— Тем не менее. Они как-то связывают это с убийством Сапрыкина. — Чушь какая! Я не верю ни одному его слову. И ты не веришь. Потому что таких совпадений не бывает. А он просто не смог придумать ничего лучше. — Женька, я не знаю… может, ты и права, но он в ужасном состоянии… Женя вскочила с дивана и чуть не упала, запутавшись в пледе. — А я? А Машка? Что с ней? Где она? И ты смеешь говорить мне об отце, который все это устроил? — Почему ты думаешь, что это он? — Я же тебе объясняла — отец вызвал ментов, хотя я просила его этого не делать. И этот гад их заметил. — С чего ты это взяла? — Уже не говоря о том, — продолжала Женя, — что я должна была выйти из дому в десять вечера, а из-за прихода ментов совершенно потеряла голову и выскочила в девять. И он это тоже видел. — Повторяю — откуда ты знаешь? — Да потому что он оставил мне диктофон с записью: «Условия сделки надо выполнять»! Откуда я знаю — может, он караулил во дворе? — Милиционеры же были в штатском! — Не смеши. — И потом, тебе не кажется, что раз у него была запись Машиного плача, значит, он и не собирался возвращать ее? — Неправда! — Женин голос задрожал. — Он предупредил меня про теплые вещи. И потом, у него было больше двух часов — он вполне мог успеть. Татуся покачала головой и осторожно сказала: — Мне кажется, ты ошибаешься. Я, конечно, все понимаю, но… — Что? — зло переспросила Женя, прищурив глаза, и, не дослушав, выбежала в коридор и заперлась в ванной. «Как она сказала? “Я все понимаю?” Разве может она понимать? Разве еелишили способности дышать? Разве ее жизнь кончилась, потеряла смысл? Это кончилась моя… потому что она кончилась, кончилась, кончилась…» Вначале ей казалось, что все это происходит не с ней, что это сон, кошмар, который рассеется сразу, как только она откроет глаза и рядом окажется Машка — ее ручки, смешные пальчики на ногах, теплая головка, пахнущая карамелью, шелковистые волосики, животик, перевязочки, родинка на попке… Женя вспомнила, как Маша спала, держа во рту большой пальчик, так как с самого рождения не признавала соску… Как каждый раз перед сном, когда Женя гасила свет в ее комнате, она спрашивала: «Тут никакого страшного нет?..» Вспомнила ее смешные словечки и не по-детски серьезный взгляд… Неужели этого никогда больше не будет в ее жизни?.. И если так, то, конечно, все кончилось, и совершенно неважно, сколько ей осталось — несколько дней, недель или даже лет. Это уже не имеет значения, потому что каждое из оставшихся ей мгновений жизни будет мукой, которая рано или поздно ее убьет. Она вспомнила родителей, и от жалости у нее заныло сердце. Старые, беспомощные, одинокие… Одинокие, потому что она, Женя, никогда не сможет простить… — Женька, открой! Женя ополоснула лицо холодной водой и открыла дверь. — Ты не должна… слышишь? — сказала Татуся и посмотрела ей в глаза. — Ты не должна раскисать. Ты выла сегодня всю ночь, я слышала… Ты сойдешь с ума, если не возьмешь себя в руки. — Да. Все. Взяла. Прости. — Женя вытерла лицо и повесила полотенце. — Только никогда больше не говори мне об отце. Я, конечно, вернусь к ним, потому что они старые и больные, а я не зверь и не брошу их. Но никогда не говори мне о нем. Потому что это он виноват в том, что произошло. Вот только дай мне пробыть у тебя еще немного… Ничего? — Господи, Женька, о чем ты! Живи хоть всю жизнь. На следующей неделе пойдем с тобой на передачу, и я уверена… Женя дернула ртом. — Ладно, Татка, свари лучше кофе… Когда они сидели на кухне, Татуся спросила: — Так о чем ты говорила с этим капитаном, как его?.. — Гулиным, — подсказала Женя и махнула рукой: — И говорить не стоит. Все это бездарная и бессмысленная милицейская рутина. Рутина из рутин. — И все-таки? 13 — Для начала расскажите, как это было, — попросил Гулин, и Женя, закрыв глаза, в который раз стремительно прокрутила в памяти картину того дня. Когда она