— Так она работает?! Вы ж говорили — пенсионерка. Пришлось все начинать сначала. Попрепиравшись еще немного «для порядка», участковый почесал затылок, подумал и, вздохнув, позвонил в ДЭЗ: — Алло, диспетчерская? Кузнецов из РОВД на проводе. Пришлите-ка мне слесаря в сороковую квартиру и лифт давайте чините побыстрей… Что вы там, в самом деле? Когда замок был вскрыт, Кузнецов велел всем оставаться на площадке, а сам вошел в квартиру. В прихожей и в комнате горел свет, и Кузнецов сразу увидел на полу тело пожилой женщины в махровом халате — над правой бровью четко виднелось аккуратное пулевое отверстие. Через полтора часа в квартире уже работала следственная бригада из районной прокуратуры. Судмедэксперт установил, что смерть наступила около пятнадцати часов назад, то есть накануне, между девятью и одиннадцатью вечера. По утверждению соседки, вызвавшей милицию, обычный порядок в квартире нарушен не был, деньги (около четырех тысяч рублей) лежали себе спокойно в верхнем ящике письменного стола, где оперативники обнаружили также старинную камею в серебре и золотое кольцо с небольшим изумрудом. Нетронутыми оставались также несколько вещиц из бронзы, тоже старинных. — Скажите, Тамара Ефимовна, в котором часу вы вчера ее видели? — спросил следователь Бочкин. — Около девяти, — ответила соседка, положив под язык очередную таблетку валидола. — Она была одна? — Конечно… Собиралась лечь. Сказала, что устала и плохо себя чувствует… — С какой целью вы к ней заходили? — Померить давление… — Понятно. Значит, в девять. Скажите, Тамара Ефимовна, вы хорошо ее знали? — Мы дружили, по-соседски. Как-никак тридцать пять лет прожили рядом, дверь в дверь… — Как вам кажется, она была осторожным человеком? Могла она, например, открыть дверь, не спросив, кто там? Тамара Ефимовна пожала плечами: — Как вам сказать?.. Дом-то мидовский, здесь — только свои. Всякое могло быть… — А шум вы вчера какой-нибудь слышали? — Нет, мы с мужем смотрели телевизор. — Еще такой вопрос: кто у нее бывал? — Да бог с вами! Кроме учеников — никого! — Так уж и никого? — А кому мы нужны, старики? Родственников у нее после смерти сестры не было, это я точно знаю… Кому еще приходить? Только ученики и были… — Но ведь она работала! — «Работала», — передразнила Тамара Ефимовна, — ходила раз в неделю на свои курсы в МИД, чтобы не хоронить себя дома. — А что за ученики? — Да дети! Мальчик из нашего дома, с девятого этажа. Квартира, как выйдете из лифта, сразу направо. Фамилию не помню, но муж знает. И две девочки из соседнего дома, сестры-близняшки. Они всегда занимались днем. — Дети приходили одни или со взрослыми? — Одни, конечно, — тут же рядом… Было совершенно непонятно, кому могла помешать пожилая женщина, дающая детям уроки французского языка и украшающая стены своей квартиры фотографиями с видами Подмосковья. Но больше всего Бочкину не нравились обнаруженные на халате убитой небольшие, будто прожженные чем-то дырки. — Как ты думаешь, что это? — спросил он у одного из экспертов. — Похоже, прожжено кислотой… — эксперт Михайлов пожал плечами и, присмотревшись повнимательнее, добавил: — Дырочки-то, между прочим, свежие… Они перерыли всю квартиру в поисках кислоты или чего-то подобного, но ничего не нашли. И тогда Бочкин, в общих чертах осведомленный об убийстве Сапрыкина, позвонил на Петровку Лобову, бывшему однокашнику и приятелю. — Слушай, Юра, у меня тут труп на Большой Академической… Я подумал, может, он тебя заинтересует? 15 — По-моему, ты рано паникуешь, — сказал Сурин, бросив взгляд на товарища. — С чего ты взял, что я паникую? — нехотя отозвался Лобов и нервно затянулся. «Волга» перевалила через трамвайные пути и свернула на Большую Академическую. Дождь лил не переставая, наводя тоску и вызывая сонливость. На протяжении всего пути они молчали, лишь изредка обмениваясь короткими репликами. Из-за своеобразного суеверия, распространенного среди оперативников с Петровки, они не говорили о том, что волновало их обоих: если окажется, что старуха убита из того же оружия, что Шрамков и Сапрыкин… Тогда еще ни один из них не подозревал, какой сюрприз ждет их на месте преступления. Из-за дождя в квартире Даниловой было темно, и пришлось зажечь свет. Тарелка с остатками ужина и недопитая чашка чая так и стояли на столе рядом со стопкой французских газет, на которой лежал фирменный кодаковский пакет с фотографиями. — Смотри, — сказал Лобов, — фотки какие-то… Ну-ка… Лобов просмотрел пачку новеньких глянцевых снимков и разочарованно фыркнул. — Ни черта!.. Одни пейзажи. Ну, пошли по соседям? Ты чего? Сурин, стоя у окна, рылся в содержимом видавшей виды кожаной дамской сумки. — Ребята сказали, она одинокая?.. Тут фотография какого-то мальчика… — Ну-ка, покажи… На любительском, сделанном будто наспех снимке мальчик лет трех-четырех на фоне какого-то куста растерянно смотрит мимо объектива. — Слушай, Коля, — сказал Лобов, — тебе не кажется, что он похож на дочку Шрамковой? Сурин еще раз взглянул на снимок. В кабинете их коллеги Гулина висела большая цветная фотография Маши Шрамковой, и каждый, кто заходил к нему, сразу же обращал внимание на смешное личико с круглыми светло-карими глазами. — Не знаю… — протянул Сурин. — А, по-моему, похож. — А я похож на папу римского. — Смотри, тут дата: 30 сентября. — Ну? — А Машу Шрамкову похитили двадцать девятого. — Что ты хочешь сказать? Лобов перевернул снимок. Над проштампованной фотолабораторией датой размашистым почерком был выведен номер телефона. — Смотри, снимок сделан тридцатого, а отпечатан только вчера. А этот номер, между прочим, — Лобов для чего-то прочитал его вслух, — мне знаком… Сурин вопросительно посмотрел на него. — Ну и чей он? — Не помню, — с досадой отмахнулся Лобов. — Ко мне эти номера липнут, как… — Слушай, Юра, пошли к соседке. Времени уже… — Ты иди. А я пока узнаю, что за телефон. — Зачем это тебе? — Так, любопытно. Сурин вздохнул, потушил сигарету и вышел из квартиры. — Ты чего так долго? — спросил Лобов, подозрительно глядя на озабоченное лицо товарища, когда двадцать минут спустя тот вернулся от соседки. — Что-нибудь новое? — Пару недель назад за Даниловой следили.