Ольга Михайловна приготовилась было возразить — мол, а как же остальные участники происшествия, но Герман Игнатьевич легонько сжал ее руку и подмигнул. Не тот момент, чтобы спорить: кто владеет информацией, тот владеет миром. Ну не миром, но хотя бы, ситуацией… Втроем они подошли к двери спиритической комнаты. Ее охранял один из полицейских. — Здесь уже прошел обыск. Можем мы переговорить тет-а-тет? Вы видите, мы ничего не вносим сюда, увидите, что ничего не выносим, — обратился к нему граф Берг. Однако полицейский брать ответственность на себя не стал. Он попросил обратиться к следователю: Курекин тут за главного, пусть и решает. Берг быстро спустился по лестнице и через пять минут вернулся назад с Петром Васильевичем, который явно имел недовольный вид. — Нет уж, господа, при всем уважении. Не тот случай, — проворчал следователь. — Беседовать будете при мне. Или возвращайтесь в столовую. Никаких тайных сговоров! Берг и Сиверс переглянулись, кивнули друг другу и согласились беседовать при Курекине. Они расселись за стол, на котором по-прежнему лежала гадальная доска. Граф Берг откашлялся, но говорить не стал, передав слово графу Сиверсу. — То, что я скажу, может вам показаться странным и даже невозможным, — медленно начал Ефим Карлович. — Мы хотели бы оставить все между нами. Конечно, господин Курекин в интересах следствия может обнародовать сказанное, однако, сразу хочу предупредить, что мы будем все отрицать. Итак. — Сиверс встал, прошелся по комнате, в итоге оперся на спинку стула и продолжил: — Начать придется издалека. С ордена тамплиеров, который официально закончил свое существование в начале четырнадцатого века. Впрочем, в некоторых местах разогнать его не посмели. Под флагом тамплиеров, например, Васко де Гама ходил на своих кораблях в Индию. Но задачи ордена изменились. После жестокой расправы над его рыцарями они перестали вести крестовые походы и вообще выполнять свои военные функции. Их основной целью становится охрана Священного Грааля и нескольких фолиантов, в которых рассказывается о том, как на самом деле возникло человечество, настоящая история Христа, в том числе, называется имя того, кто его предал. И, как вы понимаете, это был вовсе не Иуда. — А кто же? — не выдержал Герман Игнатьевич. — Не знаю, — вздохнул Сиверс. — Но погодите немного. Вернемся к целям ордена. Дабы исключить повторения трагической истории, решили создать еще один орден. Он называется орденом хранителей истины. Именно на него возложена обязанность охранять древние фолианты. Книги не лежали в одном месте. Их раздали представителям ордена, которые должны были передавать отданный им экземпляр по наследству. Книги написаны на древнем языке, владеют которым единицы, поэтому содержание книг хранителям неизвестно. Это сделано специально — даже под пытками они не смогли бы рассказать, о чем там говорится. — А что ж в содержании книг такого страшного? — на сей раз вклинился в рассказ Курекин. — Происхождение человечества, истинный предатель Христа… Почему из этого делать какую-то тайну? — Эх, Петр Васильевич! — всплеснул руками Сиверс. — Объясню! Во-первых, история происхождения человечества, мягко говоря, противоречит традиционному направлению основных религий. Недаром мы исследуем мысли, которые высказывает госпожа Блаватская и граф Толстой — они в чем-то перекликаются с тем, что нам известно об изложенном в книгах: ведь информация все-таки просачивается. Во-вторых, есть предположение, что истинный предатель Христа был проклят влачить вечное существование, но не среди людей. Однако этой сущности иногда удается проникнуть сюда, и творит она, что пожелает, пока не засовывают ее обратно, откуда пришла. Посредником в открытии портала для отправки сущности обратно выступают те же хранители истины. Они никогда не знают, в чьем теле на сей раз находится проклятый предатель, но как-то, нам неведомо как, они способствуют открытию портала. На наших сеансах мы пытались вызвать эту сущность. Но пока нам не удавалось. А теперь — самое главное. Одним из хранителей истины был князь Гагарин. У него не было наследников, и он хотел выбрать заранее того, кому передаст фолиант на хранение. Нас с графом Бергом он посвятил в свои планы. Князь проделал некоторые изыскания. Чем он руководствовался и что обнаружил — нам неведомо. Но в его списке значились не только наши с Леопольдом Вольдемаровичем фамилии, но и фамилия герцогини, ваша фамилия, Герман Игнатьевич, и фамилия вашего друга — Каперс-Чуховского. Ваша