— По чьей теории? — уточнил Герман. — Гетбера, — терпеливо повторил Мстиславович. — Долго объяснять, но суть в том, что случайные совпадения не являются закономерностью. Ты вот куда еще сегодня ходил? — Никуда. Сюда после завтрака пошел. Коллега просила купить масла. У нас, видишь ли, Всеволод Мстиславович, такого выбора нет и близко. — Так, а вчера куда ходил? — не отставал старший по званию товарищ. — Гулял, а потом мы с вашим отделением пили пиво. — Помню! — подтвердил Всеволод. — Никого не ограбили, не убили? — Нет, упаси господи! Да мы ж в отделении сидели, еще не хватало! — Ага! Значит никакой закономерности нет. Итак, приступим. К магазину под вой сирены подъехала машина. Из нее вышло несколько человек следственной бригады. Колокольчик на двери начал надрываться от звона. Вскоре у входа столпились сотрудники в штатском, не желая идти дальше, морща нос и недовольно мотая головами. Герману снова в нос вдарил запашок, к которому за время беседы с Мстиславовичем он успел было попривыкнуть. — Что у вас тут? — послышался голос от двери. — Труп, — ответил Всеволод. — Уж поняли. Где труп-то? И чего тут так воняет? Что за дерьмо разлили? — Труп за кассой, — ткнул пальцем в пространство Герман. Магазин, торговавший оливковыми маслами всевозможных сортов и самими оливками, представлял собой небольшое помещение, состоявшее из двух частей. Первая, побольше была квадратной, с бутылками и банками по всему периметру, с прилавком в центре, дегустационным столиком и кассой по правой стене. Вторая часть магазина начиналась прямо за кассой, размером раза в два поменьше первой. Там стояли более дорогие продукты, оттуда же вела дверь в подсобное помещение. — Судя по всему, — продолжил Герман, который успел оценить обстановку, оказавшись на месте преступления раньше всех, — владельца магазина закололи ножом, напав из-за спины. Падая, мужчина зацепил полки с товаром. Они тут хлипкие — начали падать, одна цепляя другую. Часть продукции побилась, нанеся пострадавшему дополнительные раны. — Свидетели есть? — Нет. В полицию позвонил я. Труп первой увидела покупательница. К дальнейшим разъяснениям приступил Всеволод Мстиславович: — Коллега у нас тут по обмену опытом. Распоряжение из министерства пришло. Наш к ним поехал, а он сюда. Шел купить масла. Тут выбегает тетка из магазина с дикими воплями: мол, убили человека. Коллега вызвал полицию и прошел на место преступления. Тетка сидит на лавочке около входа под охраной дорожного полицейского, дежурившего на перекрестке. Внутри ей становилось плохо. Все с пониманием отнеслись к пожеланию «тетки» переждать на улице. Но такая перспектива в ближайшее время никому тут не грозила. Следственная бригада повытаскивала из карманов бахилы, девушка вынула бланки протокола, защелкали мобильники, фотографируя место происшествия. — Мстиславыч, вы с коллегой идите допросите женщину. Достаточно тут надышались уже, — распорядился следователь. — А мы здесь поработаем. Надо, кстати, вызвать работничков этого заведения. В магазине ведь кроме хозяина кто-то еще работал? — Сделаем, — кивнул Всеволод и с явным облегчением пошел на волю. Герман последовал за ним. «Теперь долго не захочется оливкового масла, — подумал он, вдыхая свежий воздух. — И раньше не понимал его вкуса. А после сегодняшней картины вообще отшибло». В этот момент дверь магазинчика открылась. Следователь протянул Герману две бутылки с маслом. — Держи. Скоро опечатаем, а ты хотел купить. Там побились в основном где труп. У входа много целых. Не разбираюсь в них, взял самые дорогие. Маленько затошнило, но Герман постарался улыбнуться искренне. — Спасибо большое! Сам я не любитель, коллега просила. — Симпатичная хоть? — подмигнул Мстиславович. — Ничего, — промямлил Герман, — наша судмедэксперт. «Оля точно оценит, — подумал он, — масло с места происшествия! Точно для нее». — Позвольте, — Мстиславович присел к покупательнице, обнаружившей труп. — Нам надо вас допросить. Как вы очутились в магазине, во сколько, знакомы ли с убитым? Женщина вздохнула. Она успела прийти в себя, но воспоминания явно не доставляли ей удовольствия. — Я не работаю. Вот пошла с утра купить масла. У них тут лучший выбор в городе, а муж любит маслице, — она передернула плечами. — Пришла. Дверь открыла. Смотрю, нет никого. Но у них магазинчик маленький. В будни с утра народу немного совсем бывает, и часто продавщица справляется одна. А ей на подмену как раз встает сам хозяин. Я прошла внутрь. И тут почувствовала странный запах. А потом глядь под ноги — а там лужа странная, — женщина начала обмахиваться платком. — Подняла взгляд и вижу, хозяин-то лежит мертвый, весь в крови! — Вы