– Ты не говорил, что тоже собираешься в город. Мы бы могли тебя довезти вчера. – Необходимость возникла чуть позже, – он говорил сбивчиво, слова сталкивались в горле, как машины в аварии. – Ты надолго здесь? Барни с тобой? – Нет, на два-три дня. Барни остался на ферме. Там о нем позаботятся. – Прекрасно. Бланш выглядела вполне удовлетворенной его ответами, и уже готова была повернуть к себе, но Антуан успел выпалить: «Может, сегодня поужинаем вместе?» – На сегодня у меня уже есть планы. Давай завтра? – Идет. Я в семь зайду, поедем в одно уютное место. – Так официально? Я думала, посидим у тебя? – Могу я поблагодарить мою спасительницу? Фраза прозвучала глупо. Он понимал, что говорит совсем не те слова, которые нужно было сказать, но ничего более подходящего не приходило в голову. Бланш, действительно, вытащила его из глубокой ямы алкоголизма, депрессии и беспросветности. Он постепенно перестал ощущать боль во всем теле, которая не проходила целый год после пожара. – Попробуй. Бланш не обратила внимания на его растерянность. Или не показала вида? *** В этот день Тома пригласил Бланш на день рождения приятеля. «Все придут со своими подружками», – объяснил он. Марион, склонив голову набок, жадно расспрашивала ее, как продвигаются дела «с этим красавчиком». Конечно, подруге стоило больше заниматься своей жизнью, а не изнывать от любопытства на пороге чужой, но Марион всегда делилась с ней личными переживаниями, когда они случались, так что все было честно. Но Бланш даже не знала, что сказать про отношения «с этим красавчиком». Недавно Тома почти на месяц уезжал с родителями к родственникам на юг Италии, откуда слал милые и вдохновенные послания «С добрым утром» и смайлики с поцелуями. На ее день рождения он не приехал. «Ты же понимаешь, бабуля и дедуля уже в возрасте, я не могу их огорчить и уехать раньше запланированного». Но, когда вернулся, захотел прокатиться с ней в деревню. Она воодушевилась, потому что любила это место и людей, но на Тома ничего там не произвело сильного впечатления. «Не его музыка», как сказал бы Антуан. Тома был настоящим лионцем. До того они иногда после учебы пили кофе со сладостями, всякий раз заглядывая в новое кафе, катались на велосипедах набережным, целовались в парках. Один раз в воскресенье он обедал у нее дома и произвел благоприятное впечатление на родителей, особенно на маму. Она растаяла, слушая его рассказы об Италии, которую сама очень любила, и где часто бывала в студенческие годы. В ту пору светловолосая красавица Натали встречалась с кудрявым одногруппником Джузеппе Монтини. Бланш ради любопытства как-то нашла этого Джузеппе в социальных сетях. Теперь это был плотный лысоватый господин с четырьмя детьми, который занимался виноделием в Тоскане. Нет, папа куда лучше, как ни крути! – думала Бланш, пока Тома поражал воображение родителей очередной порцией новостей с юга. Тома запоминал забавные факты и случаи, умел завладеть вниманием во время разговора и рассмешить собеседников. Пару раз он пытался пригласить ее к себе, намекая, что родителей не будет дома, но она всегда находила какой-нибудь предлог, чтобы отказаться. Бланш не признавалась даже себе в том, что не торопилась переходить из статуса «девушки Тома» в статус «женщины Тома». В гости они подъехали к девятнадцати часам. Вместе с ними в квартире Себастьяна, подаренной родителями на совершеннолетие, собралось двенадцать человек. Вечеринка протекала по привычному сценарию. Сыры, морепродукты, фрукты, булочки, несколько заказанных пицц, много вина. Болтали о том, как прошла неделя, о предстоящей игре «Олимпик Лион»20 против Страсбурга и шансах на победу с таким составом. Закончилось все политикой, разговорами о бунтах и протестах, о том, могут ли они привести к чему-то более масштабному. Девушки хвалились ногтями и прическами, наперебой тараторили о достоинствах и недостатках мастеров маникюра и парикмахеров, летних распродажах в крупных торговых центрах и прочей ерунде, на которую у Бланш никогда не хватало ни сил, ни времени. Скука. Бланш