Служащая навела соответствующие справки по телефону, потом согласно кивнула: — Пойдемте, я провожу вас. Кэти последовала за сотрудницей клиники, оставив миссис Кокрейн сокрушенно вздыхать у конторки. В дальнем конце холла открывался проход в темный, застланный коврами коридор, где кислый запах вчерашней стряпни чувствовался особенно сильно и куда доносились звяканье металлической кухонной утвари из полуподвала и чей-то свист. Некоторое время они шли по коридору, миновав на своем пути несколько лестниц, потом сотрудница клиники остановилась у неприметной двери, на которой не было ни номера, ни таблички, постучала, после чего, открыв дверь, впустила Кэти в помещение, оказавшееся личным офисом директора. Кэти поежилась от холода. Бимиш-Невилл сидел за столом перед открытым окном. Он медленно поднял голову и посмотрел на Кэти своими немигающими глазами. — Садитесь, сержант, прошу вас, — пригласил он тихо. Комната вызывала чувство клаустрофобии. Она была настолько мала, что в ней хватало места только для большого директорского стола и двух стульев. На одном сидел директор, а другой предназначался для посетителей. На него Кэти и опустилась. На оклеенных зелеными обоями стенах размещались несколько полок красного дерева, заставленных толстыми, похожими на вузовские учебники книгами. Справа от окна висел длинный плакат с обнаженной мужской фигурой на переднем плане и увеличенными изображениями человеческой головы, рук и ног — на заднем. Голова и конечности на постере были расчерчены сеткой тонких красных линий, которые в совокупности напоминали монтажную радиосхему и сопровождались надписями в виде китайских иероглифов. — Полагаю, вы закончили свое расследование… — Это был не вопрос, а констатация факта. — Нет еще, сэр. Тело отправлено в окружной морг. Ближе к полудню будет проводиться вскрытие. — Так быстро? — пробормотал директор. — Ну и кто его будет проводить? — Профессор… — начала было Кэти, но директор, перебив ее, сам закончил фразу: — Гаррет Пью. — Откуда вы зна… Вновь прервав ее, он спросил: — И что же вы надеетесь установить с помощью вскрытия? Кэти моргнула, а ее руки, лежавшие на коленях, сами собой сжались в кулаки. — Как что? Время смерти, причину. — Причину? Но разве она не очевидна? — Необходимо подтверждение судмедэксперта. У вас есть какая-нибудь информация о мистере Петроу, сэр? Приподняв левую бровь, он некоторое время на нее смотрел, затем, не спуская с нее глаз, протянул руку и коснулся лежавшей на столе папки из коричневого картона: — Вот его файл. Боюсь, однако, что ничего особенно интересного вы из него не почерпнете. Кэти взяла файл и открыла его. Внутри находились только два листка бумаги. Один представлял копию стандартной формы трудового соглашения между клиникой и сотрудником из числа обслуживающего персонала, содержавшей имя, дату рождения и некоторые основные данные. Так, в качестве ближайшей родственницы указывалась мать, Урания Петроу, проживавшая по адресу: Афины, Соуда-авеню, 86, квартира 114. Подпись внизу датировалась 4 апреля 1991 года. Маленькая фотография была прикреплена к бумаге скрепкой в верхнем углу листа. Запечатленный на снимке образ темноглазого, удивительно привлекательного молодого человека с черными волнистыми волосами, который улыбался в объектив, вызывал лишь весьма отдаленные ассоциации с внешностью покрытого трупными пятнами повешенного, обнаруженного под полом храма. Вторая бумага являлась фотокопией официального перевода на английский язык диплома физиотерапевта, выданного Академией медицинских наук в Афинах и датировавшегося 1987 годом. Перевод диплома был заверен Британским посольством в Риме в марте 1991 года. — Как получилось, что он стал работать у вас, доктор Бимиш-Невилл? Он что же, пришел к вам по объявлению? — Нет. Насколько я помню, он находился в отпуске и путешествовал по