невеста и господин Бобрыкин очутились здесь случайно, однако, с согласия князя Гагарина, мы не стали препятствовать такому развитию событий. В комнате установилось молчание, которое вскорости прервал постучавший в дверь полицейский. — Петр Васильевич! — раздался громкий голос из коридора. — Фолиант нашелся! Курекин вскочил и немедленно распахнул дверь. — Где? — В лифте, Петр Васильевич! На кухне! Вот уж не ожидали. Вообще его не видели. А когда заметили, заглянули так — от безысходности. А книжища там и лежит, прямо на подносе! Заметив движение за своей спиной, Курекин повернулся и сурово произнес: — Нет уж. Со мной не ходите, господа. Оставайтесь здесь! Вскоре следователь снова объявился в спиритической комнате и попросил созвать туда остальных гостей. — Итак, господа, книгу, как мы полагаем, отправили из этой комнаты на лифте, вниз на кухню. Видимо, думали, так ее не обнаружат, что не лишено смысла. В этой комнате лифт замаскирован, как и сейф. Если бы кто-то отсюда заказал еду из кухни, мы бы услышали грохот и нашли бы лифт. Дверца цвета драпировки стен, ручка выдвигается путем нажатия на специальную кнопку. А вот на кухне лифт виден, хоть наши ребята и признали его за обычный кухонный шкаф. Но залезть-то туда, свято дело! Книгу кладем в сейф, Леопольд Вольдемарович, и опечатываем его. То есть, вы его запрете, а мы еще поверх опечатаем до завершения следствия. Господа! Нынче уж поздно. Вас тут всех обещали разместить — комнат хватит. Некоторым, правда, придется устраиваться на диване, но тут уж простите. Завтра продолжим! Оставляю охрану. Никого не впускаем, никого не выпускаем. *** Ночью всем спалось плохо. В конце концов, едва забрезжил рассвет, на кухне столкнулись Герман Игнатьевич и Ольга Михайловна. Оба решили взять еды, чтобы утихомирить нервы — все равно сон не шел. — Оля, давайте уж вместе пировать, — предложил Герман. — А вы мне расскажете, про что говорили с Бергом и Сиверсом? — кокетливо спросила Ольга Михайловна, даже покраснев от ласково сказанного Германом «Оля». — Эх! Расскажу. Вы же мне невеста, будущая жена. Надо доверять друг другу. На том они и порешили. Вместе поставили еду на поднос в лифте и отправили наверх, в спиритическую комнату. Возле нее крепко спал полицейский, двери были приоткрыты. Герман и Оля тихонько прошли внутрь, достали из лифта поднос и уселись за стол. В столовой громко храпел Бобрыкин — беспокоить его не стали, решив, что посидеть можно и здесь. У Германа Игнатьевича в памяти вновь всплыл вчерашний вечер. — Все думаю, Ольга Михайловна, кто ж убил несчастного князя Гагарина… Договорить он не успел. Ольга начала теребить его за рукав и требовать рассказа о тайной беседе, что случилась накануне. Герман Игнатьевич постарался, как мог внятно, пересказать странный разговор. — Получается, — задумчиво протянула Ольга Михайловна, — что тот, кто хотел украсть фолиант и убить князя-хранителя истины, почему-то не был заинтересован в этой самой истине, а значит, знал, в чем она состоит. — Хм, а вы правы, Оля, — опять Герман Игнатьевич назвал невесту по имени: он видел, что ей это приятно, да и сколько можно расшаркиваться — скоро уж под венец идти. Хотя, что-то было в этом «Ольга Михайловна»… — Я не задумывался в данном направлении, а ведь верно. Некоторое время они молча жевали бутерброды, обдумывая сказанное. Комната уже не выглядела таинственной и загадочной: портьеры полицейские раздвинули в поисках фолианта, поэтому сейчас утреннее солнце бликами играло на паркете. Но крик горничной не позволил спокойно завершить трапезу. Герман и Ольга переглянулись и быстро пошли в коридор. По лестнице уже поднимался Курекин. — Что тут еще стряслось?! — спросил он Германа Игнатьевича. — Почему не спите? — Мы решили с Ольгой Михайловной перекусить, а тут раздался женский крик. Думаю, горничная кричала. Да вот она, — показал Герман в сторону комнат, что располагались по его правую руку. У стены стояла горничная с лицом бледнее полотна. Она ничего не говорила, только показывала в сторону двери в гостевую спальню. Первым опомнился Курекин и быстро направился к комнате. За ним пошли Герман и Ольга. Внутри царил полумрак. Но глаза быстро начали различать предметы. На постели лежал граф Берг, возле кровати валялся стакан, возле него образовалась лужа — видимо, при падении вылилась вода. Курекин пощупал пульс и приоткрыл глаза графа. — Жив, но врача следует вызвать срочно. — Он поднял стакан, который, благодаря толстому стеклу, не разбился, с пола и