— Нет. Тем, что добиваешься своего, наперекор генетике! Глава 31. Концерт Никогда не любила толпы, но такая толпа, которая нас встретила на стадионе, где должен был быть концерт, вселила просто панический ужас, тут же захотелось сбежать. Меня успокаивал только Тим, он крепко держал меня за руку, обнимал. Я впервые была на концерте, и такой масштаб меня пугал. Билеты у нас были в фан-зону, почти перед самой сценой, но мы не полезли ни в середину, ни к самой сцене, расположились чуть в стороне от эпицентра. Меня даже немного потряхивало то ли от страха, то ли от волнения. Народ стягивался и стягивался, не знаю, сколько тысяч человек собрал концерт, но стадион был занят весь, а в фан-зоне всё теснились. Тим выглядел расслабленным, улыбался, оглядывался, крепко прижимал меня к себе, чтобы никто не толкнул, но все старались пробиться поближе к сцене, поэтому рядом с нами даже можно было дышать свободно. Но как только концерт начался, группа вышла на сцену, все мои страхи сменились воодушевлением, в груди затрепетало. А крик, который поднялся кругом, оглушал, заглушал голоса Драгонсов. Я смотрела на Дэна Рейнольдса и не верила своим глазам, что вижу его вживую, слышу его голос. Меня распирало от накрывшей эйфории. А когда они начали петь и играть, я думала, сойду с ума от счастья. Стадион подпевал, орал. Иногда мне казалось, что фан-зона — это единый организм, который слился в восторге, во всеобщей эйфории и экстазе, в любви к своим кумирам. Через пару песен мы с Тимом уже танцевали и орали со всеми. Музыка, голоса — всё пронзало нас насквозь, словно радиоактивные лучи. Сердце билось под ритм басов, в унисон с толпой, но внутри оставался чистый кайф, драйв и любовь. На середине концерта я охрипла, и в перерывах между песнями вдруг поймала себя на мысли, как мне хорошо, никогда в жизни не чувствовала ничего подобного. Словно я — чистый кайф, чистая эйфория. Меня настолько сильно распирало от внутренней бесконечной любви к музыке, к любимой группе, ко всем этим людям, к Тиму, что я не знала как это выразить. Мне казалось, что сейчас меня разорвёт на миллиарды бесконечно влюблённых, счастливых Ян. Я никогда не чувствовала себя такой счастливой, свободной, и такой классной! Будто скорлупа моих страхов разом раскололась от распирающей любви, счастья, восторга. И не просто раскололась, её разорвало. Внутри меня разорвалась атомная бомба счастья. И мне так это понравилось! Мне понравилось не оглядываться по сторонам, не бояться, быть свободной, открытой, орать песни в полный голос, смеяться, танцевать с закрытыми глазами, позволяя музыке пронизывать, подхватывать меня и носить по волнам восторга. Я выпустила наружу ту Яну, которой хотелось жить на полную катушку, которой хотелось кайфовать от жизни, которой хотелось жить, которой хотелось быть собой. Пить чистый кайф большими глотками! Я визжала, кричала, до хрипоты подпевала Рейнольдсу и не сводила глаз с Тима, потому что в его глазах горел огонь такого же драйва, такого же кайфа и любви. И Тим был собой, кайфующим собой. Тим был моей любовью и моей свободой всегда! Только с ним я могла быть собой, любящей на полную катушку себя, Тима, весь этот мир! Я смотрела на него, словно в зеркало, покрытая мурашками счастья и любви с головы до ног. И я вдруг поняла, насколько обожаю Тима, такого довольного, драйвового, счастливого. Всего, без остатка! Обожаю до дрожи! — Тим! Я люблю тебя! — заорала ему на ухо. Мне казалось, что если я не признаюсь ему в любви, то меня разорвёт от этой самой любви. Он широко улыбнулся, приблизился к моему уху: — Я тоже тебя люблю! Потом достал телефон и начал снимать видеоселфи нас на фоне сцены. Мы обнимались, целовались на камеру. Я снова проорала, как сильно его люблю и поцеловала Тима в щеку. Моему счастью не было предела. Я чувствовала, что плачу, плачу от чистого счастья и безграничной любви. — О, слэм! Держись крепче! — и Тим крепко-крепко прижал меня к себе. И мы, словно часть единого