— А как ты предлагаешь избавляться от боли и страхов, носить всю жизнь это с собой?! Я целый год ходила к психологу и два года сидела на антидепрессантах, чтобы избавиться от панических атак, и это нифига не прикольно! И если бы мне кто-то влез в голову один раз и всё починил, я бы, наоборот, была благодарна! — я взвилась. Тим впервые меня так разозлил. Он смотрел очень хмуро, вглядывался в мои глаза и, похоже, тоже злился, но заговорил с беспокойством: — Ян, эта фигня тебя уже меняет! Избавься от неё, я тебя прошу! — Не хочу! — покачала головой. — Я впервые чувствую в себе силу дать отпор любому, кто посмеет меня обидеть! — Ян... — Тим чуть поморщился, приблизился, заговорил тише и взял мои ладони в свои руки. — Я не дам тебя в обиду. Но эта сила... В ней много зла, и, поверь, ты и не заметишь, когда она начнёт управлять тобой. — Не волнуйся, я смогу отделить своё от чужого, — я чуть улыбнулась. — И очень постараюсь больше не лезть тебе в голову, хотя у тебя там так интересно. Глава 52. Цена прощения Искушение залезть в голову к Тиму было велико, но я держалась. Не хотела подрывать его доверие, а ещё пыталась доказать самой себе, что могу управлять силой, а не она мною. И мне это удавалось, даже когда мы обнимались и целовались, я загоняла любопытство подальше, чтобы опять случайно не нырнуть в голову Тима. В субботу мы, как всегда, торчали на крыше, слушали музыку, я стояла у перил, смотрела на лес: — Лес уже зелёный, там сухо? Тим без полноценных тренировок изнемогал, поэтому стал больше бегать и по вечерам, пока я была в кванториуме, проводил время в лесу. — Да, уже сухо. — А до озера далеко? Ты обещал меня туда отвести. — Километров пять. Кстати! — вдруг оживился он. — Давай велики возьмём и поедем прямо сейчас! Но потом нахмурился: — Хотя не выйдет. За зиму, наверное, колёса сдулись, а насос дома, как и отец. Ладно, пошли прогуляемся! — Тим, улыбнувшись, протянул мне руку и, приподняв одну бровь, зловеще добавил: — Отведу тебя в лес! Пока шли к озеру, я вновь заговорила про отца Тима. Тим, можно сказать, жил у Паши и всё равно скучал по дому, иногда заходил после школы за вещами, учебниками и тетрадями, когда никого не было. — Ты ведь уже не злишься на отца? Почему не вернёшься домой? — И что я ему скажу: «Здравствуй, папа, я пришёл!»? — хмыкнул он. — Тем более он наверняка на меня злится. Не очень-то хочется опять схлопотать по щам. — Но ты же не будешь всю жизнь теперь избегать его? — Он, похоже, тоже не особо жаждет общения со мной. Так что все в плюсе! — всё так же беззаботно говорил Тим. — Может, потом как-нибудь вернусь. Я не ожидала, что озеро окажется так далеко, мы пробирались через лес почти целый час. Хорошо, что у Тима в рюкзаке из колонки звучали «Драгонсы», а мы им периодически весело подпевали. Озеро оказалось не таким большим и живописным, как представлялось. Мы присели на корягу около воды, было спокойно, но мы, как два дурачка, поочерёдно орали под музыку: — Фандер! — Фил се Фандер! — Лайтинг энд се фандер! Смотрели друга на друга, подпевали песне и смеялись. Мелодия закончилась, и внезапно подул порывистый холодный ветер, небо заволокло тёмными тучами, вдалеке раздался раскат грома. — Похоже, мы призвали с тобой грозу, — рассмеялся Тим. — Боги решили нас покарать за плохое пение! — тоже расхохоталась я. Но пронизывающий ветер не внушал ничего хорошего, по водной глади поползла рябь, деревья предупреждающе закачались, гром гремел где-то совсем недалеко. — Пошли домой, — я поднялась и передёрнула плечами. Дождь настиг нас быстро, громко стуча по деревьям и крошечным листикам. Внезапно на нас обрушились огромные сильные капли. Ветер усилился. Мы оба были в толстовках, которые почти сразу же промокли, капюшоны не спасали. Тим достал из рюкзака пакет из-под орехов, мы отключили телефоны и сложили их в пакет. Тим его плотно завязал и вновь положил