Он снял пиджак и принялся закатывать рукава рубашки. Тая повернулась к Игнату и, притянув его за шею, заставила наклониться. — Я уже опаздываю на работу. Можно я пойду? Игнат не сразу понял, что от него требуется ответ. Губы Таи невесомо коснулись его уха. Он замер, ощущая приятное покалывание, разбегающееся волнами по всей коже. Он прижался к Тае плотнее и, возвращая ей дрожь, прошептал: — Кто в «Стекляшке» не опаздывает? Побудешь пять минут, и я тебя отпущу. Тая почувствовала, что ноги ослабли и стоит она только благодаря руке Игната, удерживающей её на весу. — Но я даже не расчесалась ещё. Вы с папой поговорите, а я пока приведу волосы в порядок. — Неси сюда расчёску. Тая резко отстранилась, ей не понравилась слабость, что она ощутила в объятиях Игната. Это было волнительно и абсолютно некстати. Когда она вернулась, Савелий Иосифович пил чай и с большим удовольствием поглощал оладьи. Игнат выглядел недовольным и напряженным, но, остановившись на Тае, его хмурый взгляд заметно смягчился. Он забрал у неё расчёску и отступил на шаг назад, предлагая встать перед ним. Положив руки на столешницу, Тая замерла в ожидании и почти сразу почувствовала, что Игнат подошёл ближе. Лопаткам стало щекотно и тепло. Он коснулся пальцами её волос и приблизился почти вплотную. Сняв заколки, продолжил разговор с отцом. — И когда же свадьба? Савелий Иосифович сделал глоток и присмотрелся к Игнату. — В начале осени. Точную дату Евгения выберет позже. Руки Игната жили своей жизнью, мягко скользили вдоль затылка Таи, пропуская пряди сквозь пальцы, но голос звучал жёстко. — Значит, всё уже решено, и Евгения будет моей… мачехой, — последнее слово он будто выплюнул. — А Эля и Пелагея — твоими сводными сёстрами. Игнат словно окаменел, Тая почувствовала его напряжение спиной, хотя пальцы, забравшись под волосы, на удивление нежно гладили её шею. — Рад за вас. Мы с Таей обязательно придём. — Очень вкусные оладьи, Тая, вы великолепно готовите. — Спасибо, — рассеянно поблагодарила она, сосредоточившись на ощущении, что дарили ей руки Игната. Она чувствовала себя как Дядя Петя — бесстыже разомлевшей и прирученной. Когда он отстранился, она едва не потянулась за ним, словно за ускользающим солнечным теплом. Забрав расчёску, Тая кивнула Игнату и, не поднимая взгляда, понеслась в ванную. Умывшись холодной водой, она опёрлась о раковину и посмотрела на своё отражение. Щёки лихорадочно горели, а глаза блестели. Она еще раз умылась и хотела выйти, но различила слова, явно не предназначенные для её ушей. Остановившись у приоткрытой двери, прислушалась. Отец Игната говорил: — …не совсем то, к чему ты привык, — его голос звучал снисходительно. — Зато твоя Евгения плохо готовит. Савелий Иосифович сдержанно усмехнулся. — Женщина либо красива и ухаживает за собой, либо… — он замялся, подбирая слова, — хорошо готовит оладьи. Сначала Тае показалось, что Игнат промолчит или возразит, но через секунду он ответил: — Ну, вкусно же готовит. Тая застыла, сдерживая ком в горле. Ах вот, значит, как! Она хотела толкнуть дверь и демонстративно выйти, чтобы они видели: она всё слышала, но взгляд наткнулся на руку с цветными короткими ногтями, лак кое-где облупился, да и сами руки выглядели неухоженными. Гнев сменился стыдом, и Тая уже не горела желанием выдать своё присутствие. Дождавшись, когда мужчины отойдут к книжным полкам, она выскользнула из ванной комнаты и сразу же направилась на улицу. Крутя педали, Тая всё вспоминала пренебрежительный тон Барса-старшего, она словно видела, как его усы шевельнулись, когда он благосклонно похвалил её единственную добродетель — она хорошо готовит. Тая резко затормозила, едва не создав аварийную ситуацию. Не раздумывая, позвонила Павлине Васильевне, сочинила себе отравление несвежими роллами и развернула велосипед в сторону своей квартиры. Ремонт шёл полным ходом, старый паркет полностью сняли, полы выровняли уже застывшей смесью. Стены угнетали пустотой и серым цветом. Тая не узнавала своего жилища, когда-то яркого и живого. Неповреждённая мебель была сдвинута в центр и накрыта плотной плёнкой, кухонный гарнитур