– Не о чем сожалеть. Вина целиком моя, уверяю вас! – педантично заявил человек глубоким низким басом. – Я раньше никогда здесь не бывал, – объяснил я, – поэтому не совсем уверен, правильно ли иду. Надо было захватить карманный фонарь. – Разрешите… Незнакомец достал из кармана фонарик, включил и протянул мне. При свете фонаря я увидел, что передо мной стоит человек среднего возраста с круглым розовощеким лицом, черными усами и в очках. На нем был добротный темный плащ, и если б мне пришлось его описать, я бы сказал, что он – образец респектабельности. И в то же время у меня мелькнула мысль: почему он сам не пользуется фонариком, если носит его с собой? – А, понятно, я сошел с дороги, – довольно тупо проговорил я, шагнул обратно и протянул ему фонарь. – Теперь уж я разберусь, куда идти. – Нет, нет, умоляю – пусть фонарь побудет у вас, пока вы не доберетесь до ворот. – Но вы… вы же идете к этому дому? – Нет-нет. Я направлялся в ту же сторону, что и вы. Э-э… по подъездной дороге к воротам. А потом – на автобусную остановку. Хочу успеть на автобус, чтобы вернуться в Борнмут. – Понятно, – сказал я, и мы зашагали бок о бок. Мой спутник, похоже, испытывал легкую неловкость. Он спросил, иду ли и я на автобусную остановку. Я ответил, что гощу у людей, живущих в этих местах. Мы снова замолчали. Я чувствовал, что спутник мой смущается все больше. Он явно был не из тех людей, которым нравится чувствовать себя в неловком положении. – Навещали мистера Винаблза? – кашлянув, спросил он. Я ответил, что так и есть, и добавил: – Я так понимаю, вы тоже направлялись к его дому? – Нет, – сказал он. – Нет… Вообще-то… – Пауза. – Я живу в Борнмуте… По крайней мере, неподалеку от Борнмута. Я недавно туда переехал, в маленькое бунгало. В моей памяти что-то мелькнуло. Где я недавно слышал насчет бунгало в Борнмуте? Пока я пытался вспомнить, мой спутник, вконец смущенный, был вынужден объяснить: – Вы, наверное, думаете, что это очень странно: увидеть, как кто-то блуждает вокруг дома, если… э-э… этот человек даже незнаком с хозяином. Мне трудно объяснить, почему я так поступаю, но, уверяю, для такого поведения есть свои причины. Могу сказать одно: хоть я недавно обосновался в Борнмуте, меня здесь хорошо знают, и я могу перечислить несколько уважаемых местных жителей, готовых за меня поручиться. Вообще-то, я фармацевт, который недавно продал свою аптеку в Лондоне и удалился на покой в этот уголок. Я всегда считал здешние места очень славными, всегда. Меня осенило. Я ведь знаю, кто этот человечек! Тем временем он продолжал свои излияния: – Меня зовут Осборн. Захария Осборн, и, как я уже говорил, у меня есть… вернее, было замечательное собственное дело в Лондоне, на Бартон-стрит… в Паддингтон-Грин. Во времена моего отца тот район считался очень хорошим, но, к сожалению, теперь изменился… О да, очень сильно изменился, и в самую худшую сторону. Бывший аптекарь вздохнул и покачал головой. Потом продолжил: – Это дом мистера Винаблза, верно? Полагаю, он… э-э… ваш друг? Я ответил, взвешивая каждое слово: – Едва ли я могу его так назвать. До сегодняшнего дня я виделся с ним лишь один раз, когда кое-кто из моих друзей захватил меня к нему на ленч. – А, понимаю… Да, теперь все понятно. Мы уже подошли к воротам поместья. Когда мы оставили их позади, мистер Осборн в нерешительности остановился. Я протянул ему фонарь: – Спасибо. – Не стоит благодарности. Ради бога. Я… Он сделал паузу, а потом слова хлынули из него потоком: – Не хочу, чтобы вы подумали… Я имею в виду – формально я и вправду нарушал границы чужого владения. Но, уверяю вас, мною двигало вовсе не вульгарное любопытство. Положение, в котором я оказался, должно показаться вам весьма своеобразным… Что открывает путь к неверным истолкованиям. Мне бы очень хотелось объясниться… э-э… Внести ясность в свою позицию. Я ждал продолжения. Казалось, Осборн предложил самую разумную вещь. Мое любопытство, вульгарным оно было или нет, он раздразнил, и я хотел разъяснений. Мистер Осборн с минуту помолчал, потом принял решение. – Я и в самом деле хотел бы объяснить вам, мистер… э-э… – Истербрук. Марк Истербрук. – Мистер Истербрук. Как я уже сказал, мне бы хотелось получить шанс объяснить свое довольно странное поведение. Если вы располагаете временем, всего в пяти минутах ходьбы отсюда, там, где дорога соединяется с главным шоссе, возле заправочной станции есть приличное маленькое кафе. Моего автобуса не будет еще двадцать с лишним минут. Разрешите пригласить вас на чашечку кофе? Я принял приглашение. Мы вместе зашагали по дороге. Мистер Осборн, терзавшийся сомнениями, считаю ли я его респектабельным, теперь успокоился на сей счет и уютно болтал о красотах Борнмута, о его великолепном климате, дающихся там концертах и о проживающих там милых людях, самых подходящих для