Все зашевелились, начали ставить бокалы и тарелки на стол, а после и выдвигаться в коридор. — Друзья мои, — начал говорить Берг, когда все расселись. Он побледнел, став чуть не бледнее графа Сиверса, — уважаемый Петр Васильевич решил провести эксперимент. Давайте все рассядемся, как сидели. Место князя Гагарина согласился занять Петр Васильевич, а герцогиня почувствовала в себе силы и оказалась достаточно смела, чтобы прийти сюда и занять свое место. И правда — Генриетта, ведомая Глашей, вошла и осторожно села на стул. — Как вы? — воскликнула Ольга Михайловна. — Ничего, — герцогиня вздохнула. — Ужасное происшествие, но я оправилась. Думаю, Ольга, писать о нем вам в журнал. — Ох, это было бы чудесно! Однако барышень прервали. Заговорил Курекин: — Видите ли, господа, граф Берг уверяет меня, что во время сеанса, когда мы вызовем дух убитого князя, он сможет нам при помощи этой дощечки указать на убийцу. Не сильно в подобное верю, но эксперимент мне интересен по иным причинам, о коих умолчу. — Не опасно ли проводить сей эксперимент? — встрял Каперс-Чуховской. — Ведь убийца по-прежнему среди нас. А если ему взбредет в голову еще кого-нибудь убить? — Понимаю ваше беспокойство, — кивнул следователь, — но мы предпримем все меры предосторожности. Сейчас вас со всем уважением обыщут. В комнате не осталось уголка, который мы бы не исследовали. Кинжал, которым совершили убийство князя, давно изъят. Вместо Герасима выключать и включать свет будет полицейский. Ну и кое-что еще, о чем умолчу. Обыск, действительно, провели максимально аккуратно. Дам решили не беспокоить — их наряды позволяли спрятать оружие лишь под юбками, но тут уж Петр Васильевич доверился своему чутью и не стал мучить женщин почем зря. Все уселись обратно за стол, как сидели ранее. Доску поместили посредине. — Напоминаю, — произнес Берг, — мы все кладем руки на дощечку, выключаем свет и сосредотачиваемся на вызове князя Гагарина. Затем, через пять минут, включаем свет и смотрим, что нам будет показывать металлический указатель. Князь из потустороннего мира вполне может указать на того, кто его убил. Гости начали вставать и выполнять указание графа. Когда все руки оказались на доске, полицейский выключил свет. Через пять минут свет включили. Все стояли на своих местах, напряженно глядя на буквы и стрелку. Затем граф Берг велел взяться за руки, а он сам положил пальцы на указатель. — Ответа нет, — вздохнул он, — видимо, слишком мало времени прошло с момента смерти князя. Он пока не видит то, что скрыто от человеческих глаз, но подвластно сущностям иного мира. — Я узнал, что князь Гагарин некоторых людей пригласил сюда специально, — медленно произнес Петр Васильевич. — Давайте попросим временно стать медиумом кого-то другого. Герман Игнатьевич, может вы попробуете? Чувствуя себя полным идиотом, Герман положил руки на доску. Все затаили дыхание. Неожиданно под его пальцами стрелка начала двигаться. Следователь быстро записывал в блокнот буквы, на которые указывал наконечник. Много времени это не отняло — как и в предыдущий раз, слово состояло всего из четырех букв. — Что там получилось? — спросила шепотом Ольга Михайловна. — Эта штука так быстро двигалась! — Моими руками будто водили! — воскликнул в изумлении Герман Игнатьевич. — И правда, Петр Васильевич, что вы записали? — Берг! — произнес следователь. Граф кинулся из комнаты, но в дверях его остановил полицейский. — Что-то вы так отреагировали? — хмыкнул Курекин. — Неужели вы до такой степени верите тому, что показывает доска для гаданий? Или вы услышали правду? А, милейший Леопольд Вольдемарович? Садитесь, садитесь. В ногах правды нет. Берг плюхнулся на стул и закрыл руками лицо. В это время в комнату привели Герасима. На лице его было написано страшное страдание. Он пытался вырываться из цепких рук полицейских, но в наручниках, даже с его недюжинной силой, делать это было совершенно бесполезно. — Что ж, давайте все-таки разберемся в ситуации, — проговорил Петр Васильевич. — Нам нужны ваши показания, граф