— Дома-дома, заходите… она в ванной, — Татуся постучала в дверь ванной комнаты. — Женя, давай скорей — к тебе пришли! Пойдемте пока на кухню. Вы извините, у нас не убрано… Вы завтракали? — Нет-нет, спасибо, не беспокойтесь… — То есть не завтракали, — заключила Татуся. — Тогда садитесь, я налью вам чаю. — Не надо, не беспокойтесь… — Никакого беспокойства. Извольте поесть, — строго ответила Татуся и сделала ему бутерброд. Голодный Гулин, с аппетитом жуя, исподтишка наблюдал за Татусей и думал: «Надо же — рыжая…» Выйдя из ванной и застав идиллическую картину — Гулина, уминавшего бутерброд с колбасой, и Татусю, с умилением наблюдавшую за процессом, — Женя хмуро спросила: — Что-нибудь случилось? — Мне надо с вами поговорить. — Откуда это у вас? — спросила Женя, увидев синюю формочку, и сцепила руки так, что побелели костяшки пальцев. — Мы нашли человека, который, судя по всему, причастен к похищению вашей дочери. Женя замерла. — Кто он? — Вы уверены, что это ваша формочка? — Да. Кто он? — Ваш сосед по дому. Некто Мухин. — Мухин?.. — повторила Женя. — Вы его знаете? Она покачала головой. — Н-нет. То есть фамилия мне кажется знакомой, но… не более. Из какой он квартиры? — Триста двадцатой. Подумайте еще, Евгения Васильевна, — если вам знакома фамилия, может быть, вы что-нибудь вспомните?.. — Он работает в МИДе? — Он — нет, а его отец работал. — Отец? — Женя наморщила лоб, стараясь вспомнить. — Как его зовут? — Отца — Борис Дмитриевич. — А сына? И сколько ему лет? Женя спрашивала быстро, резко и напряженно думала, стараясь расшевелить свою память, потому что первое ощущение — что она слышала эту фамилию раньше — казалось ей верным… — Двадцать семь. Зовут — Валерий. Вернее, звали… Женя вздрогнула. — Что вы хотите сказать? Гулин выбил из пачки очередную сигарету. — Его убили… — и тут же добавил, заметив, что она побледнела: — Евгения Васильевна, не пугайтесь. С вашим ребенком, скорее всего, все в порядке… Гулин чуть не прикусил себе язык. Ему всегда казалось, что дело свое он знает хорошо, но чего он никогда не умел, так это разговаривать с родителями похищенных детей, особенно с матерями. Вот и сейчас. Эта Женя смотрит на него своими темными страдальческими глазами, в которых, как ему кажется, полыхает ненависть к нему, Гулину, в то время как он изо всех сил сочувствует ей и переживает ее горе так, будто не ее, а его маленькая дочка находится в руках этих подонков… — Что значит — «в порядке»? — проговорила Женя помертвевшими губами. — Я хочу сказать, что ваша девочка не пострадала… Это явно разборки между сообщниками, — оправдывался Гулин. Женя усмехнулась. — Что ж, спасибо сообщникам. Потому что, если бы его не убили, вы бы никогда его не нашли. — Женя вдруг сорвалась на крик: — Вы что, ничего не понимаете?! Если они убивают друг друга, значит, это бандиты!.. И мой ребенок там… у них… Вы вообще когда-нибудь слышали о том, для чего похищают детей? Вы имеете об этом хоть какое-нибудь представление? Или вы… Что вы стоите? Делайте же что-нибудь! Она несправедлива к нему, но надо терпеть. Надо терпеть, потому что ей в тысячу раз хуже, чем им всем вместе взятым, — уж кто-кто, а он это хорошо понимал. — Евгения Васильевна, успокойтесь… Скорее всего, убийство связано с тем, что похитители не поделили выкуп… — начал Гулин, но Женя перебила его. — Дайте сигарету… Гулин протянул ей сигарету и дал прикурить. — Где вы нашли формочку? — В его квартире. Под кухонным столом. — Там было еще что-нибудь, принадлежащее моей дочери? — Нет. Но в комнате на подоконнике лежал бинокль. Я думаю, что с его помощью он наблюдал за вами — из окна хорошо просматривается двор и ваш подъезд. — Когда его убили? — Третьего октября. — То есть на следующий день после того, как у меня забрали деньги… Что вы собираетесь предпринять? — Будем искать среди его окружения. — А что по этому поводу говорит его отец? — Его отец покончил с собой около трех лет назад. — Из-за чего? — Разбираемся. — Понятно, — усмехнулась Женя, но Гулин опять стерпел. — Евгения Васильевна, — снова начал он и вытащил из папки цветную фотографию, на которой Женя сразу заметила довольно большую прожженную сигаретой дырку. — Взгляните, пожалуйста… Не знаете ли вы кого-нибудь из этих людей? Женя взяла фотографию в руки. Две пары на фоне здания ООН в Нью-Йорке. Тех, что справа, она не знала, хотя лица казались ей смутно знакомыми. А слева… — Эти двое — мой брат и его жена. А эти… — Ваш брат? — удивился Гулин. — Вы уверены? Головы-то нет… — Да и самого брата уже нет. Его убили несколько лет назад. — Я в курсе. Но — еще раз повторяю — вы уверены, что это он? — Абсолютно. — Насколько я знаю, его жена осталась в Америке? Вы поддерживаете с ней связь? — Нет. — Почему? — Мы никогда не были дружны… А после похорон брата она вернулась в Штаты и ни разу не дала о себе знать, даже моим родителям. — Вам известно, где она? — То есть адрес? Нет. Зачем она вам? — Эту фотографию мы нашли в квартире Мухина. Эксперты считают, что ее прожгли не случайно. Возникает вопрос — не имел ли Мухин оснований испытывать, скажем так, неприязнь к вашему брату? Может быть, его жене, то есть вдове, что-нибудь известно на этот счет? — Не знаю, может быть. — А вам? — Абсолютно ничего. Я вообще не понимаю, что их могло связывать. Когда мой брат уезжал в Нью-Йорк, ему было сорок пять, а Мухину, стало быть, двадцать один. Что могло быть между ними общего?