знакомства. Мы добрались до шоссе. У поворота стояла заправочная станция, сразу за ней – автобусная остановка. В маленьком чистом кафе никого не было, если не считать молодой пары в углу. Мы вошли, и мистер Осборн заказал для нас обоих кофе с бисквитами. Потом подался ко мне через столик и принялся отводить душу. – Все это началось с одного дела – возможно, вы читали о нем в газетах некоторое время тому назад. Дело не было сенсационным, поэтому не попало на первые полосы газет – если я правильно выразился. Оно касалось католического священника, имевшего приход в том районе Лондона, где я держу… держал аптеку. Однажды ночью на него напали и убили. Ужасное несчастье. Но в наши дни такое случается сплошь да рядом. Он был хорошим человеком – хотя сам я не придерживаюсь католической доктрины. Но, как бы то ни было, я должен объяснить, почему испытываю такой интерес к этому делу. Полиция дала объявление, настоятельно прося всех, кто видел отца Гормана в упомянутый вечер, сообщить об этом. И так уж случилось, что я стоял у дверей своей аптеки в тот вечер около восьми часов и видел, как отец Горман прошел мимо. А за ним по пятам шел человек необычной внешности – достаточно необычной, чтобы привлечь мое внимание. В тот момент, конечно, я ничего такого не подумал, но я наблюдательный человек, мистер Истербрук, и у меня есть привычка мысленно отмечать внешность людей. Для меня это своеобразное хобби, и несколько человек, посещавших мою аптеку, были удивлены, когда я говорил им: «Ах да, кажется, вы приходили за тем же самым препаратом в прошлом марте?» Людям нравится, понимаете, когда их помнят. Кроме того, я обнаружил, что это помогает бизнесу. В общем, я описал в полиции виденного мной человека. Меня поблагодарили – на том все и кончилось. А теперь я перехожу к самой удивительной части своей истории. Дней десять тому назад я приехал сюда на церковный праздник в маленькую деревушку: от нее тянется дорога, по которой мы только что пришли. И каково же было мое удивление, когда я увидел упомянутого человека! Наверное, с ним произошел несчастный случай – во всяком случае, я так подумал, – потому что он передвигался в кресле на колесиках. Я навел о нем справки, и мне сказали, что это богатый местный житель по фамилии Винаблз. Спустя пару дней, как следует все обдумав, я все же решился написать полицейскому инспектору, которому давал показания. Он приехал в Борнмут, инспектор по фамилии Лежен. Однако он, похоже, скептически отнесся к тому, что именно этого человека я видел в вечер убийства. Он проинформировал меня, что мистер Винаблз уже несколько лет является калекой вследствие перенесенного полиомиелита. По его словам, меня ввело в заблуждение случайное сходство. Мистер Осборн неожиданно смолк. Я помешал бледную жидкость в своей чашке и осторожно отхлебнул. Мой собеседник положил себе три куска сахару. – Что ж, значит, вопрос закрыт, – сказал я. – Да, – проговорил мистер Осборн. – Да… Судя по голосу, он явно не был удовлетворен. Потом снова подался вперед; его круглая лысая голова сияла в свете лампы, глаза за стеклами очков приобрели фанатичное выражение. – Я должен объяснить вам еще кое-что. Когда я был мальчишкой, мистер Истербрук, друга моего отца, тоже фармацевта, вызвали для дачи показаний на процессе Жан-Поля Мариго. Может, вы помните – он отравил свою жену-англичанку мышьяковистым препаратом. Друг отца опознал его в зале суда как человека, подделавшего подпись в журнале регистрации лекарств, содержащих яд. Мариго был осужден и повешен. На меня это произвело огромное впечатление – в то время мне было девять, возраст обостренного восприятия. И моей большой надеждой стало тоже когда-нибудь поучаствовать в громком судебном процессе, сделавшись орудием правосудия и обличив убийцу! Может, именно с тех пор я и начал учиться запоминать лица. Признаюсь, мистер Истербрук, – хотя это может показаться вам смехотворным, – что я много лет размышлял: а вдруг ко мне в аптеку явится человек, решивший прикончить жену, чтобы приобрести препарат, необходимый для убийства? – Или, скажем, новая Мадлен Смит[59], – подсказал я. – Совершенно верно. Увы, – вздохнул мистер Осборн, – ничего подобного не случилось. А если и случилось, значит, того человека так и не привлекли к суду. Такое бывает, скажу я вам, чаще, чем хотелось бы думать ради собственного спокойствия. Поэтому нынешнее опознание хотя и не было тем, на что я надеялся, по крайней мере, давало мне возможность стать свидетелем на процессе об убийстве! Его лицо засияло детской радостью. – Представляю, как вы разочарованы, – сочувственно сказал я. – Да-а. И снова в голосе мистера Осборна послышалась некая неудовлетворенность. – Я упрямый человек, мистер Истербрук. С каждым днем я все больше убеждаюсь, что был прав. Человек, которого я видел, – Винаблз, и