– Мы сейчас решаем вашу проблему, – улыбается ведьма. – Кто вы? – А не пошли бы вы на… Вижу, что её лицо переламывается, и она хочет спросить: – А ты не обнаглел? Или: – Я тебя прикажу убить! – но вместо этого она спрашивает: – А вы всё-таки расскажите, – начинает с расстановкой она. – Это в ваших интересах! – Давайте короче. Я знаю, вы меня сейчас начнёте запугивать. Будете пытаться вычислить моё местонахождение. В чём ваше предложение. Или я прерываю видеосессию. Она ссыт, что прерву сессию, а она получит по башке от своих палачей, и говорит: – Мы уже поняли, вы из будущего. Так называемого демократического. Где царят анархия и произвол. Так ведь, да? Иначе вы бы не бежали из своего времени! Даже если вам и дали задание, такие задания дают только тем, кто недоволен и готов куда угодно, но только подальше от своего времени, от своей демократии, якобы свободы! Да и от себя! – Короче! – прерываю. – Мы дадим вам пожизненное обеспечение. – Может, пожизненное заключение? – прерываю. – Нет! Вы будете иметь всё. Только перейдите на нашу сторону. Непыльная работа, дом, деньги – у вас будет всё. Или вы тщеславны? Хотите стать депутатом парламента? Министром? Пожалуйста!.. Даже если впереди и ваша псевдодемократия, то вы ещё пожить успеете! – Президентом? – Место президента занято, – печально отвечает она. – Всё остальное мы вам обещаем! – Но ведь вы же врёте, как дышете. Вместе с вашим типа пересидентом, – и этими словами прерываю её и выключаю компьютер. А в кассу вспомнил дефиницию с митинга «пересидент»! –Круто! – говорит Померанец, вырубая бразузер «луковицу», особый и защитный, чтобы не опознали, и выходя из-за обратной стороны компьютера, где он скрывался, чтобы его не заметили и не опознали. – На самом деле это всё блеф. У нас там в будущем никакая не демократия. А самый что ни на есть тоталитарный режим, – проговариваю по инерции, поскольку уже начал говорить правду. – Не может быть! Ты выглядишь, как абсолютно свободный человек! – Это просто твоя проекция, как свободного человека, ты и в других видишь только свободных. Однако я – раб. Ибо. Существует такой профессор Гольц. И он мной управляет. Меня прорезает такая страшная боль, что теряю сознание. Гольц? – успеваю подумать. И назло врагу вру товарищу: – Нет, у нас в будущем демократия и свобода, – успеваю ответить, но моим языком и губами словно руководит кто-то другой. Враги или я сам – Ты предал свою страну и своего вождя, и за это подлежишь смерти, – смотрит мне прямо в глаза Гольц и злобно жмёт какую-то кнопку. От боли пропадает всё. Еще раз пропадает всё. Когда же смерть?.. Белая пелена. – Ты сдохнешь, а мы, твои враги, будем жить, – звучит закадровый голос. Я вижу что-то страшное в метели и в вое ветра. Маленький младенец кричит, а ему клеймят лоб раскалённым железом. Младенец – это я сам. Я вижу словно со стороны, пока властные руки медсестры-нацистки держат головку, врач-садист быстро вводит в головушку маленького человека чип, а потом заляпывает заморозкой, без крови, дырку во лбу. Считается, что наркоз не нужен. Пусть младенец привыкает к боли и рабству. Наркоз дорог. Наркоз – привилегия высших сословий, начиная с высшего среднего класса. Невидимый голос говорит: «Терпи, ты обязательно выдержишь», – я ему верю, потому что лёгкий ветер дует мне в лоб. ТЫ ВЫЖИВЕШЬ ВРАГИ УМРУТ. Капли солнечной жидкости падают на брусчатку пола. Профессор-мучитель Гольц выливает что-то из бокала прямо на брусчатку пола. Потом отпивает из отлитого бокала: – А хороший коньяк! Наши люди всегда как сыр в масле катаются! Капли, которые пали на пол, становятся красными расползающимися шариками. Я не понял сразу, но это, оказывается, палач профессор Гольц выливает коньяк из бокала прямо на