— Какую записку? — Ну, записку, что я пропустил, когда был диктант. — Почему же ты пропустил, когда диктант был? — Боялся. — Чего? — Двойку получить боялся. — Значит, ты нарочно пропустил, когда писали диктант, а потом не приходил, потому что у тебя не было записки от матери? — Да. — Что же ты думал делать, когда решил не ходить в школу? — спросила Ольга Николаевна. — Не знаю. — Но ведь какие-то планы у тебя были? — Какие у меня планы! — Он решил сделаться цирковым акробатом, — сказал Юра. — В цирковую школу без семилетнего образования не берут. Да еще там надо лет пять учиться. Не мог же ты сразу стать цирковым артистом! — сказала Ольга Николаевна. — Не мог, — согласился Шишкин. — Вот видишь. Не обдумав ничего, так сразу и решил не ходить в школу. Разве так можно? Шишкин молчал. — Что же ты теперь думаешь делать? — Не знаю. — А ты подумай. Шишкин помолчал, потом взглянул на Ольгу Николаевну исподлобья и сказал: — Я хочу вернуться в школу! — Что ж, это самое лучшее, что ты мог придумать. Только условие: ты должен дать обещание, что исправишься и будешь хорошо учиться. — Я теперь буду хорошо, — сказал Шишкин. — Ну смотри. Завтра с утра приходи в школу, а я попрошу директора, чтоб он разрешил тебе продолжать учиться. — Я приду. Ольга Николаевна сказала нам всем, чтобы мы шли домой делать уроки. Костя увидел, что она не собирается уходить, и сказал: — Ольга Николаевна, я хочу вас попросить: не говорите маме! — Почему? — спросила Ольга Николаевна. — Я теперь буду хорошо учиться, только не говорите! — Значит, ты хочешь продолжать обманывать маму? И еще хочешь, чтобы я тебе помогала в этом? — Я не буду больше обманывать маму. Мне так не хочется огорчать ее! — А если мама узнает, что мы с тобой вместе обманывали ее? Ведь она будет огорчена еще больше. Правда? — Правда. — Вот видишь, надо маме сказать. Но так как ты обещаешь взяться за учебу как следует, то я попрошу маму, чтобы она не очень сердилась на тебя. — Я обещаю. — Вот и договорились, — сказала Ольга Николаевна. — А сейчас бери книги, и будем заниматься. Я ушел домой вместе с ребятами и не знаю, что было дальше. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ И вот на другой день Шишкин явился в класс. Он растерянно улыбался и смущенно поглядывал на ребят, но, видя, что его никто не стыдит, он успокоился и сел рядом со мной. Пустое место за нашей партой заполнилось, и я почувствовал облегчение, будто у меня в груди тоже что-то заполнилось и стало па свое место. Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим порядком. На перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про этот случай. Я думал, что Володя станет стыдить Шишкина, а Володя вместо этого стал стыдить меня. — Ты ведь знал, что твой товарищ поступает неправильно, и не помог ему исправить ошибку, — сказал Володя. — Надо было поговорить с ним серьезно, а если бы он тебя не послушался, надо было сказать учительнице, или мне, или ребятам. А ты от всех скрывал. — Будто я с ним не говорил! Я сколько раз ему твердил об этом! Что я мог сделать? Он ведь сам решил не ходить в школу. — А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться лучше? Ты ведь знал, что он плохо учится? — Знал, — говорю. — Это все у него из-за русского языка. Он всегда у меня русский списывал. — Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился о своем друге, то не давал бы ему списывать. Настоящий друг должен быть требовательным. Какой же ты товарищ, если миришься с тем, что твой друг поступает нехорошо? Такая дружба ненастоящая — это ложная дружба. Все ребята начали говорить, что я ложный друг, а Володя сказал: — Давайте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем. Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга Николаевна подозвала меня и Шишкина и сказала: — Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с вами. — А о чем? — испугался я. — Вот он вам и расскажет о чем. Да вы идите, не бойтесь! — усмехнулась она. Мы пришли в кабинет директора, остановились на пороге и сказали: — Здравствуйте, Игорь Александрович! Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал. — Здравствуйте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван, — сказал он, а сам продолжал писать. Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора. Стоять возле дверей казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил писать, снял очки и сказал: — Садитесь. Чего же вы стоите? Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я все время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как следует я не решался. И так я мучился в продолжение всего разговора — а разговор получился длинный! — и от такого сидения устал больше, чем если бы все это время стоял на одной ноге. — Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком? — спросил Игорь Александрович, когда мы сели. — Не знаю, — замялся Шишкин. — Гм! — сказал Игорь Александрович. — Кто же об этом может знать, как ты думаешь? — Н-не знаю, — снова пролепетал Шишкин. — Может быть, по-твоему, я знаю?