принюхался. — Не яду ли подсыпали нашему графу, — пробурчал он себе под нос. — Не стойте, не стойте, Герман Игнатьевич, велите доктора звать. Это срочно! *** Граф Берг теперь, как и герцогиня де Бельфорд, находился под пристальным наблюдением врача. Герцогине стало чуть легче, но вставать она еще не могла. Графу повезло несколько больше. Его, действительно, попытались отравить, однако, захотев под утро попить, он с первого же глотка понял, что дело неладно, отбросил стакан и успел позвонить в звонок. Горничная услышала его и поспешила наверх. Поэтому отравился Леопольд Вольдемарович не сильно — промывание желудка быстро сделало свое дело, но пока и ему приходилось соблюдать постельный режим. Остальных опять собрали в спиритической комнате. — Господа, — начал следователь, — ситуация складывается пренеприятная. Круг подозреваемых сужается непостижимым образом! Из-за действий убийцы, которому пока удалось убить только одного, а двоим волею случая посчастливилось выжить. Вас осталось пятеро. Честно скажу, я не грешу на Германа Игнатьевича и Ольгу Михайловну только из соображений чисто психологических… — Интересно, — пробормотал граф Сиверс, — впрочем, я бы на них тоже не грешил, но каковы ваши психологические мотивы, Петр Васильевич, хотелось бы услышать. — Графу Бергу пытались отравить воду в стакане, что стояла возле кровати. Кто-то прокрался посреди ночи, когда все уснули, и добавил в воду яду. В тот момент, когда от отравленного выбежала горничная Глаша, в этой комнате спокойно трапезничала упомянутая пара. Они сначала сходили на кухню, потом поднялись сюда, ворковали, как положено жениху и невесте. Понимаете ли, повидал я убийц. Надо быть крайне хладнокровными негодяями, чтоб так спокойно провернуть дельце. Причем, обоим! Обычно, хоть у одного да сдают нервишки. Короче говоря, на сто процентов я не могу быть уверен без доказательств обратного, однако, чисто умозрительно оставляю главными подозреваемыми вас, простите, граф Сиверс, и вас, простите, господин Каперс-Чуховской и господин Бобрыкин. Также теоретически убийцей может быть слуга Герасим и горничная Глаша. Всё. — Что значит «всё», позвольте! — Бобрыкин встал со стула. — Вы собираетесь арестовать всех подозреваемых скопом?! — Нет, увольте! — замахал руками Курекин. — Тюрьмы и так переполнены! Если мы будем арестовывать, как вы выразились, скопом, то никакого места вообще не останется. Нет, я продолжу расследование. А вам придется остаться пока здесь. Включая чисто теоретически менее подозреваемых господина Радецкого с невестой. И опять все собрались в столовой, оставив спиритическую комнату следователю. Глаша принесла кофею и чаю, булок и пирожков из соседней пекарни, домашнего варенья. Особо нервным были предложены коньяк, рябиновая настойка, херес и водка. — Вот как, Герман Игнатьевич, вывела вас из подозрения любовь! — заключил Каперс-Чуховской. — Предлагаю за то и выпить. Выпив за великую силу любви, Герман Игнатьевич, ответил: — По большому счету, как выразился наш уважаемый Петр Васильевич, чисто психологически я не подозреваю никого из присутствующих. — Низшие сословия? Слуги? — нахмурив лоб, спросил Сиверс. — Горничная нет. Герасим? Убил? Пытался троих… Нет. Пожалуй, только если украсть фолиант, прослышав про его ценность. Не более, — Герман прошелся по комнате. — А вот эти попытки убийства меня весьма удивляют. Точнее, с первым случаем понятно — герцогиню пытались убить случайно вместо князя. А графа Берга зачем травить? — Вопрос ваш логичен, — согласился граф Сиверс. — Может его тоже, того, случайно? — Каперс-Чуховской налил себе вторую рюмочку настойки. — Кстати, настоечка весьма неплоха, рекомендую! Совету помещика последовали незамедлительно, прервав питие коньяка — домашнее все-таки для здоровья полезнее, чего ж не отведать. Ольга Михайловна в тоже время отозвала Германа Игнатьевича в сторонку. — Герман… Игнатьевич, я вот подумала, — зашептала она ему в ухо, — а кто после смерти князя будет хранителем истины? Мы как-то забыли про этот момент. Вы ведь были в списке князя. Вы, герцогиня, граф Сиверс, граф Берг и Каперс-Чуховской. Хоть последний и наш друг, вообще не представляю его членом тайного ордена. И тем не менее, Герман, — продолжала шептать Ольга, — ведь явно убийства связаны именно с этим! Кто будет хранителем фолианта! Я так и не поняла, как назначают хранителей. — Я тоже не понял, — кивнул Герман Игнатьевич, — попробую выспросить у Сиверса. — А вдруг он убийца? — шепнула Ольга Михайловна, широко