так сразу и определили, что мертвый? — встрял Герман. — Не определила, просто подумала. Все равно ж полицию вызывать. Вышла, а тут вы идете. Сам бог вас мне послал. С последним утверждением Герман согласен не был, но понимающе кивнул. Всеволод Мстиславович пробил по базе всех сотрудников, коих насчитывалось три человека. Покупательница их всех периодически встречала в магазине — никаких «левых» работников там не было, даже разгружали товар сами. Всеволод позвонил в отделение, велев вызвать сотрудников на допрос, а Герман отошел в сторонку покурить, чтобы снять напряжение. — Мужчина, — неожиданно прошепелявил голос прямо ему в ухо, — мужчина, иди сюда, чего расскажу. Возле него стояла странная бабуля: довольно высокая, худощавая, в яркой оранжевой кофте, обтягивавшей ее далеко не выдающуюся грудь, в черной шляпке с огромным бантом цвета фуксии, без нескольких передних зубов. — Я тебе, мужчина, расскажу про убийство, — продолжила она шепелявить, брызгая слюной. — Это не простой магазин, как ты мог подумать. Здесь располагается тайный орден, мужчина! Тайный! «Больная, — мелькнула у Германа мысль, — сумасшедшая». Он оглянулся в надежде найти спасение у Мстиславовича. — Ты мне не веришь, мужчина, а зря! — Бабка подняла указательный палец вверх и потрясла желтым, длинным ногтем у носа детектива. — Здесь собиралась секретная миссия спасения! — Масоны? — не удержался от сарказма Герман. — Какие масоны, мужчина?! Орден Оливио дель Пино Гриджо, берущий свое начало от сотворения мира! *** «И зачем мир сотворили именно здесь?» — задавался он вопросом. В пустыне, где вечно стояла жара, где никогда не опускалось за горизонт солнце, где не существовало выхода в мир людей. Точнее он существовал, но внутри миражей, которые возникали изредка, то по одному, то по несколько. Не все миражи имели выход. А даже там, где он был — поди его найди! Уткнешься в иллюзию выхода, рухнет мираж, опалит солнце, оставляя ожоги по всей душе — ведь кожи нет, впрочем, больно (он помнит эти ощущения), как утюгом людским раскаленным проехали по телу, которое во плоти. У него нет плоти, нет кожи, однако, боль именно такая. Он называет это душой. Какая разница, как называть. Как ни назови. Мираж, обман. Столетия с того момента, как его отправили сюда, он бродит по пустыне, иногда вырываясь в человеческий мир. Люди глупы: времени нет. То, что они приняли за время — такой же обман, как и мираж. В пустыне он прекрасно видит, что время — очередная идиотская придумка людей. Зачем? При сотворении мира люди не обращали никакого внимания на «время». Они жили по солнцу: встал на рассвете, начал работать, при наступлении темноты работу закончил. В пустыне нет лампочек, даже свечек нет. С другой стороны, они не нужны, ведь всегда светло. А люди придумали себе искусственное освещение, которое помогало им продлить день. Видимо, потому что подсознательно чувствовали — там, откуда они вышли, тьмы не существует. Они глупы в своем непонимании сути: раз тебе дали тьму, спи, не продлевай свет. Когда продлили свет, встал вопрос времени. По солнцу уже определить многое стало невозможно. Например, сколько еще работать, если уже темно, а свет позволяет трудиться дальше. Дураки! Его всегда удивляла удивительная дурость людей. Их понятия ада и рая его смешили. Нет, улыбаться он не мог — как без рта улыбаться. Но из мира людей он принес с собой не только ощущение обожженной кожи, но и понятие «улыбаться». Отчасти их ад походил на пустыню, по которой он брел. Чем-то на нее походил и рай. Вот только никто сюда из мира людей не приходил. Стражники охраняли выход отсюда, но не вход. Куда девались люди умирая? Они не умирали. Их создавали по образу и подобию: они были вечны. Как и он, они были обречены скитаться, попадая из миража в мираж. Единственную, близкую к достоверности, теорию он нашел в легендах о реинкарнации. И там, конечно, напутали, но что ж от людей ждать. Хотя бы примерно это соотносилось с реальностью. Некоторых проклинали, как и его. Но проклятые никогда в пустыне друг с другом не встречались — одиночество тоже было наказанием. Пекло. Жара становилась невыносимой. Он посмотрел вдаль, силясь разглядеть мираж. Это лучше, чем ничего. Иногда там находится выход. Его всегда возвращали обратно. Но те людские часы, дни, наполняясь звуками, запахами, вкусами, возможностью говорить, стоили жертв. После те воспоминания изводили его. Несмотря на это, он снова и снова искал выход. Он ненавидел людей и обожал их. Со всей растекающейся по пустыне страстью он искал выход. В большинстве случав вдали маячили лишь стражники. О, им нравилось в пустыне. Около границы плескалось море, сами