организма двигались под напором толпы, как волны моря, нас отбрасывало и качало под такт музыки. И это было так странно, ты словно не принадлежишь себе, а принадлежишь этой кайфующей толпе. Мне не было страшно, наверное, впервые в жизни. Меня крепко обнимал Тим и следил, чтобы никто не зацепил, не толкнул. И я расслабилась, стала каплей в этом бушующем море восторга и любви. Выходили мы со стадиона на дрожащих ногах, меня трясло, Тим был раскрасневшийся, взъерошенный, но такой счастливый. У меня улыбка тоже не сходила с лица. Говорить не хотелось, горло саднило, а наши голоса мы оставили на стадионе. Руки у меня тряслись как в припадке Паркинсона. Ведь внутри творился ураган, торнадо из чувств и эмоций не находило выхода. Поэтому меня и потряхивало. Отойдя от стадиона, мы забежали в магазинчик, Тим купил бутылку фанты, жареный миндаль и большую пачку жёлтых мндемсов. Мы ждали такси, пили фанту и улыбались друг другу, как два блаженных, но очень счастливых дурачка. В такси приятно пахло ароматизатором с запахом хвои, водитель между делом смотрел какой-то фильм, не обращая на нас никакого внимания. Тим спросил осипшим голосом: — Как тебе концерт? — Слов нет, одни эмоции. Я думала, меня разорвёт, как хомячка, от счастья! — Да, ради таких эмоций и сто́ит ходить на концерты, — усмехнулся Тим. Но меня до сих пор разрывало, эмоции никуда не делись, меня распирало от любви. Мне казалось, что если я буду говорить Тиму, как сильно его люблю, то меня отпустит, я отдам часть распирающих чувств ему: — Тим, я так сильно тебя люблю, люблю, люблю... — накинулась я на него, схватила его лицо в свои ладони и отрывисто целовала в губы, нос, щёки, куда попадала. Сначала он отвечал мне взаимностью, пытался отвечать, обнимал, потом просто рассмеялся. — Я знал, что тебе понравится! Оказалось, что с любовью так не работало, чем больше ею делишься, тем сильнее тебя начинает от неё распирать. Тим тоже взял моё лицо в свои большие ладони и поцеловал. И так поцеловал, как мы с ним до этого никогда не целовались. До беспамятства, до безумия, до боли. Так страстно и горячо, что я забыла, как дышать. Если бы мы не были в такси, то давно убрали все границы дозволенного. Потому что я точно ни о чём не думала, кроме Тима. Хотелось поддаться сумасшествию. Я стала безумной, но такой свободной, и мне это нравилось. Наверное, у Тима ещё оставались остатки разума в этих бесконечных, безумных, обжигающих поцелуях. Когда я пробиралась руками ему под майку, он напрягался и перехватывал мои ладони, переплетал пальцы и крепко сжимал, но ни на секунду не разрывал поцелуя. Он целовал меня в шею, обжигая поцелуями кожу. Я отвечала ему тем же, но мне хотелось большего, хотелось касаться его, но Тим держал в руках не только себя, но и меня. И мы слишком быстро доехали, мне казалось, что я готова целоваться с Тимом вечность. Сейчас даже жалела, что мы не остались ночевать в квартире его сестры. Мы стояли у моего подъезда и всё целовались и целовалась. — Может, останешься у меня сегодня? — Тим, похоже, так же, как и я, не хотел расставаться. И сейчас я бы побежала с ним куда угодно, но меня дома ждали родители, наверняка не спали, ведь я обещала вернуться. Да и к Тиму ночевать они бы меня не отпустили. А соврать, что останусь у Инги, не могла, я никогда не обманывала родителей. Мне было важно оправдывать их доверие. — Не могу, — я уткнулась носом в шею Тима, вдыхая его, сводящий с ума, запах. И на каком-то автомате начала снова целовать его шею. — У меня дома только Лика, поверь, ей всё равно, она никому не скажет, — шептал Тим мне на ухо. — Это так трудно, оторваться от тебя, — я чуть отстранилась и заглянула Тиму в лицо. Даже в темноте ночной улицы его глаза блестели, он был ещё более взъерошенный и такой красивый, что я закусывала губу, а сердце трепетало. — Это не просто трудно, это невозможно, — и Тим снова начал меня целовать.