в рюкзак. Сухими нам из леса точно не выбраться. Мы шли по тропе, и дождь бил нас в спину, а когда над нами раздался оглушительный треск, мы инстинктивно пригнулись и закрыли головы руками. Но следом я нервно рассмеялась: — Боги точно покарали нас за плохое пение! — Тебе не страшно?! — Тим крепко держал меня за руку. — Я люблю грозу, но лучше в такой ураган быть дома, — у меня от холода стучали зубы. Я совершенно не представляла, куда идти, но Тим видел тропку и уверенно тащил меня вперёд. Над нами то и дело гремел гром. — Говорят, в грозу нельзя прятаться под высокими деревьями, — периодически я поглядывала наверх. — Это если одно, а тут их целый лес! Снова громыхнуло прямо над нами, и мы пригнулись. Когда гром так оглушал, действительно становилось страшно. Дорога до ЖК казалась мне бесконечной, полные воды кроссовки отяжелели, на них налипла грязь, и я еле передвигала ноги. Толстовка промокла насквозь, стало противно и холодно. Тим шёл уверенно чуть впереди, тянул меня за собой, периодически оглядывался: — Устала?! Потерпи, скоро уже придём. Мне было адски тяжело идти, холодно, но почему-то весело. Мысль о том, что мы призвали грозу, смешила. Ещё и Тим ободряюще улыбался, а если мы вдвоём чуть пригибались от грома, то потом переглядывались и нервно смеялись. Как только показались крыши новостроек, Тим сразу потащил меня в сторону своего дома: — Идём ко мне! — Там же твой отец! — Я не хочу, чтобы ты заболела больше, чем видеть отца, так что идём! Спорить под проливным дождём не хотелось. С нас лилось, моя толстовка уже не впитывала воду, тяжёлым мокрым мешком придавливала к земле и холодила кожу. Кроссы были полны воды, зубы стучали от холода. Выглядели мы с Тимом жалко, хотя по Тиму и не скажешь, он ещё даже шутил и улыбался, когда меня трясло от холода и я еле двигала ногами. Тим отпер замок квартиры, впустил меня и, когда захлопнул за нашими спинами дверь, в прихожую выглянул его отец, удивился: — О, явился блудный сын! — Пап, прости меня! — искренне выдал Тим, глядя на отца. Тот лишь слегка кивнул, оглядел нас: — Переодевайтесь скорее, потом поговорим. И мне показалось, что Виктор Валерьевич обрадовался, что Тим вернулся, хоть и всячески старался это скрыть. — Тимоша! — выглянула из кухни Лариса Александровна, бросилась было обнять сына, но остановилась с округлёнными глазами. — Вы где были? Так вымокли! — Купались, — улыбнулся Тим. — В лесу. — Быстрее переодевайтесь! — поторопила она. Тим стягивал мокрые и грязные кроссовки, сразу же снял носки, засунул их внутрь обуви. Я последовала его примеру. В комнату Тим притащил таз и стягивал с себя мокрую одежду, с которой лилось. Остался в одних трусах. Влез в шкаф, вытащил футболку, треники, носки, достал худи, кинул на диван: — Это всё тебе! Ты чего не раздеваешься? — Не буду же я при тебе! — Я же при тебе переодевался, — хмыкнул он. — Ты любитель оголяться, а я стесняюсь, — меня по-прежнему трясло. — Может, хочешь в горячий душ?! — Нет, я уже искупалась. Хочу теперь высохнуть! — Ок. Сейчас полотенце тебе принесу, — кивнул он на мои волосы. — Переодевайся. Толстовка весила килограмм десять, даже бельё было мокрое, а кожа ледяная в мелких пупырышках. Но я поспешно натянула на голое тело футболку Тима, надела его треники, укуталась в его худи. Мокрое бельё спрятала в карманы своей толстовки. И никогда не чувствовала себя так уютно. Сухая одежда уже согревала. Тим зашёл, когда я уже напяливала носки сорок второго размера на свой тридцать шестой, но мне было всё равно, хотелось быстрее высохнуть и согреться. Тим усмехнулся, глядя на меня, отдал полотенце: — Ты похожа на гопника. Хочешь, я тебе что-нибудь из Ликиных вещей принесу? Фен нужен? — Не надо ничего, я уже к этим пригрелась, пусть и буду как гопник, — мне было всё велико, но переодеваться не хотелось. Я вытерла волосы полотенцем, замотала их в тугой пучок.