Теперь же, после истории с Сапрыкиным, узнав, что оба дипломата убиты из одного оружия, Семен готов был кусать себе локти за то, что тогда не занялся собственным расследованием. Но было поздно, и в результате читателям, поклонникам его острого пера, пришлось довольствоваться весьма невнятной статьей о каких-то загадочных разборках в дипломатической среде, связанных то ли с разногласиями на политической почве, то ли с борьбой за место под солнцем, и торжественными обещаниями автора рано или поздно докопаться до истины. Другими словами, статья содержала больше вопросов, чем ответов. Что касается второй его страсти — женщин, — с этим последнее время тоже все обстояло непросто. Привыкший к легким победам, Семен страдал от неразделенной любви к красавице-модели Оксане Кульбиде, которая смотрела на него с обидным равнодушием, а вернее, не смотрела вовсе, и он в свои сорок девять вынужден был как мальчишка бегать по светским тусовкам в надежде хоть там увидеть предмет своего обожания. 12 За день до эфира Женя вернулась к родителям и занялась уборкой квартиры — вычистила ковры, убрала пыль и вымыла окна, которые у них в доме всегда, что бы ни случилось, мылись два раза в год — весной и осенью. Валентина Георгиевна переживала и уговаривала ее не делать этого. «Бог с ними, с окнами, не мой, еще заболеешь», — причитала она, с болью глядя на измученное лицо дочери. Женя упрямо качала головой и, примостившись на подоконнике, продолжала яростно надраивать стекла. Работа позволяла ей хотя бы ненадолго отвлечься и не думать о том, что будет, если она не сумеет найти нужную сумму. Вчера она краем уха слышала, как отец выяснял по телефону, сколько может стоить их квартира, и ко всем ее мучениям прибавилось еще одно — чувство вины перед стариками. «Этого не будет. Никогда. Надо наступить себе на горло и позвонить…» Женя открыла записную книжку и, перелистывая страницы, стала прикидывать, с кого начать. «Вощинин… каждый год ездит охотиться в Африку… За одну только лицензию, то есть за право убить парочку ни в чем не повинных слонов, платит несколько десятков тысяч долларов. Добрынский… сам говорил, что этой весной потратил миллион на переделку бассейна в своем загородном доме… Лопатников… летает на личном самолете. Фридман… имеет собственного Рубенса. Харламов… И что? Позвонить и сказать: “Дай мильон?” Разве я смогу это сделать? Не смогу, но придется, только потом, после передачи…» — уговаривала себя Женя в смутной надежде, что кто-то из них догадается и позвонит сам. Передача вышла в эфир, и ничего не произошло. Позвонили бывшие коллеги Василия Демьяновича по министерству — он поговорил с одним, потом с другим, потом попросил Валентину Георгиевну сказать, что его нет. Позвонила верстальщица из газеты, где раньше работала Женя, и спросила, не может ли чем-то помочь. «Спасибо, Леночка…» — сказала Женя и, положив трубку, разревелась. Позвонил кое-кто из друзей — сказать, что она молодец, хорошо держалась, и что им известно много случаев, когда подобные истории заканчивались хорошо. Но самое главное, не звонил человек, похитивший Машу, и это лишало Женю последних сил. «Но почему? Ведь он должен был позвонить!» Никому не удавалось найти ответ, который бы ее устроил. Татуся говорила, что нужно подождать, что теперь, когда история с похищением стала достоянием гласности, он наверняка боится. Отец хмурился и молчал, Валентина Георгиевна плакала. И только Мите удалось немного успокоить ее, сказав самое простое: — Женя, он вполне мог не видеть этой передачи. — Ты думаешь? Женя, которая возлагала на свое появление на телевидении последнюю надежду, теперь полжизни бы дала за то, чтобы Митя оказался прав. «Ведь, если он видел и отказывается от таких денег, — думала она с ужасом, — значит, Маши уже нет в живых». — По-моему, такие вещи смотрят исключительно любители мексиканских сериалов, — продолжал Митя. — Однако ты сам… — Так хотела мама. И еще. Если он все-таки позвонит, имей в виду — у меня есть сорок тысяч и они — твои. 13 На третий день после эфира Женя должна была встретиться с Митей и, выйдя из подъезда, услышала, что