Берг. Показания Герасима мы уже получили. Глаза у Берга запылали огнем. Он больше не закрывал лицо и смотрел на своего слугу, как на предателя. Тому явно тоже было не по себе. Вдруг он начал причитать: — Барин, эх, барин, я б за вас горой! А тут эти насели! Глашка, глаза б мои ее не видели, начала болтать, барин! Якобы, видела, как я вам яд лью в воду! Да чтоб я вас, барин, травил! Дура, девка, дура! — И он зашатался из стороны в сторону, как раненый медведь. — Попрошу всех успокоиться! — Курекин попросил полицейских усадить Герасима, а сам призвал всех сесть на свои места. — Леопольд Вольдемарович, есть вам что сказать? Или нам тут начать вас прижимать к стенке показаниями вашей горничной и вашего слуги? Не говоря уж о вашей странной реакции на ответ спиритической доски? Берг встал и прошелся по комнате, засунув руки в карманы брюк. Полицейские хотели усадить его обратно, но Курекин помотал головой: мол, пусть ходит, куда ему из комнаты деваться. — Да, что уж скрывать! — начал Берг. — Я убил князя. Сначала в темноте немного промахнулся и задел герцогиню. Но потом, когда все в суете и суматохе толкались в спальне, где ее осматривал врач, я вышел вслед за князем, который решил все-таки поискать фолиант, и нанес ему смертельный удар. Князь стоял к двери спиной. Меня он не услышал, а потому никак обороняться не мог. Вы, Петр Васильевич, верно вычислили, что я пытался отравить себя сам, дабы окончательно и бесповоротно отвести подозрения. И сначала это сработало. Если бы не Глашка, так все и прошло бы вполне удачно. Подозрения ни на кого не указывали, и дело бы закрыли за неимением никаких улик… — он замолчал, окидывая всех презрительным взглядом. Первым нарушил тишину граф Сиверс: — Зачем же вы это сделали? Неужели ради фолианта стоило убивать человека?! Тем более, как я понимаю, вам удалось книгу украсть. — О, от князя Гагарина так не отделаешься! — усмехнулся Берг. — Он бы вызвал полицию, устроил бы тут тарарам. К тому же, он хотел передать фолиант на хранение кому-то, кого бы выбрал после спиритического сеанса. Мне не положено быть хранителем. Напротив, князь раскопал, что мои предки преследовали тамплиеров. Он доверился мне, так как считал, что может воспользоваться нашим спиритическим обществом для определения очередного хранителя. К тому же, я имею контакты со многими прорицателями и даже знаю некоторых хранителей. Он же не предполагал, что я охочусь таким образом за книгой. — Берг громко расхохотался. — Ладно, я сейчас проиграл, но прямой род князя оборван. Кого ж вы будете выбирать? Кто заберет на хранение книгу? Эти убогие люди, у которых в роду были тамплиеры? Мало ли у кого они были в роду! — Предполагаю, следующим хранителем будет Герман Игнатьевич, — ухмыльнулся Сиверс. — Мы все видели, как реагировала доска, а значит и дух князя, на прикосновение его пальцев. Да, раньше никто не должен был знать, кто является хранителями книг. Однако сейчас, к сожалению, информация стала распространяться. Поэтому, думаю, напротив, если мы все будем знать, где фолиант, то сможем помочь господину Радецкому справиться с его непростой задачей. Графа Берга вывели из комнаты. Опять на некоторое время установилась тишина. — На днях, Герман Игнатьевич, сможете забрать фолиант к себе на хранение. Только оформим все бумаги, — произнес Курекин. — И спасибо за помощь! — Я подозревал Берга, — ответил Герман. — Но без вас у нас не получилось бы найти доказательства. Все это были лишь умозрительные заключения, основанные на догадке. — Господа, а нам-то расскажите! У вас, оказывается, был хитроумный план! — Сиверс всплеснул руками. — Безумно же любопытно! Со всех сторон послышались выкрики: «Да, расскажите подробности!» — Ведь так ничего и не понятно, — надув губы произнесла Ольга Михайловна. — Что сказала Глаша, в чем признался Герасим? Его вина в чем? — Хорошо, расскажу, — кивнул Петр Васильевич. — Пройдемте в столовую, а то эта комната на меня навевает тоску. *** И Курекина, и Германа Игнатьевича терзала одна мысль — у кого был