увидела, что Маши в песочнице нет, она почти не испугалась, потому что ей и в голову не пришло, что девочку кто-то похитил. Она была уверена, что Маша вылезла из песочницы и перешла на ту сторону двора, где находился подземный гараж, вернее, вентиляционная надстройка над гаражом — иногда, если ей надоедало играть в песке, они прогуливались там вместе в поисках красивых камней и цветных стеклышек. Женя бросилась туда, но там никого не оказалось. Она крикнула растерянно озиравшейся Лоре, чтобы та стояла на месте, и побежала к подъезду — в надежде, что Маша каким-то невероятным образом незаметно для нее одна отправилась домой, но ни в подъезде, ни на лестнице, по которой Женя, перескакивая через три ступеньки, добежала, задыхаясь, до пятого этажа, девочки не было. Она снова бросилась во двор, но по растерянному выражению Лориного лица сразу же поняла, что чуда не произошло. — Женька, погоди, не дергайся, — начала Лора, — давай вначале сообразим, куда она могла пойти… — Не знаю — она никогда раньше не убегала от меня… — Может, она просто пошла к кому-то в гости? — предположила Лора. — Да нет, что ты… какие гости? — с досадой ответила Женя, продолжая озираться, и вдруг, пораженная смутным воспоминанием, вскрикнула: — Машина! Тут же была машина! — Куда ты? Какая машина? — Ты разве не помнишь? Тут же стояла черная машина! Вот, смотри! — И Женя, подойдя к краю детской площадки, показала на четко отпечатавшийся на сырой земле след колеса. — Вот здесь! Она стояла здесь! Неужели ты не заметила?! Лора вытаращила глаза. — Что ты хочешь сказать? Что ее увезли на машине? — Не знаю, — в отчаянии проговорила Женя, — но я хорошо помню, что все время, пока мы тут сидели, еще до твоего прихода, эта машина торчала здесь. Мне даже кажется, что она была здесь и вчера, и позавчера… — Тем более! Женька, не сходи с ума… Эта наверняка машина кого-то из жильцов. Лучше пойдем и поищем ребенка в той стороне. Они бросились на ту половину двора, где обитатели дома гуляли с собаками, и обошли уже начинавшие желтеть кусты. — Вы не видели девочку, маленькую, в красной панамке? — задыхаясь, спросила Женя у пожилого мужчины в плаще, державшем на поводке кривоногую таксу. — Нет, — ответил тот улыбаясь, — Мы с Микой девочек не видели… — И только сейчас заметив их испуганные и расстроенные лица, спросил: — А что, пропал ребенок? Женя не ответила. Они кинулись назад, и хозяин таксы удивленно и встревоженно посмотрел им вслед. — Ее нигде нет… — в отчаянии проговорила Женя, когда они, обежав весь двор, вернулись на детскую площадку. — Что делать? — Слушай, Женька, — начала Лора, — если ее действительно похитили… — Смотри! — вдруг крикнула Женя. — Не хватает одной формочки! — Что? — Их было пять. Пять, понимаешь? А тут четыре. Одной не хватает — синей! — Женя, успокойся… Какое это имеет значение? Оставь ты эти формочки — надо идти домой. — Домой? — переспросила Женя и тут же с ужасом представила себе, что будет, когда узнают родители. — Если ее похитили, тебе позвонят — так всегда бывает. — Зачем? — спросила Женя помертвевшими губами. — Ты что, не понимаешь? Ее же не просто… они же наверняка… ну, я имею в виду… Для чего похищают, по-твоему? Ради выкупа. Женя дико посмотрела на подругу. — Ты думаешь?.. — Ничего я не думаю… Это тыдумаешь… Но все равно, иди, а я побуду здесь — вдруг она откуда-нибудь появится? Звонок раздался сразу, как только она переступила порог квартиры. Она бросилась к аппарату и, сняв трубку, заметила, что по коридору из кухни к ней направляется мать, беспокойно вглядываясь в полумрак прихожей. — Да! Я слушаю, — выдохнула Женя, стараясь справиться с бешено бьющимся сердцем. В трубке отчетливо послышались звуки улицы, и довольно молодой и совершенно незнакомый ей мужской голос быстро проговорил: — Если хочешь получить свою девку живой, будешь делать то, что тебе говорят. Поняла? — Да.