Когда через час он вышел на кухню в рубашке в горошек и темных джинсах, за круглым столом уже сидел крепкий рыжеватый старик. На его доброжелательном лице капельками сверкали веснушки. «Робер Готье», – представился хозяин. Обед предстоял обильный. Картофель и мясо, сыр и молоко, вишневый пирог. На столе белоснежная скатерть с ручной вышивкой. Супруги Готье увлеченно расспрашивали о том, благополучно ли прошла дорога, как ему понравилась комната. Робер предложил после обеда показать Антуану ферму. – Кроме меня, на ферме занято два работника и одна женщина помогает жене с переработкой молока. У нас всегда собственные масло и сыр, – с гордостью говорил хозяин. – Вот здесь коровник, там – курятник. Еще мы держим десяток свиней. В городах вы не найдете таких продуктов, как на нашей ферме. – Да, обед очень вкусный, – Антуан непроизвольно улыбнулся. Давно он не обедал в такой располагающей семейной обстановке с отменной домашней едой. А чай со свежей мятой? Он не пил его с детства. – Если вы любите плавать, вот там, – Робер махнул рукой в сторону леса, – есть озеро. В сарае стоят велосипеды, можете брать любой. – Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь. – Мне понадобится ваша помощь. Один из моих работников неделю назад перенес операцию, поэтому месяц или больше не сможет помогать на ферме. А крепкие руки здесь всегда нужны. Робер придирчивым взглядом оглядел фигуру Антуана и, видимо, удовлетворился увиденным. – Конечно. Правда, я не занимался физической работой с детства, когда гостил у своих бабушки и дедушки в Бретани. – Да, ваши руки не похожи на руки фермера, – усмехнулся Робер и сразу переключился на другое, – Бланш говорила, что вы планируете присоединиться к «Корсарам», им как раз требуется гитарист. Вы уже поговорили с Гаспаром об этом? – Нет, я планировал встретиться с ним завтра. Глава 8 В послеобеденный час, когда солнце припекало, и вся природа выглядела немного ленивой, Антуан нанес визит Гаспару Готье. Гаспар пошел в мать, это был крепкий добродушный мужчина со светлой бородой, в которой проскакивали ниточки седины, на вид такого же возраста, что и Антуан. Жена Гаспара Фанни, напротив, отличалась стройностью, несмотря на то, что подарила жизнь трем детям. Старшему отпрыску, Максиму, недавно исполнилось двенадцать лет, он был щуплым и высоким подростком в очках, совсем не похожим на крепких деревенских мальчишек. Дальше следовали девочки: десятилетняя Софи – уменьшенная копия матери и семилетняя пухленькая Элен, унаследовавшая комплекцию от бабушки, веснушки от дедушки и добродушный нрав от них обоих. – Фанни, дети, это друг Бланш, его зовут Антуан. Все вежливо поздоровались, а Элен подбежала к нему и порывисто обняла. Что-то внутри повернулось, он погладил малышку по рыжеватой голове. За лимонадом с привкусом мяты мужчины поговорили о музыке, о коллективе Гаспара. Ему не хватало второго гитариста в команде, и Антуан выразил желание присоединиться. Фанни уговорила гостя остаться на ужин. Он приложил руку к груди в знак признательности. Искренность приглашения его тронула, поэтому он не стал отказываться. Все пришло в движение, мать давала поручения старшим детям. Антуан вышел на улицу подышать свежим воздухом, остановился под тенью развесистого дуба. Плеск голубиных крыльев нарушал послеобеденную тишину. На гостя с любопытством взирала пара светло-карих глаз. – А у тебя есть дети? – прозвучало откуда-то из-за спины. Малышка Элен задала этот вопрос вскользь и уж точно не могла ожидать, что он поставит собеседника в тупик. – Нет. То есть да. Был. Девочка смотрела на него распахнутыми глазенками. Ответ нуждался в пояснениях. – Элен, у меня был сын Матье. Но в прошлом году он умер. – Матье теперь на небе, как мой кот Тео? – Да, как Тео. – А Тео и Матье могут там познакомиться, как мы с тобой? – Наверное, могут. Кажется, подобный ответ ее вполне удовлетворил, и девчушка отвлеклась от разговора на поделку из разноцветных бусин. – А что ты мастеришь? – Коврик. – А для чего он будет служить? На лице девочки промелькнуло удивление. – Он будет красивый. Он будет меня радовать, – Элен любовно погладила несколько рядов бусин, уже вплетенных в полотно. Такой образ мыслей выглядел совершенно непривычным для Антуана. Его родители, он сам, да и большинство тех людей, которых он знал, постоянно говорили о пользе, о необходимом, о подчинении жизни высшей цели. А сейчас напротив сидит счастливая маленькая девочка, которая скрупулезно собирает бесполезную разноцветную поделку просто так, для красоты, для удовольствия от процесса работы. Антуан рассмеялся. Его пронзила неожиданная мысль о простоте жизни, которая искусственно усложняется. – Я подарю коврик тебе, – продолжала Элен. – Зачем? – удивился Антуан. – Ты грустный. А грустным людям нужно дарить подарки, чтобы они стали веселыми. – Спасибо. Антуан чувствовал себя старым заржавленным механизмом, который смазывали маслом, доставая кисточкой до самых труднодоступных мест. По душе растекалось тепло. Он полагал, что после смерти Матье уже ни один ребенок не найдет отклика в его душе. Однако Элен это удалось. Он не сравнивал ее с Матье, не испытывал горечи или боли при встрече с ней. Элен исключительная, она – источник чистого света. *** – Музыкант – это не профессия для мужчины, – спокойные слова Робера жалили Гаспара как пчелы на