Ну уж нет, дудки! Я был чрезвычайно зол, плюс еще и отвращение берсерка к галнингам уже начало клокотать во мне, заставляя откуда-то из глубин подниматься прямо-таки звериную ярость. Я и глазом не успел моргнуть, как волна ненависти захлестнула меня. Опаньки! Сам того не заметил, как включил «берсерка». Отлично, как раз вовремя. Уйти с пути неповоротливого, ставшего таким медленным амбала, не составило труда. Эта тупая туша, обвешанная ожерельями, составленными из человеческих пальцев и зубов, укутанная в шкуры, как-то умудрилась заметить мой маневр. Вот только ничего сделать не успела, не смогла — слишком большая была скорость, и слишком много весила сама туша. Инерция несла ее вперед, и ничего этому противопоставить она не могла. Туша уже почти поравнялась со мной, когда попыталась затормозить, чтобы не врезаться бестолково в борт корабля. Поздно, дружочек… Мой меч ударил под левую коленку врага, и он лишь злобно засопел, тут же накренился, покосился. Собственно, именно это мне и надо было — удар топором по голове заставил этого урода рухнуть на палубу. Вот только мой топор так и не смог расколоть череп, даже убить я его не смог. Да чего говорить — не похоже было, что хотя бы дезориентировать удалось — амбал тут же попытался подняться, но я отправил его ударом обуха назад на палубу. Ты смотри! Даже так получив по лбу, он все еще пытается подняться! Мои удары посыпались на него один за другим, но как бы я ни пытался, так и не смог расколоть ему череп. Да как так? Каменный у него он, что ли? И тогда я воткнул меч ему в грудь. Лезвие вошло в плоть по самую рукоятку, но амбал, казалось, этого даже не заметил — он все еще, отчаянно кряхтя, пытался подняться. Я замахнулся топором и обрушил его на голову противника, в который уже раз. Но этот чертов урод выставил руку, попытался защититься, и мой топор угодил в руку, в кисть. На сей раз топор явно нанес серьезный урон, как минимум сломал кость, ну или хотя бы заставил ее треснуть, но… Враг лишь неистово рычал. Он дернул своей ручищей, вырвав топор из моих рук. Твою же… Казалось, его нисколько не заботит ни торчащий из груди меч, ни топор, застрявший в руке. Он поднялся на ноги и тут же попер на меня, широко раскинув руки, будто бы в объятья меня хотел заключить. Увернуться от него не составило труда. Но вот с оружием у меня теперь беда… Я выхватил из-за спины скрамасакс, зажал его в руке лезвием вниз. Очередная нелепая попытка схватить меня, и я, поднырнув под руку, бросился вперед. Молниеносный удар, и теперь на шее этого здоровенного урода огромная рана, словно бы второй рот. Во! Не понравилось! Амбал тут же и думать обо мне забыл, схватившись за шею. Вот тебе и конец! Но не тут-то было: амбал заревел-захрипел, неожиданно дернулся ко мне и таки смог зацепить, схватить своей лапищей. Он сжал мою руку с такой силой, что я не выдержал и заорал от боли. Я слышал, как трещат ломаемые им мои кости. Свободной рукой я ухватился за рукоятку своего топора, продолжавшего торчать из конечности здоровяка. Злость, отчаянье, боль утроили мои силы, я смог освободить оружие и тут же, без промедления, начал рубить руку врага, держащего меня. Один удар, второй, третий. Несмотря на брызжущую во все стороны кровь, было ощущение, что рубишь дерево, причем очень старое и очень крепкое. Но какое бы оно ни было старое и прочное, я таки справился. Сдернув с себя оторванную кисть, я отскочил в сторону, а амбал тем временем с эдаким недоумением на лице рассматривал свою окровавленную культю. Ну, все! Сейчас или никогда! Я рванул вперед, успел увернуться от кулака, летящего мне в лицо, и в следующее мгновение оказался уже за спиной противника. Мой скрамасакс тут же вошел ему в шею на всю длину клинка. Но…кроме бешеного рева амбала больше никакого эффекта не было — противник все еще был жив. Я скрутил ногами его здоровую руку, распрямился, при этом держа руками шею урода, и потянул назад, заставляя всю тушу рухнуть на палубу. Я удерживал его руку, пытался придушить урода, но с каждой секундой понимал все больше — силы меня уже оставляют, я слабею, а придушить его не могу. Жилы на шее амбала вздулись как веревки, как канаты. Они были прямо-таки налиты железом, и все мои попытки не производили эффекта. В отчаянье я отпустил хватку и запустил пальцы в рану на шее, принявшись растягивать ее, разрывать. А вот это уже произвело должное действие — амбал забился, запаниковал. Я даже отпустил его руку, моментально перевернулся и, упершись ногами в плечи, сомкнул руки под его подбородком, начал тянуть. Секунда, две, три… Тело амбала бьется подо мной, но он явно запаниковал — даже не допер, что может теперь схватить меня здоровой рукой. Внезапно сопротивление исчезло, я завалился на спину, не понимая, что именно произошло. Вдох-выдох… Жив, и уже хорошо. Секунда, другая… Как же хорошо просто лежать, глядя в хмурое и серое утреннее небо, но нужно вставать! Я вскочил на ноги и развернулся к оставшимся противникам, а они все замерли, с ужасом глядя на меня. Даже Бродди, уже стоявший на коленях, готовый получить последний, смертельный удар, глядит на меня, широко распахнув глаза и открыв рот. Я удивленно опустил глаза и, наконец, понял, на что они пялятся. В моей руке бала голова амбала. Я голыми руками умудрился ему ее оторвать… Пару мгновений я смотрел на свой «трофей», а затем размахнулся и метнул его в одного из галнингов. Те почему-то голову своего приятеля ловить не стали, отшатнулись, пропуская «снаряд» в сторону. Я же неторопливо вытащил из шеи мертвого и обезглавленного здоровяка скрамасакс, выдернул из груди меч и не спеша, не торопясь, двинулся вперед, на оставшихся противников. То ли галнинги оказались слабыми, то ли их деморализовала смерть амбала, которого, как понимаю, они считали несокрушимым воином, и теперь сражались, не особо веря в победу. Как бы то ни было, а первого из них я убил легко и просто, первым же ударом. Он дернулся было защититься, но слишком поздно. Второй оказался более опытным — он отражал мои удары, пока еще один его приятель пытался зайти мне в спину. Я сделал вид, что увлекся атакой, что не вижу этот подлый маневр, и когда тот тип попытался ударить, я резко развернулся и буквально наколол его на свой меч и скрамасакс, и тут же поднял над палубой. Наколотый на мое оружие галнинг извивался как червяк и молил о пощаде, но никого щадить я не собирался. Резко вытащив нож из его тела, коротко размахнувшись, я вогнал его в левую глазницу врага, и тот, рефлекторно дернувшись, обмяк. Оставшийся в живых последний галнинг выставил впереди себя оба меча, которые держал в руках.