разобрали, открыв взору неприглядную стену за ним. Игнат явно решил полностью переделать её квартирку. Вряд ли потоп так уж сильно зацепил стены, а потолка и вовсе не коснулся. Сейчас комната выглядела чужой, ни капли не напоминала об уютных вечерах, проведённых в объятиях радужного пледа и в компании Дяди Пети. Тая закрыла дверь, едва не столкнувшись со строителями, они как раз возвращались с перерыва на обед. Сбежав по ступенькам, она села на скамью у подъезда и достала телефон. На мгновенье задумалась, кому из двух подруг позвонить, и выбрала Юлю, как более деятельную и менее совестливую. Уговаривать сбежать из «Стекляшки» не пришлось. Юля сказала, что через час освободится и вызволит Катю из лап Павлины Васильевны. Договорились встретиться у салона красоты «Апгрейд». Тая приехала первой и успела изучить цены. Подруги добрались на такси даже раньше, чем рассчитывали. Катя была недовольна в первые пять секунд, пока не увидела, куда заманила её Тая. — Ты уж извини, но это место и ты как-то не пересекались в моем воображении. Тая не обиделась. — Я тут и не была ни разу, — она повернулась к Юле, — ты рассказывала про «Апгрейд», поэтому я вспомнила именно о нём. Юля с видом экскурсовода развела руки в стороны. — Пойдемте, девочки, скоблить свою шкуру. Тая не планировала так уж сильно себя менять, скорее облагородить. Во-первых, сделала лазерную эпиляцию всего чего можно, на это натолкнуло позорное воспоминание о ногах-ёжиках под ладонями Игната. Ей сделали педикюр с алым лаком и неприятную зелёную маску, призванную освежить цвет лица. С подругами она встретилась уже на маникюре. Катя выглядела, как обычно, безупречно, и что с ней творили в «Апгрейде», осталось загадкой, во всяком случае, кардинальных изменений не наблюдалось. Юля сменила чёрный цвет волос на тёмно-рыжий, добавив себе капельку ведьмовской стервозности. Оглядев Таю, Катя неутешительно поинтересовалась: — Что ты делала? Вроде всё так же. Тая протянула руки маникюрше. — А как же цвет лица? Юля пригляделась. — Точно. Наверное, зелёными водорослями обложили? С причёской ничего не хочешь сделать? Тая недоумённо приподняла брови. — Что не так с моей причёской? Катя закусила губу, пытаясь удержать саркастичный ответ, но Юля тактичностью не отличалась. — Ничего. Нет её. Убери ты уже эти синие пряди, а то в тебя ни один пацан старше пятнадцати лет не влюбится. Катя кивнула. — Я только сегодня узнала, что тебе уже двадцать пять, Юля просветила. — Катя отвлеклась, чтобы дать наставления маникюрше, и вскоре продолжила: — Чтобы привлечь представительного мужчину, ну, такого, как Барс, нужно самой соответствовать. Юля красноречиво закатила глаза. — Сдался тебе этот донжуан. Вчера только закадрил черноокую мадмуазель. У него, наверное, и нет свободных вечеров. Тая прислушивалась к разговору, выбирая цвет. Сначала хотела что-то сдержанное, но поняла, что не может представить свои пальцы с французским маникюром или бежевым лаком. Остановила выбор на том же цвете, что выбрала для ногтей на ногах, — алом. А Юля тем временем продолжала ругать мужчин: — Не могут в штанах своего дружка удержать, даже если клялись любить и в горе и в радости. Тая смутилась от нескромных разговоров, а Юля словно и не замечала девушек, делающих им маникюр. Сколько подобных историй им приходится выслушивать ежедневно? Она наклонилась в сторону подруги, красноречиво указывая глазами на маникюршу. — Ты же уже не о Барсе говоришь? Юля хотела ответить резко и грубо, но неожиданно сникла, её плечи опустились, и голос потерял язвительность. — Не о нём. — Ты же его любишь до сих пор, — Тая наклонилась ещё ниже, пытаясь создать атмосферу доверительной беседы посреди салона, полного людей, — может, дашь ему шанс. Вдруг больше никто из вас никогда не встретит такую любовь. Катя молчала, чувствовала, что вмешиваться не стоит. Юля наконец встряхнула головой и с нарочитой весёлостью проговорила: — Может быть. Он-то такую, как я, точно не встретит. Я ему звонить не буду, но, если судьба сведёт нас, дам возможность объясниться. Тая облегчённо вздохнула: если это была и не победа, то первый шаг на пути к ней.