Уже болели губы, пульсировало лицо, но мы не могли остановиться. В кармане зазвонил телефон. Звонила мама. — Яна, у тебя всё хорошо? Вы обещали к часу ночи вернуться. «Всё слишком хорошо, мама!» — хотелось мне проорать на весь двор. — Да, мы уже близко, скоро приду, не волнуйся. Сказала и поджала губы. Тим вздохнул и как-то обречённо повесил голову. Не считая поездки в такси, мы с ним уже около подъезда стояли целый час, время для нас пролетало мгновенно, уже было полвторого. И мне так не хотелось отпускать Тима, он вновь глянул на меня, улыбнулся: — Иди уже, а то родители не спят, переживают. — Спасибо за концерт! — вдруг вспомнила я, что так и не поблагодарила Тима за концерт. — Это лучший день в моей жизни! — И в моей, — широко улыбнулся Тим. Глава 32. Суперсила Родители не спали, ждали меня. Я тихонько прокралась к ним в спальню, отметилась, что вернулась и ушла в ванную. Смотрелась в зеркало и не узнавала себя. У меня был абсолютно бешеный взгляд, глаза блестели, щёки горели, а губы были красные и опухшие. Неоновый расплывшийся макияж делал меня безумной сумасшедшей. А на боковой стороне шеи осталась полоска красных пятен. Но мне было всё равно, я не переставала улыбаться, ведь сегодня впервые поняла, что такое любить. Теперь я бы согласилась с Ингой, что от этого чувства разрывает на части. Любовь, как лавина, которая срывается с горы, захлёстывает тебя, её не в состоянии контролировать. Она просто есть, и она просто сносит с сумасшедшей скоростью, и неизвестно куда вынесет. Но пока весь мир переворачивается с ног на голову и обратно, хочется испытывать это яркое чувство снова и снова, потому что нет ничего в мире важнее и приятнее. На телефоне было несколько уведомлений от Инги. Она спрашивала, как у меня дела, звала к себе завтра. Я ей ответила, что я самый счастливый человек на земле, и ничуть не лукавила. Как только закрывала глаза, меня затягивало в водоворот чувств, я не сопротивлялась, наоборот, с удовольствием ныряла в образы, связанные с Тимом. Перед глазами стоял он, а губы пульсировали, горели и помнили его поцелуи. Утром Соня редко давала выспаться. Она, едва проснувшись, радостно начинала по мне прыгать. И если я не успевала вскочить с кровати, то сестра могла с прыткостью рестлера, добивающего свою жертву на ринге, сигануть на меня. Поэтому я спала всегда чутко и вскакивала моментально. Первым делом написала Тиму. Мне до жжения в опухших губах хотелось снова увидеться. «Где встретимся и во сколько?» «Приходи ко мне», — тут же ответил он, хотя я думала, что Тим ещё спит. Я нацепила старую водолазку, которую не носила, наверное, с седьмого класса, чтобы скрыть следы на шее. Наспех позавтракала и убежала к Тиму. Он был заспанный, видимо, только недавно встал, и, как обычно, без майки расхаживал по дому. — Завтракать с нами будешь? — улыбнулся он, пропуская меня в квартиру. Я прятала глаза, чувствовала, как сильно краснею. Но взгляд то и дело сам натыкался на тело Тима и приходилось делать над собой усилие, чтобы не пялиться на него. — Нет, я уже дома позавтракала. Оденься, плиз, — взмолилась я, боясь сгореть со стыда. На кухне они были вдвоём с Ликой. Она улыбнулась мне, и несмотря на то, что я отказывалась, всё равно налила мне чай. И подперев ладонью подбородок, загадочно улыбалась, переводила взгляд с Тима на меня и обратно. И я смущалась под её взглядом, мне казалось она видит, как сильно я люблю её брата, поэтому я обнимала кружку с чаем ладонями и смотрела на дно, периодически поглядывая на Тима. Мы молчали. Тим уминал омлет с помидорами черри и, не переставая, улыбался мне. Он был собой: жизнерадостным и счастливым. Лика взглянула на телефон: — Мама пишет, что они уже едут. Спрашивает, ты дома? — Напиши, что уже нет, — усмехнулся Тим. — Мы уйдём сейчас. — Тимош, тебе нужно с Виктором помириться, сколько можно уже?! Не маленький, а ведёшь себя будто тебе пять лет, — укоряла его Лика. — Ты сама знаешь, что это невозможно, — скривился Тим. — Я готов общаться, но он меня никогда не слышит, так что мы сваливаем.