семейной пасеке. – Ты начал поздно и уже вряд ли достигнешь выдающихся успехов. А как ты сможешь содержать семью на небольшие и непостоянные заработки? Когда твоей жене понадобятся новые сапоги, а ребенку игрушка, что ты им скажешь? Это был один из самых черных дней в жизни восемнадцатилетнего Гаспара Готье. День крушения мечты, пестуемой в глубинах души в течение двух лет, до сих пор периодически всплывал в его памяти. К музыке он пришел в шестнадцать лет, когда старший брат его друга начал учить их играть на ударных, открывая мир звука и ритма. Кумирами Гаспара тогда были Джон Бонем12изLed Zeppelin и Кит Мун13изThe Who. Он часами выбивал дробь мелодий, сводя с ума родителей и работников фермы. С другом и его братом они ездили по выходным в Лион, где в Старом городе в джаз-клубе «Сен-Жорж» играли мастера музыки. Парни сидели в углу за крошечным столиком, пили колу, впитывали в себя музыку, как поле впитывает дождь, погружались в атмосферу импровизационной свободы классического джаза. Руки, сливаясь воедино с барабанными палочками проносились в воздухе с невероятной скоростью, выдавая точный ритм. Гаспар мечтал о том, что когда-нибудь будет играть так же хорошо. Ни единого слова, только музыка. Но невозможно было предугадать, чего можно ожидать в следующий раз за этими голыми кирпичными стенами. К тому времени старший брат закончил университет и, наведываясь домой в отпуск или на праздники, только ласково трепал паренька по голове и говорил отцу, что лучше уж музыка, чем алкоголь или наркотики. Жюльен уже тогда был слишком серьезен и заставлял родителей прислушиваться к своему мнению. Гаспар не пошел против воли отца, своевременно закончил колледж и в юные годы много и тяжело работал. Благодаря природной склонности к экономии, через несколько лет усердного труда ему удалось выкупить бар «Корсар», где впоследствии он повстречал Фанни и сразу понял, что она – его вторая половинка. А музыка вернулась самым неожиданным образом. В его баре появился кругленький, но очень подвижный брюнет Симон Ламбер с предложением играть для публики на фортепиано по выходным. И Гаспар задумался о группе. Первый состав он собрал примерно через год. Десятки, сотни часов репетиций и надежд. Через двенадцать лет после разговора с отцом группа «Корсары» стала главной достопримечательностью деревни Перуж. С возрастом Гаспар признал, что в словах отца присутствовала большая доля справедливости. Что бы он делал сейчас, если бы, как этот парень, Делилль, не смог бы писать музыку? Если бы сломал руку? Как смотрел бы в глаза Фанни и детям? Не музыка, не бар, а именно жена и дети были смыслом его жизни. И он не мог их подвести. Никогда. *** В ансамбль Гаспара, игравшего на ударных, входили еще четыре человека. Гитарист и саксофонист, которые казались братьями, настолько были похожи по типажу: оба высокие, тощие и лысые – Жан и Батист. Клавишник Симон в противоположность им был маленьким и круглым. На трубе играл Поль – длинноволосый парень с татуированными руками и сережкой в ухе, самый молодой из коллектива. – На чем ты играешь? – На фортепиано, гитаре, саксофоне, укулеле. Но Гаспар сказал, что вам требуется гитарист? – Добро пожаловать, мультиинструменталист, – Симон добродушно похлопал его по плечу. – Ребята, начинаем, – в голосе Гаспара прозвучало воодушевление. Все с азартом включились в работу. Антуану пришлось признать, что уровня исполнения у деревенского коллектива был весьма приличным. Эти люди так же были влюблены в музыку, как и он. Не имея профессионального образования, они много сил и времени уделяли репетициям и смогли добиться определенных успехов: их приглашали выступать на праздниках в соседних деревнях, да и жители близлежащих населенных пунктов приезжали вечерами в выходные послушать группу, потанцевать и пропустить стаканчик в баре «Корсар», принадлежащем Гаспару. Ошеломляющая экспрессия и элегантная точность. Такого Гаспар еще никогда не видел, настоящее откровение. Руки Антуана легко парили над гитарой, превращая все в совершенный звук. Обманчивая легкость, за которой стояли не только часы работы. У Антуана был Дар. Глава 9 Антуан проснулся от собственного крика. В последнее время боль стала понемногу отпускать из своих цепких лап. Кошмары про гибель жены и сына он видел все реже. Но сегодня случилась такая ночь. Внезапно налетевший ливень выстукивал реквием по потерянным близким. Хлопали ставни. В дверь заглянул встревоженный Робер. – Все хорошо, парень, это только дождь. Старик присел на кровать и обнял гостя. Мокрое от слез лицо молодого мужчины уткнулось в коричневую пижамную рубашку Робера. Антуан громко всхлипнул. Старик погладил его по голове, как в детстве гладили бабушка и дедушка и совсем мало – родители. Слёзы текли и текли, и он по-детски вытирал их кулаками. Антуану вспомнились дом его деда, кружевные шторки на кухне, вязаные салфетки, бабушкины пироги с яблоками, запах мяты, серый кот на окне, часы с ходиками, тепло и уют, которые его там окружали. Толстые романы Александра Дюма, которые он читал в пасмурные дни, когда летний дождик шелестел по крыше и окнам, и невозможно было гулять во дворе. Резиновые сапоги, в которых он перескакивал коричневатые лужи с примесью глины. Непроглядные и тихие ночи. И впервые после гибели Селин и Матье, после пожара в их особняке он почувствовал себя дома.