стражники имели некую видимость плоти — ведь они стояли на границе, являясь одновременно представителями пустыни и мира людей. Они могли есть и пить, плавать, скрываться в тени. Да, у них существовала тень! Завидовал ли он им? Скорее нет, чем да. Охранять выход? С ума можно сойти! Он бы тут же прошел в мир людей. С такими искушениями лучше не сталкиваться. Он был уверен, что сразу пересечет границу, и никому его не остановить. Впрочем, он не стражник. Его никто и не пытался ставить туда, где пахнет соленой водой, где так сочны фрукты, где вполне реальная пушистая шкура покрывает упругое тело… Заболтался… Именно в это мгновение он увидел мираж. Без четких границ, будто в дымке, появлялись перед ним зеленые оливы, из-под ног убегала вдаль сочная трава. Вдали едва очерченными высились горы. Он не пошел — побежал — по траве. Она мягко пружинила, отталкивая ступни от земли. У него не было ног, тела, но сейчас он мог ощущать каждую клеточку своего организма. «Эх, душа! Бесплотная, неосязаемая! Бездельница душа, обожженная солнцем! Зачем ты мне? — кричал он, хотя из него не изрыгалось ни звука. — Люди глупы! У них есть все, что им нужно! А они придумали душу. Чтоб как у нас. Только не знают они, как у нас. Без тела. Зато с душой!» Он перепрыгнул через лужу, что осталась после дождя. Не рассчитал, и брызги окатили его с головы до ног. Захотелось закатать штанины и прыгать, прыгать в теплую лужу, пока от нее ничего не останется, кроме мокрой земли. К нему шла женщина. Ох, любых существ в мираже следует опасаться. Он пригляделся. — Афродита! — вскричал он, еле двигая несуществующими потрескавшимися губами. Одна из тех, кого в начале сотворения мира отправили через границу помогать людям, шла, выпрямив спину, с амфорой на плече. Непростая загадка: она могла быть и настоящей, ведь из мира людей помощники ушли давным-давно, поняв, что исправлять они ничего не успевают. Рук не хватало, на самом деле. Мир стал слишком большим. Он иногда жалел, что помощником не отправили среди прочих его — уж он бы не вернулся. Так идти к ней или нет? Выход есть или опять обман? *** — Давайте посмотрим, что у нас здесь вырисовывается. На совещание по поводу убийства хозяина магазина собрался весь коллектив. Работка предстояла неприятная, а главное с малой надеждой на успех: ни следов, ни отпечатков, ни волос, как говорится, ни ногтей. Камера никого кроме хозяина и тетки, обнаружившей труп, не зафиксировала. Работники магазина пребывали в двойном шоке. Во-первых, они переживали из-за убитого хозяина, во-вторых, из-за неопределенного будущего. Пока магазинчик был закрыт, да и потом неизвестно, что будет. Одной из продавщиц работала подруга убитого. Однако она ему официальной женой не приходилась. Магазин в данный момент наследовать было некому. У работников быстренько нашлись хлипкие алиби на момент убийства, да и выгоды особой убивать хозяина магазина у них не наблюдалось. У Германа по месту жительства и работы такого скопления рабочей силы не наблюдалось. Конечно, Ярославль — город крупный, опять же, Золотое кольцо. Вот тебе и обмен опытом. Герману коллегам предложить в плане опыта особо было нечего. Он все же рассказал о беззубой бабке и ее теории масонского заговора. — Бабка отрицает, что это масоны, но твердит о сборищах тайного ордена какого-то там Оливио. — Видимо, от слова «оливки», — хохотнул кто-то. — Видимо, — грустно кивнул Герман, понимая, какую околесицу он несет товарищам. — Ладно! — Всеволод Мстиславович, отвечавший за приехавшего меняться опытом коллегу, хлопнул рукой по столу. — Надо все ниточки прорабатывать. Чушь спорола бабка. А кто знает, что за этой чушью стоит. Надо проработать. Езжай, Герман, к магазину. Поспрашай народ на предмет тайных сборищ. И бабку попробуй отыскать, а то исчезла в мгновение ока. Оливио дель что, ты там говоришь? — Дель Пино Гриджо, — чувствуя себя последним идиотом произнес Герман, — как вино итальянское. — Хорошее хоть вино? — уточнил Мстиславович. — Дорогое, — уклонился от прямого ответа Герман. На следующий день с самого утра он отправился к магазину оливковых масел. Герман опустился на скамейку возле опечатанной двери, достал блокнотик и просмотрел коротенький список сотрудников: «Матильда Савельевна Панина — подруга убитого, продавец в магазине. В момент убийства спала дома. Свидетелей нет. Светлана Савельевна Невеличко — сестра Матильды, кассир и бухгалтер. В момент убийства работала над финансовой документацией дома. Свидетель: ее муж. Игорь Савельевич Панин — брат Матильды, водитель и грузчик. В момент убийства на складе грузил товар в машину, чтобы отвезти в магазин. Свидетели: работники склада».