мотив убивать князя. Граф Сиверс, конечно, тоже походил на человека, который мог бы хотеть заполучить фолиант. Однако, даже если отмести всякие психологические моменты (а Петр Васильевич был большим любителем методов Шерлока Холмса — главного героя только появившихся английских детективов, и пытался применять их, впрочем, всегда подкрепляя свои измышления доказательной базой), получалось, что быстро нанести удар кинжалом несчастной герцогине ему было несподручно — далековато он сидел. А уж еще дальше он сидел от князя, ведь стало ясно, что целью был именно Гагарин. Более того, удар нанесли слева, что Сиверсу было проще сделать правой рукой. Если посмотреть, как все сидели, получалось, самое удобное положение оказывалось у Берга, так как Бобрыкин, хоть и сидел рядом с герцогиней, но по ее правую руку. Бобрыкина Курекин все же со счетов не сбрасывал, хотя против него играл и другой фактор: он никогда не служил. Бобрыкин всегда занимался финансами, участвовал в организации русского павильона аж на двух парижских выставках, на вид был человеком неспешным. А удар кинжалом явно наносил человек с немалой сноровкой, которая у бывшего военного, известного задиры и дуэлянта графа Берга была налицо. — Но откуда ж брать доказательства? — продолжил Петр Васильевич, попыхивая трубкой и явно наслаждаясь ролью своего кумира Холмса. — Тут Герман Игнатьевич мне и предлагает: а давайте, мол, проведем опять сеанс. Если хотели убить Берга, его могут опять попытаться убить. Если виновен он, то пусть доска так и скажет, а мы ей маленько поможем. Когда уже все собрались, я не стал мешать исполнению плана, но к тому моменту Глаша успела нам показать, где хранятся в доме лекарства — ведь что-то сыграло роль яда и следовало его обнаружить. И вот в шкафчике мы видим порошок с атропином. Глаша говорит, что граф его применял для тонуса — он страдал упадками сил, и ему прописали малые дозы этого порошка. К тому моменту, мне сообщили, что в стакане с водой найден именно атропин, который в больших дозах и вызывает отравление. Совпадение? Вряд ли… В стакане атропина было много, но человеку к нему привычному, к тому же выпившему всего ничего, он вреда нанести большого не мог. Да, граф почувствовал слабость, головокружение, но эти симптомы через некоторое время прошли, тем более, что ему сделали промывание. Однако прежде чем идти к графу, мы пошли допрашивать Герасима. Аудитория собралась весьма внимательная. Они ловили каждое слово следователя, хоть и параллельно успокаивали себе нервы, кто чем: Сиверс тоже курил трубку и попивал коньяк, Герман Игнатьевич жевал засахаренный миндаль, Ольга Михайловна опять не побрезговала хересом, а Бобрыкин и Каперс-Чуховской отдавали должное рябиновой. — Не смотрите, что Герасим на вид плечист, ростом высок, а лицом суров, — продолжал вещать Курекин. — На деле психика его оказалась весьма хрупкой. Мы его безвинно спросили про порошок, а он в истерику бросился. Кричит: «Не морил я его сиятельство!» А тут я и подпустил ему нервов. Говорю: «Глафира показала, что видела, как ты шел в комнату графа». Ох, что тут началось! А ведь я ничего особого не сказал. Но Герасим начал колоться. Продолжил кричать, что графа не морил, но признался, что помогал красть фолиант — видимо, порешил этот грех наименьшим. В темноте, во время сеанса, Герасим взял книгу и положил в лифт. Он понятия не имел о намерениях графа. Тот его, наивную душу, убедил, что фолиант князь обманом заполучил, а принадлежит книга Бергу. Затем планировалось книгу из лифта изъять и перепрятать. Но началась суматоха. Пришлось Герасиму бежать за врачом, потом за полицией. Короче говоря, он успел лишь на кнопку нажать на кухне, дабы книга приехала из спиритической комнаты вниз. Тащить ее куда-либо при полном доме шныряющих полицейских стало невозможно. Граф Берг не знал, что точно нам рассказали Глафира и Герасим — поди сообрази, что они могли видеть. Плюс, наш с Германом Игнатьевичем план тоже сработал. Граф Берг весьма сильно верил в потусторонние материи, а