раскрыв глаза. — Так нам это никак не мешает задать вопрос, — подмигнул Герман, — мы же не спрашиваем его, не он ли убил князя. На самом деле, Герман Игнатьевич никак не мог вычислить убийцу только потому, что не мог поверить собственным логическим выкладкам. Он безусловно верил в невиновность всей своей четверки: Ольга Михайловна, Бобрыкин, Каперс-Чуховской и, соответственно, он сам не вызывали никаких подозрений. Конечно, у следователя они все их вызывали, но уж Герман Игнатьевич знал наверняка! Если б то были незнакомцы или люди малознакомые!.. Оставались двое — граф Ефим Карлович Сиверс и, как ни странно, граф Леопольд Вольдемарович Берг. Берга, в отличие от герцогини, Герман не отметал, ведь теоретически первое покушение и убийство князя он совершить вполне мог. А кто уж захотел его отравить — другой вопрос. Герцогиню де Бельфорд подозревать не приходилось. После ранения ей был предписан жесточайшей строгости постельный режим. Рана, хоть и неглубокая, кровоточила; врач колол герцогине морфий, и она постоянно забывалась глубоким сном, переставая чувствовать боль. Сиверс оставался единственным реальным подозреваемым, но Германа смущала слишком уж очевидная его кандидатура. Правда, он понимал, что очевидной она является только для него — для остальных их четверка вполне себе входила в круг подозреваемых… Погруженный в невеселые рассуждения, Герман Игнатьевич подсел к Сиверсу, который устроился с трубкой и бокалом коньяка за столиком возле окна. — Позволите, Ефим Карлович? — Конечно, конечно, Герман Игнатьевич, даже не спрашивайте! Я знаете ли не великий читатель человеческих душ, но почему-то уверен, что вы не убийца, — Сиверс заулыбался и поднял бокал. — Плесните себе. Выпьем за скорейшее разрешение этого пренеприятного дела. Герман Игнатьевич, не успев толком присесть, пошел за бокалом, по дороге подмигнув Ольге Михайловне. — Знаете ли, меня весьма заинтересовал ваш рассказ об ордене хранителей истины, — вернувшись и выпив, начал Герман. — А как выбирают хранителей? Вот вы сказали, что были у покойного князя какие-то мысли по поводу наших персон. Ну хотя бы примерно, в чем там дело? Любопытно. Никогда себя не причислял к масонам. — Тамплиеры, Герман Игнатьевич, — засмеявшись, поправил граф Сиверс. — Но попробую ответить на ваш вопрос. Изначально, в далеком прошлом, хранителей истины как раз и выбирали из тамплиеров, которые остались в тени, до которых не дотянулись руки Рима, Парижа и инквизиции. Как я понимаю, здесь главным было сохранение инкогнито членов нового ордена. Однако шло время — шли века! Правило передачи фолиантов по прямой наследственной линии соблюдать стало сложно. Правило безусловно имело смысл: оно ограничивало круг знающих людей. Получалось, только ребенок мог знать от родителя о членстве в ордене. Причем дело решали так: сначала фолиант передавался старшему сыну. Если с ним что-то происходило, следующему по возрасту. И только в последнюю очередь, за неимением лучшего, книгу передавали женщинам. Но вот вам пример князя Гагарина — у него детей нет вообще. Князь принял решение найти другую семью, другого хранителя. Сестра его, вдовица, имеет одного ребенка, и тот слаб здоровьем. Да и подозревал он, что кто-то за ним следит и хочет выкрасть фолиант. Что, кстати, подтвердилось вчерашним вечером. Так вот, насколько я владею информацией — я увлечен темой — есть два основных критерия, по которым находят новых хранителей. Первое, главное — родство с тамплиерами. При большом желании проследить родословную вполне реально. Второе — некие способности. Именно поэтому мы здесь и решили способности проверить. Они заметны во время сеансов. Их не всегда сам человек может осознать, но доска все чувствует. Думаю, князь ваши родословные проверил, оставалось проверить способности и сделать выбор. Причем, выбор князь бы сделал в итоге именно опираясь на то, что показала бы спиритическая доска. Это, все, что я могу сказать… — вздохнул Ефим Карлович. — Наверное, если бы не трагические обстоятельства, мы бы знали больше. — Хм, родословная… — пробормотал Герман Игнатьевич. — Предположим, у нас есть какие-то масоны, простите, тамплиеры в роду. Получается, надо лишь снова провести сеанс? Тот прервался, а хотелось бы понять, как будут проверяться наши способности. Только согласится ли господин Курекин. Вот уж сомневаюсь. Вскоре в столовую вошел Петр Васильевич. — Ну что ж, господа, пройдемте в спиритическую комнату. Граф Берг уже смог встать и зовет нас туда для беседы.