ее кто-то зовет. — Женя! Женечка! Незнакомый голос показался ей неуверенным и одновременно нахальным. Говорить ни с кем не хотелось, и Женя, сделав вид, что не расслышала, ускорила шаг. — Женя, подождите! — снова раздалось у нее за спиной. Пришлось обернуться. К ней через двор стремительно приближалась незнакомая дама в шляпе и в чем-то летящем — так, во всяком случае, показалось Жене. — Вы меня не помните? — спросила дама, слащаво улыбаясь. — Я знаю ваших родителей… А вас помню еще крошкой. Меня зовут Эмма… Я — вдова Леонида Сергеевича Сапрыкина. Услышав фамилию, Женя сразу сообразила, кто это, и с ужасом почувствовала, что ни за что не сможет обращаться к ней по имени, а спросить ее об отчестве было неудобно. Женя кивнула и улыбнулась, вложив в улыбку все сочувствие, на какое была способна. Однако дама, похоже, в сочувствии не нуждалась — в глазах у нее диким огнем полыхало любопытство. — Я видела вас по телевизору… Представьте, я ничего не знала! Как это случилось?! Говорят, в нашем дворе?! Воображаю, что вы пережили! Такое несчастье! Потерять ребенка! Я забыла — ведь у вас девочка? Прелестный ребенок! Но какой кошмар! Я как увидела вас… Думаю — Боже мой! Я сама недавно пережила такое горе! Вы, конечно, слышали, что случилось с Леонидом Сергеевичем? В какое ужасное время мы живем! — Она вытащила из сумочки носовой платок и поднесла к совершенно сухим глазам. — Он всегда так мечтал о детях! Но что делать? — Эмма вздохнула. — Господь распорядился, чтоб у нас не было ребенка… Знаете, я теперь думаю, что и слава Богу. Пережить такое!.. Не знаю, что бы было со мной… Кошма-ар! Вы так мужественно держались — я просто любовалась вами! Ваш муж… э-э… он был не с вами? Женя почувствовала, что словесный поток душит ее, как мокрая тряпка, и попыталась вырваться. — Извините, я тороплюсь… Но Эмма Михайловна и не думала выпускать Женю из своих объятий — было ясно, что она остановилась долго и со вкусом поговорить. Она раскрыла над собой зонт, хотя дождь перестал, и кокетливо крутила его на плече, перебирая унизанными кольцами подагрическими пальцами. — Как же ваши родители? Они, наверное, очень переживают? Я недавно встретила Василия Петровича… То-то он так постарел! Я еще подумала, не случилось ли чего? — Моего отца зовут Василий Демьянович, — вставила Женя. — Ах да, простите! Василий Демьянович, конечно! Он, наверное, был очень привязан к внучке? Ведь вашего брата, если не ошибаюсь… Его убили? Скажите, это правда, что невестка с мальчиком так и осталась за границей? Они хорошо устроились? Сейчас многие уезжают, но, говорят, в Америке теперь так трудно найти работу! Женя, поняв, что ей никуда не деться, вспомнила свою любимую английскую поговорку: «Если тебя насилуют, расслабься и получи удовольствие» и, слегка усмехнувшись, принялась молча разглядывать собеседницу. — Скажите, Женя, вы работаете в МИДе? — Нет. — Я так и подумала — в МИДе столько денег не заработаешь. Женя хотела спросить, какие деньги она имеет в виду, но не успела. — Вы по телевизору сказали, что можете заплатить любую сумму, вот я и подумала, что вы, наверное, занимаетесь крупным бизнесом?.. — Эмма Михайловна очаровательно улыбнулась и с гордостью добавила: — А я, представьте себе, работаю в МИДе… Там есть курсы иностранных языков… так вот, меня пригласили туда преподавать французский язык. — Прекрасно. — А вы кем работаете? — Я — фитодизайнер. — Что вы говорите! — воскликнула Эмма Михайловна. — Я как раз ищу фитодизайнера! Вернее, не я, а мои друзья. Вы знаете Гришаковых? Нет? Ну что вы, это очень известные люди… И очень богатые, — добавила она, понизив голос. — Саша Гришаков — старый друг Леонида Сергеевича. Когда случилось несчастье с моим мужем, они отнеслись ко мне с большим-большим сочувствием. Правда, это немного странная пара… — Эмма Михайловна снисходительно улыбнулась, — все-таки Саша Гришаков — Лёнин ровесник, ему уже под шестьдесят, а его жене… — она презрительно сложила губки и махнула рукой, — словом, из молодых да ранняя… Что поделаешь! Все липнут к богатству. Как мухи. Не знаю — мы в свое время такими не были. У