потому ужаснулся собственной фамилии, которая сложилась из букв на доске. — Так вы не медиум, Герман Игнатьевич? — граф Сиверс вздохнул. — А, впрочем, ладно. Храните книгу, раз так вышло. Как ни крути, а вас выбрала судьба. Ее перст! *** После, Ольга Михайловна долго еще пытала своего жениха, а потом и мужа, на предмет того, что он чувствовал, и кто кем повелевал: Герман ли указателем на доске или указатель вел его пальцы… К графу Толстому они сходили в Ясную поляну, пройдя почти все расстояние пешком, о чем появилась, впоследствии сильно нашумевшая, статья в «Освобожденной Галатее». Кстати, после знаменательного сеанса как-то невзначай граф Сиверс начал ухаживать за вдовой — герцогиней Генриеттой де Бельфорд, что закончилось свадьбой, на которой, конечно, присутствовали новоиспеченные супруги Радецкие. Пожалуй, и можно было бы на этом закончить рассказ, только все же упомянем один нюанс. Граф Берг каким-то чудом бежал из крепости, где он содержался до исполнения приговора. В памяти у людей всплывал другой граф — француз Монте-Кристо, впрочем, подземного хода из темницы не обнаружили, да и мешки с трупами в Москва-реку бросать было в городе не принято. Как сбежал, если только спиритической доске известно, но гадать на сей раз не стали. Послесловие После революции именьице возле села Щелыхово Костромской губернии у Германа Игнатьевича Радецкого экспроприировали, а когда в Москве его решили уплотнить, оставив в распоряжении семьи одну комнату, ради безопасности фолианта, он переправил книгу в Италию, к сестре покойного князя Гагарина. Дальнейшая судьба книги описана в рассказе «Иллюзия миража». Иллюзия миража Первое, что бросилось в глаза — это маслянистая лужа крови. Выглядела она завораживающе: по светлому полу растекалось желтоватое масло, посреди которого крупными, яркими каплями «зависала» кровь. Правда запашок стоял преотвратительный. Как будто ты засунул нос в бутылку с пахучим оливковым маслом, а туда еще добавили запах лаборатории по забору крови, причем все пробирки разом разбились. Короче, весьма неудобоваримый запах, скорее даже вонь. А внешне, да, красивое зрелище. Красок ему добавляли рассыпанные оливки и маслины, а также осколки стекла. Если нос заткнуть, то вполне себе футуризм. Или инсталляция, как нынче модно. Или сюрреализм. Точно Герман сказать не мог, так как в изобразительном искусстве силен не был. «Мишки в лесу» с конфетной обертки, да «Снова двойка» из учебника по литературе составляли запас его знаний. Нет, конечно, еще Айвазовский, музей которого располагался рядом с его родным городом, но и на Айвазовского представшая перед глазами Германа картина совсем не походила… — Фу-у-у!!! — раздалось над ухом басовитое восклицание Всеволода Мстиславовича. — Воняет как в морге итальянского ресторана! Германа восхитило сравнение ярославского коллеги. Вот что значит жить на Золотом кольце, можно сказать, в историческом памятнике. Ярославль, надо отметить, детектива в принципе восхитил: красивая набережная вдоль Волги, куча кафе, маленькие магазинчики, специализирующиеся на чае или кофе, сыре или колбасах, масле… — Убили хозяина, — констатировал Герман, проинформировав местного детектива. Впервые после приезда в Ярославль по обмену опытом в городе случилось серьезное происшествие. Уже неделю Герман в виде нового опыта получал экскурсии и застолья с местным отделением полиции. Только раз, утром возле кафе, где подавали завтраки, ограбили женщину. Так как Герман сидел возле окна и жевал круассан, от нечего делать пялясь на улицу, грабителя поймали мгновенно, пожали Герману руку и даже обещали дать перед отъездом благодарственное письмо. А тут — убийство. И опять Герман оказался рядом, потому что шел именно в этот магазинчик. — Может мне в хостеле сидеть? — спросил он Всеволода Мстиславовича. — Завтракать пошел — женщину ограбили. В магазин пошел — вообще человека убили. Чего дальше ждать? Я в Ярославле на месяц, — напомнил Герман. — Не боись! — хохотнул Всеволод. — Сие цепь случайностей по теории Гетбера.