было отчаянно скучно с этими людьми. Тем не менее, она вежливо и старательно улыбалась, как прилежная ученица, кивала в необходимых местах и, когда спрашивали, выражала безоговорочное согласие с общим мнением компании по тому или иному вопросу. Но Тома веселился искренне. Бланш думала, что ей гораздо интереснее общаться с работниками приюта для животных, преподавателями в университете, жителями деревни Перуж и даже с угрюмым Антуаном. Антуан! Интересно, что его привело в город? Сегодня он выглядел взволнованным. Надеюсь, что это не касается его здоровья или здоровья кого-то с фермы. Когда от общей компании остались только отдельные целующиеся по углам и разным комнатам парочки, Бланш попросила Тома довезти ее до дома. – Себастьян сегодня жег! Парень просто в ударе! Недаром день рождения! – всю дорогу до дома Бланш Тома не переставал смаковать подробности прошедшего вечера. – Обидно проиграли Нанту, но уж у Страсбурга точно должны выиграть! А Бланш думала, что если бы не Тома, она никогда не пошла бы в гости к тем людям, которые ей неинтересны. А готова ли она и дальше встречаться с ними, если их отношения с Тома продолжатся? *** Антуан не думал, что подбор галстука к костюму может стать нерешаемой проблемой. Прошло не меньше часа, пока паззл сложился. Несколько минут он нервно похлопывал себя по всем карманам, пытаясь найти ключи от дома, которые спокойно лежали на комоде в коридоре. Перед выходом Антуан вгляделся в зеркало. Гладкое, выбритое до скрипа лицо. Полукружья бровей. Вертикальная морщинка между бровями почти упиралась в две горизонтальные. Годы оставляют татуировки… Мысль не отличалась оригинальностью. В целом Антуан удовлетворился своим видом. За полтора месяца в деревне на свежем воздухе и домашней еде он поправился на пару килограммов и уже не выглядел совершенно изможденным. Он поставил машину у двери соседского дома за десять минут до назначенного времени. Чтобы лихорадочно не вглядываться в дверь, из которой должна была появиться Бланш, он присел на край капота и демонстративно смотрел на платаны на другой стороне дороги. Услышав скрип открывающейся двери, Антуан повернулся. Сегодня Бланш была в черном платье средней длины. Обычно убранные в «хвост» или пучок волосы падали на плечи. Платье плавно спадало по фигуре, расширяясь книзу. Антуан не успел любезно открыть дверь автомобиля. Бланш сама нырнула на пассажирское сиденье. Да, он слишком долго ни за кем не ухаживал… *** Антуан слушал соседку, подперев рукой подбородок. Его пухлые губы приоткрылись, взгляд не отрывался от глаз Бланш. Исчезла привычная угрюмость, лицо излучало нежность и расположенность к общению. И даже немного вздернутый нос не добавлял сегодня высокомерия. «Проживание на ферме идет ему на пользу», – подумала Бланш. «Почему я раньше не замечал этих глаз?» – мелькнуло в голове у Антуана. Бланш оживленно щебетала. Антуану казалось, что он очень мало знает о ней, поэтому он задавал сотню вопросов о ее детстве и близких, об университете, об увлечениях, изредка отпивая глоточек рубинового мерло. Бланш тоже не преминула воспользоваться возможностью и узнать побольше об Антуане. – Когда я был маленьким, то боялся атомной бомбы. Отец работал инженером и часто рассказывал о различных научных и технических разработках. У нас собирались его коллеги, оживленно спорили, насколько реальна угроза ядерной войны. Сегодня я боюсь искусственного интеллекта. Роботизированность, полная автоматизация кажутся мне чудовищными. Это явления очень далекие от того мира, который я люблю. А чего боишься ты? – Лестниц. В семь лет я упала со второго этажа, расшибла голову. С тех пор они вызывают опасение. У меня кружится голова, когда смотрю вниз на винтовые лестницы. Если я вижу их во сне – следующий день не предвещает ничего хорошего. Бланш тоже верила в знаки, поэтому Антуан неожиданно для себя рассказал ей о мгновенном решении остаться в Лионе, словно знаменитый тезка со своих небес сказал «Стоп!» его хаотичным передвижениям по Франции в течение нескольких месяцев. – А меня Лион