нас были идеалы, какие-то представления о морали. Теперешняя молодежь их не имеет… Так вот, Женечка, я хотела сказать: Гришаковым очень нужен фитодизайнер. Я им пообещала кого-нибудь найти, но мои знакомства ограничиваются дипломатическими кругами. А тут как раз вы. Я, правда, не знаю, заинтересованы ли вы в заработке?.. Вы вчера, кажется, говорили об огромных деньгах? Или я что-то неправильно поняла?.. — Я заинтересована в заработке, спасибо, — перебила Женя. — Замечательно. Вот вам телефон Гришаковых, — Эмма Михайловна достала из сумочки ручку и визитную карточку и что-то нацарапала на обратной стороне. — Скажете, что вы от меня. А это мой телефон. Если будут какие-то проблемы с Гришаковыми — звоните. И вообще, — у Эммы Михайловны на лице появилась кисло-сладкая улыбка, — мне будет очень приятно, если вы как-нибудь зайдете ко мне поболтать. До свидания! Обдав Женю запахом духов, Эмма Михайловна устремилась к подъезду. Рассеянно повертев в пальцах гришаковскую визитку, Женя огляделась в поисках урны, но, подумав немного, сунула ее в карман и зашагала к машине. Она давно уже ехала по Садовой, но у нее все еще дрожали руки, а в ушах раздавался хищный клекот Эммы Сапрыкиной. 14 Настроение у дежурившего в то утро старшего лейтенанта Евсюкова было неважное. Накануне вечером он собирался в Люберцы к двоюродному брату, который работал в автосервисе и обещал заменить сцепление в его старом «жигуленке». В тот момент, когда он, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь своей квартиры, чтобы незаметно смыться, жена все-таки засекла его и прицепилась с просьбой прибить в комнате карниз, купленный уже неделю назад вместо оборвавшейся струны. «Что за дела-то, Коль? — орала она. — Неделю допроситься не могу! Ни одеться, ни раздеться! Стриптиз, что ли, мне устраивать на всю улицу?» Пришлось снять куртку, достать дрель и повесить карниз. В итоге в мастерскую он опоздал, и его брат, уже скинувший с себя заляпанный машинным маслом комбинезон, сидел на старых покрышках в компании двух жестянщиков и глушил водку, с аппетитом закусывая колбасой, черным хлебом и маринованным чесноком. «Ты, Колян, давай, не тушуйся. Вот тебе место, — брат постелил рядом с собой кусок газеты, — садись, выпей с нами, а тачку я тебе завтра починю. У тебя что, сцепление? Какие разговоры! Завтра все сделаю в лучшем виде». Мало того, что домой пришлось возвращаться на метро, где его чуть не замели местные менты, так еще утром он проспал и даже не успел толком опохмелиться. В отделении его с утра пораньше достала какая-то женщина, жительница одного из домов по Большой Академической, которая звонила через каждые полчаса и требовала прислать наряд милиции, потому что соседка ее, видите ли, не откликается на звонки. — Я же вам говорю — она дома. Раз не открывает, значит, что-то случилось. Может, ей плохо? — Так вызовите слесаря из ДЭЗа и скорую. Мы-то здесь при чем? — отбивался Евсюков. — А в ДЭЗе говорят — без милиции ломать замок не станут. — Тогда ждите. — Так вы приедете? — Да не нас, не нас, — раздражался Евсюков, — а свою соседку. Она по магазинам набегается и придет. От нас-то вы чего хотите? Женщина в сердцах бросала трубку, но спустя некоторое время звонила снова и требовала дать ей телефон начальника отделения. В конце концов по указанному адресу отправился участковый оперуполномоченный старший лейтенант Кузнецов. — Ну? Что тут у вас? — недовольно спросил он, пешком поднявшись на шестой этаж, так как лифт не работал. — Вы звонили? Пришлось все объяснять заново. — Видите ли, вчера вечером я сказала Елизавете Константиновне, что утром собираюсь пойти в гастроном, и она попросила меня купить ей батон. Сегодня я из магазина вернулась, звоню — не открывает. А у нее вчера давление было высокое, вот я и беспокоюсь — все-таки пожилой человек, мало ли что… — Родственники у нее есть, не знаете? — В том-то и дело, что никого. Была сестра, но она умерла несколько лет назад. — Так, может, она в гости поехала или еще куда? Соседка всплеснула руками: — Господи, да говорю же вам — она никогда так рано не уходит, даже на работу!