему ёжику и, притянув его голову к себе сразу двумя руками, попробовать его улыбку на вкус. Опасное, опасное чувство. Но меня можно понять. Мне он так никогда не улыбался. Да и целовал… наверное, можно на пальцах одной руки пересчитать, сколько раз. Те поцелуи были наполнены полыньей горечью. Потому что он целовал уж слишком зло. Прикусывая губы зубами, наполняя разъедающим ядом понимания того, что тебя пользуют. И пользуют не просто так, а с дальним прицелом. Я, наверное, сразу осознала эту неприглядную правду. Сама до неё дошла. А как иначе? Ведь прямо Горозия ни о чём меня не просил. Только намёками… Помогла ему подстроить несколько встреч с отчимом, который (Сергей был в том уверен) мог как-то повлиять на ситуацию. Слила кое-какие разговоры. Но ничего не помогло. Горозия психовал и метался, как раненый зверь, вымещая на мне своё бесконечное отчаяние. Из приоткрытой двери приёмной доносятся знакомые всем звуки офиса. Звонят телефоны, жужжит принтер, кто-то очень громко обсуждает очередные послабления в валютном контроле. И мне тоже уже давно пора бы влиться в работу, но… Он стоит. И я стою. – Ого, уже одиннадцатый час… – Да, надо садиться за работу. Это я вслух говорю, а в мечтах я, как тот владелец зала игровых автоматов, хочу, чтобы «клиент» забыл о времени напрочь. – Ну, рассказывай! – раздается за спиной энергичный голос Серёжи. – Как тебе понравился завтрак в постель? Ой, Сергей Зурабович, здравствуйте! Я сразу вас не заметил.