брусчатку пола, камни окрашиваются красным, и капли прыгают ввысь, будто вопия к небу. Капли крови летят вверх, летят. Небо становится красным. Скоро рассвет или что-то похуже. Небо превращается в моё лицо, но скоро гроза, тучи наступают. Кто-то прикладывает ко лбу тучи, и лоб шипит. Это мой лоб, понимаю, потому что лбу щекотно. Но мне не больно. Я слышу что-то. – Просыпайтесь, вы можете, я знаю, вы можете, – повторяет надо мной ласковый голос, и я открываю глаза. – Вы сможете ожить и проснуться! – говорят мне. Я смотрю в оба. На меня смотрят большие радужные кружки, меняющие цвет от зелёного, через синий и серый, к чёрному. Похоже, у меня зрительные галлюцинации. Моргаю глазами, открываю их снова. На меня продолжают смотреть те же глаза. Кто-то говорит: – Это Ася, – я поворачиваю голову на звучащие губы. Я лежу на больничной койке. Сбоку стоит Эдуард Померанец. Он говорит что-то ещё, но я не понимаю. – Да, я компьютерщик и врач, – подтверждает с улыбкой молодая женщина. Понимаю, она подтверждает слова Померанца, те, которые я не понимал. – Я видела вас по телевизору, – говорит она. Оказывается, через сложную цепочку знакомых и друзей она вышла на Померанца и нашла меня. – Мы в дружественной больнице, – говорит Померанец. – Её руководитель тоже протестный. Стал недавно. – Как раз в нужный момент, – говорю я. – Мне было очень хреново. Девушка в ответ смущенно улыбается. – Тебе стало плохо, потому что она пришла, – говорит мой друг Померанец. – Я вас оглушила вот этим, – она показывает тонкий аппарат, наподобие белой планки для прочистки стиральной машины. – Что это? – спрашиваю. – Уязвитель, который выдаёт излучение. – Уязвитель? – Усилитель, вы не поняли. Хотя можно назвать и уязвитель, – подтверждает девушка. Померанец мне ободряюще кивает. – Она должна была разбалансировать твою биологическую систему защиты, чтобы вытащить из тебя чип-электрон. – Электронный чип, – поправляет девушка. – Как же я вас не заметил? – потираю лоб и тут же дергаюсь от боли. Девушка останавливает меня рукой: – Пока не надо. Не трогайте. Я была сзади. Мне нужно было вас контролировать. Хотя я и не сторонница непременно везде и всегда женского руководства, – кокетничает она. – Если совсем просто, она тебя оглушила сзади этой белой планкой, приставив к голове, а потом взяла ещё одной штуковиной, – и, пока Померанец говорит, девушка с улыбкой показывает белые почти невидимые очень тонкие щипцы, которые видимы только под определенным углом зрения: – А потом взяла, схватилась ещё одной штуковиной, и, пока ты лежал, вытащила из тебя этого червяка, – Померанец протягивает мне на ладони маленькую и ржавую металлическую деталь. – Похоже, у вас в будущем тоже действуют враги демократии и свободы, но они, очевидно, в меньшинстве, если даже мы, люди на гораздо меньшей ступени развития, смогли нейтрализовать эти козни. – Такая ржавчина была у меня в голове? – спрашиваю. Оба в ответ кивают. – И что? Мной теперь никто не управляет? В ответ оба опять кивают мне. – Вы бредили профессором Гольцем, – говорит мне девушка. – Как вас звать? – спрашиваю. – Ася, – она отвечает. – Ася Кромлаева. – Да, Гольцем. Его здесь нет? – встревоживаюсь и тут же спохватываюсь. – Ах, ну что это я. Ведь мы же сейчас в другом времени. Со своими друзьями. Ведь вы – мои друзья? – и оба в ответ кивают. – Вы – невероятные! Оба мне в ответ кивают, а я отвечаю, не думая: – Свобода, это святое! В моём времени у меня никогда не было друзей. Не было их. – Не понял, – говорит Померанц, и тоже самое видно по глазам Аси. – Я оговорился. Я просто ответил на языке будущего, что я вас люблю, – отвечаю, и на глаза у кого-то наворачиваются слёзы. Похоже, это я сам. Объяснения ужаса – он, оказывается, не ужас