Европе. У него был давний интерес к натуропатической медицине, и он слышал о нашей клинике. Добравшись в своих странствиях до Англии, он решил нанести нам визит. Так уж случилось, что тогда у нас в штате квалифицированного физиотерапевта не имелось, и мы взяли его на работу. — Он пожал плечами. — Я, собственно, не рассчитывал, что он останется у нас надолго, но в тот момент его положение временного сотрудника устраивало как нельзя лучше и его самого, и нас. Мне даже казалось, что он неплохо у нас обжился и прекрасно себя здесь чувствовал. — Он легко заводил друзей? Бимиш-Невилл задержался с ответом, подбирая слова. — Я бы сказал, что труда для него это не составляло. Поначалу, конечно, его знание английского языка оставляло желать лучшего, но он довольно быстро освоился и поднабрался разных обиходных словечек и выражений. У нас были пациенты, которые предпочитали пользоваться его услугами, а это, как ни крути, хороший знак. — Я бы хотела знать их имена. Директор нахмурился, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. — А ваш обслуживающий персонал? У него были близкие друзья среди этих людей? — Не могу ничего утверждать со всей уверенностью. Помнится, как-то раз на уик-энд я видел, как он направлялся в город вместе с какой-то компанией… Но вам лучше спросить об этом Парсонса. Ведь он жил с ним рядом. — А за пределами клиники? Он посещал клубы, имел друзей, интересовался чем-либо помимо работы? — Не имею представления. Спросите об этом у кого-нибудь другого. — Если мне не изменяет память, вы говорили, что не замечали у него никаких признаков депрессии. Это верно? — Абсолютно. — Он опустил глаза в лежавший перед ним ежедневник, после чего медленно, намеренно акцентируя на этом внимание Кэти, перевел взгляд на часы. — В настоящее время мой секретарь составляет список наших пациентов и сотрудников, которые находились на территории клиники последние двое суток. Все как вы просили. — Благодарю вас. Я собираюсь всех их проинтервьюировать. — Всех? — Директор окинул ее удивленным взглядом. — Да, всех. Скоро сюда прибудет бригада детективов. Можем ли мы воспользоваться для проведения интервью помещениями клиники? Нам нужна или одна большая комната, или несколько маленьких, для индивидуальных бесед. — Сомневаюсь, что это возможно. Это самым неблагоприятным образом скажется на работе нашего учреждения. — Он с вызовом посмотрел на Кэти, словно ожидая бурного протеста с ее стороны. — Так или иначе, но мы проинтервьюируем всех, — тихо, но веско произнесла Кэти. — Если вы не сможете создать для нас необходимые условия, мне придется договариваться о присылке мобильных или временных средств размещения, но тогда процесс снятия показаний сильно затянется. Мне же, чтобы не мешать вам и не путаться у вас под ногами, хотелось бы покончить с этим делом как можно скорей. На мгновение ей показалось, что он сейчас взорвется. Во всяком случае, глаза у него расширились, а бородка встала дыбом — точь-в-точь как шерсть на загривке у разозлившейся собаки. Потом совершенно неожиданно выражение его лица смягчилось и стало едва ли не доброжелательным. — Вы потребляете слишком много вредной пищи, Кэти. По сути, это настоящая отрава. При всем том кожа у вас от рождения хорошая. Вам просто необходимо лучше о ней заботиться. Я дам вам брошюры с описанием разных диет. У нас есть несколько собственных стенхоупских рецептов, которые вам обязательно следует испробовать. Более всего Кэти задело то, как он лениво, чуть ли не интимно произнес ее имя. До сих пор она щадила его и не торопилась брать под подозрение, хотя его двойная, с претензией на аристократичность фамилия, черные кожаные перчатки и немигающий гипнотический взгляд не внушали ей доверия. Но теперь с этим пора было кончать. Она пришла к выводу, что Бимиш-Невилл — хитрый манипулятор, высокомерный тип и