принял не сразу. Мы переехали сюда, когда мне было десять. И первые месяцы я чувствовала себя в лабиринте. Постоянно терялась, выбирала неправильное направление движения. Но со временем все наладилось. Как ты думаешь, по какому принципу город нас принимает или отторгает, если мы там впервые? – Наверное, у каждого города и человека есть своя частота, как в музыке. И если частота города и человека совпадает – человеку комфортно в этом городе. – Лето скоро закончится, – с ноткой сожаления констатировал Антуан. – А я люблю осень, с ее ветрами и прохладой, спешащими прохожими, горячим кофе дома. – У нас противоположные вкусы. – Но нет антагонистических противоречий. Так даже интереснее, потому что шире охватываемый спектр, – звонко рассмеялась Бланш. Она расспрашивала о делах на ферме, самочувствии стариков, дяде Гаспаре и его семействе. – Кажется, у тебя появилась поклонница? Элен от тебя не отходит. – Всегда мечтал, – принял ее шутливый тон Антуан. – А серьезно, когда ты выбирал профессию, думал ли о поклонницах? – Нет. Я с десяти лет начал играть на фортепиано, потом на гитаре, с двенадцати лет писать музыку. Это потребность души. Ты не можешь не думать о музыке, мелодия звучит внутри и неудержимо рвется наружу. Я самый большой эгоист, когда пишу, потому что в процессе работы создаю музыку только для себя. Но спустя некоторое время появляется желание поделиться этой музыкой со всем миром, чтобы люди смеялись и плакали, грустили и влюблялись под мою музыку. Чтобы моя музыка была саундтреком их жизни. Поклонники – это часть жизни артиста или певца, но очень редко – композитора. Композитор всегда в тени. – Правда? – Назови мне композиторов трех твоих любимых песен! Бланш расхохоталась. – Не могу. – Вот и подавляющее большинство людей не могут. Если только автор песни не совпадает с исполнителем. Они двигались неторопливо и плавно, будто скользили по набережной. Рона выглядела более подходящим местом для прогулок с девушкой, чем набережная Соны с ее плавучими домами и граффити. Блики луны и фонарей плясали по воде. Беспокойный ветер нес прохладу. В воздухе чувствовался запах реки. – В любом случае, когда я пишу музыку или песни, я не чувствую, что мне почти сорок лет. Будто я застыл в промежутке от семнадцати до тридцати. Тон не становится более серьезным или торжественным с годами. Это та же самая душа, которая снова начинает писать. С возрастом просто улучшается техника. Антуан ни с кем не разговаривал на эту тему. Селин была ровесницей, они изменялись вместе. С Бланш же хотелось поделиться ощущениями. Она должна понять. Поэтому он продолжил исповедь. – Спасибо тебе за неправдоподобность той ночи… Я уже не думал, что кто-то может беспокоиться обо мне или заботиться. Чувствовал себя ненужным этому миру. А потом появился Барни, и мне захотелось возвращаться домой, потому что он меня там ждал, ласково вилял хвостом, бежал навстречу, просил еды, спал, положив рыжую лохматую голову на мои ноги. Мне очень нравятся твои дедушка и бабушка. В них я увидел такую гармонию, которую хочется сохранить и передать, например, в музыке. Пожалуй, раньше мне не доводилось встречать настолько счастливую пару среди людей их возраста. – Ты уладил свои дела? – Да, я завтра возвращаюсь на ферму. Робер ждет моей помощи в починке коровника. – У вас обширные планы, – усмехнулась Бланш. – Ты будешь приезжать на выходных? – Наверное. – С Тома? На протяжении всего вечера про Тома никто из них не заговаривал, будто его и не существовало. – Не знаю. Тома хотел побывать на деревенских танцах. Но я не думаю, что это его формат отдыха. Антуану показалось, что сейчас самое время сменить тему. Город светился окошками домов, витринами, фонарями. Прохожих почти не было, только редкие машины нарушали тишину улиц. Когда они доехали до дома, Антуан отворил перед спутницей дверцу машины и подал руку. Немного старомодно, но очень галантно. Затем легонько приобнял и коснулся губами виска. Они замерли так на секунду, позволившую Антуану уловить запах нероли от волос Бланш. Глава 13