никто иной. О! – Он протестующе поднял руку, как будто я попытался возразить. – Знаю. Сгущался туман. Я был на некотором расстоянии от него, но полиция не приняла во внимание, что я превратил опознание людей в науку. Дело было не только в чертах лица, большом носе, торчащем кадыке… Сюда добавились еще и посадка головы, угол между шеей и плечом. Я говорил себе: «Ну же, ну, признай, что ты ошибся». Но продолжал чувствовать – ошибки не было. Полиция сказала, что это невозможно. Но невозможно ли? Вот каким вопросом я задаюсь. – Несомненно, при увечье такого рода… Он прервал меня, взволнованно погрозив пальцем: – Да, да, но мой долгий опыт работы в системе национального здравоохранения… Вы бы поразились, узнав, на какие проделки готовы люди! И что им сходит с рук! Мне бы не хотелось говорить, что медики легковерны – простой случай симуляции они раскусят довольно быстро. Но есть такие методы… Методы, которые скорее распознает фармацевт, чем врач. Например, определенные лекарства или даже совсем безвредные препараты могут вызвать лихорадку, сыпь, раздражение кожи, сухость в горле, усиленную деятельность желез внутренней секреции… – Но вряд ли – атрофию конечностей, – заметил я. – Верно, верно. Но кто говорит, что конечности мистера Винаблза атрофированы? – Ну… Полагаю, его врач? – Верно. Но об этом я постарался собрать кое-какую информацию. Врач мистера Винаблза живет в Лондоне, практикует на Харли-стрит. Правда, когда мистер Винаблз только что здесь поселился, его лечил местный врач, который теперь ушел на покой и уехал жить за границу. А нынешний доктор вообще никогда не навещал мистера Винаблза. Тот раз в месяц ездит на Харли-стрит. Я с любопытством взглянул на Осборна. – И все же это не дает никакой лазейки для… э-э… – Вы не знаете того, что знаю я, – заявил мистер Осборн. – Достаточно скромного примера. Миссис Х. получает страховое пособие целый год. Получает в трех разных местах – просто в одном месте она известна как миссис Х., в другом – как миссис К., в третьем – как миссис Т… Миссис К. и Т. за вознаграждение одолжили ей свои страховые свидетельства, и она получила денег втрое больше причитающегося. – Не понимаю, каким образом это… – Предположите… Просто предположите, – теперь указательный палец мистера Осборна возбужденно ходил туда-сюда, – что наш мистер В. налаживает контакт с настоящей жертвой полиомиелита, человеком, который нуждается в деньгах. И делает ему предложение. Внешне тот человек похож на мистера В., скажем так, лишь в общих чертах. И этот истинный страдалец, называя себя мистером В., вызывает специалиста, тот осматривает его – поэтому история болезни заполнена совершенно правильно. Потом мистер В. покупает дом в сельской местности. Тамошний врач хочет вскоре уйти на пенсию. Снова настоящий страдалец вызывает врача и подвергается осмотру. И дело в шляпе! Мистер Винаблз становится жертвой полиомиелита с атрофированными ногами, что подтверждено вескими документами. Местные видят его (в тех случаях, когда вообще видят) в инвалидном кресле – и так далее. – Его слуги знали бы, как пить дать, – возразил я. – Его лакей. – А если предположить, что это целая шайка и лакей тоже в доле? Что может быть проще! Возможно, не только лакей. – Но для чего? – А, – сказал мистер Осборн. – Это уже другой вопрос, не так ли? Не стану излагать вам свою теорию – полагаю, вы посмеетесь над ней. Но разве не красивое алиби для человека, которому может понадобиться алиби? Он может быть там, здесь, где угодно – и никто об этом не узнает. Кто-то видел, как он шел по Паддингтону? Невозможно! Он же беспомощный калека, живущий в деревне… И так далее. Мистер Осборн сделал паузу и взглянул на часы. – Сейчас придет мой автобус. Мне надо торопиться. Понимаете, я поневоле размышляю над всем этим, гадая, смогу ли найти доказательства. Вот и задумал приехать сюда – а времени у меня в последние дни предостаточно, иногда я даже скучаю по своему делу, – посмотреть на месте, что и как, и… Говоря прямо, немного пошпионить. Не очень-то красиво так поступать, скажете вы, – и я соглашусь. Но если дело в том, чтобы докопаться до правды… Поймать с поличным преступника… Если б я, например, заметил, что мистер Винаблз тайком прогуливается по своему имению – все, он попался! А еще я подумал – вдруг они не слишком рано опускают шторы… Вы, наверное, заметили, что при переходе на зимнее время люди так и поступают – они по привычке ждут, что стемнеет на час позже… И тогда я смогу подкрасться и заглянуть в дом. Может, он расхаживает по библиотеке, даже не думая, что кто-то будет за ним шпионить. Да и с чего бы ему такое думать? Ведь его, насколько ему известно, никто не подозревает! – Почему вы так уверены, что человек, которого вы видели тем вечером, был Винаблз? – Я знаю, что это был Винаблз! Осборн вскочил.