вообще жуткий человек. Стиснув зубы, она таким же тихим, что и он, голосом произнесла: — Вы брали что-нибудь с трупа сегодня утром, сэр? Впервые за время их знакомства она заметила, как Бимиш-Невилл отвел глаза. Вопрос, который она задала, казалось, поразил его подобно удару грома. — Что такое? — Меня удивило, что на месте преступления не оказалось ключей. — Ах вот оно что, — улыбнулся директор. — Ну разумеется. — Он сунул руку в карман и извлек из него связку ключей. — Извините, я совершенно про них забыл. Они и в самом деле лежали в кармане спортивного костюма Петроу. «Было что-то еще, — решила Кэти. — Не ключи. Он думал, что я имела в виду нечто другое». — Он также имел при себе ключ от храма, который в принципе должен висеть на доске в офисе. Я вернул его туда полчаса назад. Она смерила его холодным взглядом. — Что, простите, вы сделали? — Извините. Мне следовало сказать вам об этом раньше. Но мне казалось, что это не представляет особой важности… особенно в свете того, что случилось. — А почему вы забрали ключи? Он пожал плечами: — Хотел взглянуть, что творится у Петроу в комнате. У меня не было уверенности, что находящийся в офисе второй экземпляр так уж хорошо подходит к его двери. В комнатах некоторых служащих замки довольно хитрые. — Значит, вы побывали у него в комнате? — Хотя ее глаза сверкали, на Бимиш-Невилла это, похоже, не произвело впечатления. — Побывал, но ничего не обнаружил. Ни прощального письма, ни записки. Ради этого, собственно, я и посетил его комнату. Я чувствовал свою ответственность… — Перед кем? — воскликнула Кэти. Он наклонился к ней через стол и с нажимом, вколачивая слова, как гвозди, произнес: — Перед людьми, которым придется жить здесь дальше со знанием того, что он с собой сделал. — А что еще вы для них сделали, доктор? Какие другие противозаконные поступки совершили? — Так уж и противозаконные! — Он, пораженный и раздраженный ее словами, одарил ее неласковым взглядом, после чего откинулся на спинку стула, напустив на лицо непроницаемое выражение и стиснув руки, лежавшие на столе, в кулаки. — Я хочу, чтобы вы немедленно проводили меня в его комнату, сэр, — сказала Кэти. — Вам придется показать мне, до чего вы там дотрагивались. Не проронив ни слова, он поднялся с места и вышел из кабинета, придержав для нее дверь. Они вернулись к той лестнице, мимо которой Кэти уже проходила, и поднялись по ней на чердак. Видимо, находившееся под крышей помещение на протяжении многих лет неоднократно перестраивалось, так как узкий коридор, по которому они шли, причудливо изгибался, совершая не отвечавшие никаким законам логики повороты. Остановившись перед одной из дверей, Бимиш-Невилл открыл ее, воспользовавшись имевшейся при нем связкой ключей. — Прошу вас не входить, — сказала Кэти и прошла мимо него в маленькую комнату, обладавшую крохотным оконцем, которое было прорезано в крыше в том месте, где она понижалась, опускаясь под углом к скату. Под окном у стены располагался старомодный чугунный радиатор центрального отопления. Проникавший из окна в комнату тусклый свет выхватывал из сумрака комнаты предметы — кровать, стоявшую у кровати тумбочку с лампой, простой деревянный стол и такой же стул, пустую книжную полку, гардероб и комод с выдвижными ящиками. Единственными принадлежавшими жильцу вещами, которые находились на виду, были брошенная на одеяло греческая газета и лежавший на столе карманный, из ярко-желтой пластмассы, плейер «Уокмэн». Кэти остановилась неподалеку от двери и подумала, что вернется сюда позже — когда эксперты закончат свою работу в храме, чтобы осмотреть содержимое гардероба и выдвижных ящиков. — Опишите мне, что вы сделали, когда открыли дверь и вошли в помещение. — Ничего особенного. Ну, вошел… подошел к столу, остановился… — Он пожал плечами. — Значит, вы прошли прямо к столу? В перчатках?