Опять раздались звуки, от которых у Кристины всегда бежали мурашки, – Марриконе писал просто волшебную музыку. – Алло, это я, – было заметно, что Марк окончательно справился со своим первоначальным волнением, голос его стал увереннее и напористей. – Сегодня в Большом «Баядерка». Вот только билетов нет. Ты как, любишь риск? Кристина прыснула про себя, но ответила вполне серьёзно: – Не то, чтобы люблю, но готова рискнуть. Значит, в семь часов у входа. Не опаздывай, – и она решительно отключилась. Марк не мог поверить себе, что на такое решился. Его вдруг пронзило осознание того, что девушка, о которой он думал все эти дни, чью визитку нерешительно вертел в руках почти всё своё свободное время и никак не отваживался позвонить, так вот, эта самая, такая недоступная в мечтах, девушка вдруг оказалась вполне милой и непосредственной, более того, похоже, что она сама хочет встречи. Марк только сейчас понял, что почти вся инициатива в разговоре принадлежала ей, и, фактически, это она пригласила его на свидание. Надо же, театр…, да ещё Большой… Сам Марк раньше изредка ходил в театры, с Оранжем. Тот был заядлым театралом, ну, так ведь ему сам Бог велел – всё-таки насквозь театрально-богемно-научная семья, гены в нескольких поколениях. Не сказать, чтобы Марк не любил театральную жизнь, но как-то книги, телик и комп были роднее. Хотя несколько постановок смогли, как это говорится, «задеть струны его души», особенно Ленкомовских, с ещё живым Янковским. Сейчас те культпоходы казались какими-то размытыми, неявными, впечатление от них стёрлось под воздействием возникших жизненных обстоятельств. Однако надо было что-то придумывать – денег у Марка явно не хватит на билеты, не говоря уже о последующем посещении какого-нибудь уютного ресторанчика. Придётся беспокоить дядю. Константин взял контроль над семейными финансами в свои жёсткие руки, дети получали от него на неделю строго определённое количество денежных знаков и должны были этим обходиться. Хорошо хоть Марку помогали друзья, которым их родители давали достаточное количество презренных бумажек. Раньше, когда был жив отец, Марк не испытывал в деньгах недостатка, да и дед регулярно подкидывал, но теперь он на себе испытал последствия жёсткого антикризисного управления, введённого дядей. Нет, денег от деда осталось достаточно, и не на счету в банке, а наличными, в виде аккуратно упакованных пачек, но доступ к ним был надёжно перекрыт. В первый же день своего появления Константин жёстко заявил, что финансовый вопрос, а также вопрос содержания дома он берёт на себя, и с тех пор ни Марк, ни Юлька больше не питались в фаст-фудах, а дом сверкал почти идеальной чистотой. Причём Марк, несмотря на свой поздний пубертатный период и явно выраженную строптивость характера, ни разу не возразил дяде Косте, когда тот поручал ему что-либо сделать по дому. Почему-то не поворачивался язык дерзить и вести себя нагло – как-то особенно убедителен был тяжёлый дядин взгляд, хотя все свои указания он всегда облекал в очень вежливую форму. Марк дошёл до двери дядиной комнаты и робко, без всякого напора, постучал. Несмотря на необходимость, беспокоить Константина просьбами о деньгах совсем не хотелось. Тем более что Марк никак не решался выйти с дядей на разговор об его участии в следующей планируемой акции, как то Юлькиными устами велел отец. – Входи, чего примёрз, – голос дяди был грустен. Марк зашёл в комнату, облюбованную дядей. Раньше здесь был дедушкин кабинет, и потому обставлен он был в соответствии со сложившимся стереотипом о том, каким должен быть кабинет крупного учёного. Вдоль стен тянулись сплошные книжные полки, на которых, кроме книг, было множество моделей самолётов и ракет; дальше следовал громоздкий диван, обитый потёртой кожей; стояло несколько не менее громоздких стульев и завершал композицию монструозный стол, как будто попавший сюда прямо из Смольного. На нём только зелёной лампы не хватало. Дядя сидел за столом и что-то листал. – Прости, дядя Костя, что беспокою, – Марк быстро заговорил, боясь растерять запал, – но мне нужны деньги. – На виски – не дам! – отрезал дядя. – А свою недельную норму ты уже выбрал. – Да нет, мне не на виски. Понимаешь, – Марк смутился, но обстоятельства требовали быть решительным, – у меня встреча… с девушкой… – С девушкой? Это хорошо. Радует, что не с юношей, а то теперь это модно, – дядя позволил себе улыбнуться. – Так, а ты что, собрался поразить её роскошью? – Да нет… Мы тут в театр должны пойти… а там билетов нет… а у перекупщиков очень дорогие, – Марк был готов выскочить из комнаты, настолько стыдным ему показалось просить деньги на своё свидание. – Подожди, подожди, – дядя даже привстал, – в театр, говоришь? А в какой? – В Большой, на «Баядерку», – Марку, почему-то, стало всё равно, пошлёт его дядя сразу или ещё поиздевается вволю. – А у тебя есть приличный костюм? Смокинг? – невозможно было понять, шутит дядя или говорит серьёзно. – Слушай, дядя, – вспыхнул Марк, – не хочешь давать денег – так и скажи, зачем ещё прикалываться-то? – А я нисколечко не прикалываюсь. Театр – это серьёзно, а особенно Большой, ему нужно соответствовать. В джинсах и куртке туда нельзя, театр не примет. Ты «Красотку» смотрел? – Это где Джулия Робертс и Ричард Гир? Смотрел, – Марк был удивлён тем пылом, с которым дядя заговорил о театре. – Ты помнишь, как они были одеты? Театр требует уважения, в том числе и в одежде, если ты конечно не режиссёр, актёр или критик, а также маргинал. Ну что ж, надо тебе помочь. Где здесь хорошие дорогие магазины? Более четырёх часов они потратили с дядей на хождение по магазинам и выбор одежды. Марку было очень прикольно наблюдать, как преображались продавцы дорогих бутиков, встречавшие дядю с выражением утомлённой брезгливости на лице, так сказать, «по одёжке». Уже через несколько минут беседы с Константином они менялись, в них появлялась угодливость, они судорожно махали хвостиками и вставали на задние лапки, настолько неожиданным оказался сам дядя. Властность, уверенность, великолепное знание одежды и одёжного этикета, а главное, та самая, плохо выразимая, но очень выразительная черта – поведение человека, привыкшего к большим деньгам, – производили на консультантов действие, сравнимое с ударом молнии прямо посреди магазина или появлением президента в компании премьера. Такого усердного облизывания клиента Марк ещё ни разу не видел, и ему поневоле ещё раз вспомнилась «Красотка». Наконец, одетый в стильный светло-бежевый плащ, светло-серый костюм (дядя очень хотел купить Марку смокинг, но тот наотрез отказался), голубой с вишнёвыми полосками галстук и безукоризненную белую рубашку (Марку очень нравилось это книжное сочетание – «безукоризненная рубашка») и мягкие тёмно-серые туфли, Марк был снабжён вполне приличным количеством денег, а также маленьким симпатичным букетиком и отправлен на метро к театру. Уходя, Марк горячо поблагодарил дядю, и, как ему показалось, сквозь улыбку на Константиновых глазах промелькнули слёзы. Да нет, показалось… Подходя к театру, Марк внимательно осматривался, боясь не разглядеть во влажном полумраке освещенной улицы ту, чей образ был столь мимолётен. Кристины ещё не было. К подошедшему Марку толпой кинулись продавцы искусства, наперебой предлагая наилучшие и наидорожайшие места в партер, а также в ложу. Марк, несколько сморщившись в душе от услышанных цифр, внешне проявил хладнокровие и мужественно купил два билета в седьмой ряд партера за такие деньги, на которые мог бы безбедно жить пару месяцев. Спасибо предусмотрительному дяде, у самого Марка фантазия столь далеко не зашла – он просил у Кости в три раза меньше. Нетерпеливо вышагивая вдоль портала театра, Марк пристально вглядывался в людскую суету, нервно перекладывая билеты и букетик из руки в руку. А вдруг она не придёт? Сквозь дождь, преломляющий свет уличных фонарей, среди подъезжающих к театру «Бентли», «Мерсов» и иных дорогих человеческих игрушек на колёсах, контрастным пятном неожиданно выделилась карета, запряжённая двумя белыми лошадьми. Довольно странно было видеть, как дорогущие машины расступались, уважительно освобождая карете путь, будто понимали свою проходящую временность по отношению к тем, кто носил на своих спинах людей ещё много тысяч лет назад… Карета остановилась около колоннады портала, сзади, с облучка, спрыгнул расторопный форейтор, разложил ступеньки и приоткрыл дверь, выставив руку для помощи. А из двери неторопливо вышла Кристина – и это было уже что-то совершенно волшебное. Длинное, тёмно-бордовое платье, белое боа на плечах и сверкающее ожерелье тонко подчёркивали красоту стройной длинной шеи, правильного утончённого лица и высокой классической причёски. И опять, несмотря на размытость всего окружающего, вокруг девушки образовалась зона какого-то неземного сияния. Она подошла к остолбеневшему Марку, изящно взяла у него букетик, легко коснулась губами его щеки и, взяв под руку, повела в двери, за которыми начинался волшебный мир высоких страстей… Глава 17. Полундра, бомба! Выпавший снежок белым, тонким, почти прозрачным покровом накрыл замёрзшую землю. Было достаточно холодно, и снег не таял, вызвав на и так перегруженных дорогах ситуацию пиковой нагрузки. Машины еле-еле плелись, никто не решался ехать быстро, как это всегда бывает, когда выпадает первый снег. И хотя была уже середина октября, Покров, и снег мог быть вполне ожидаемым явлением, но, как и всегда, он стал сюрпризом. Ведь с утра сквозь серые тучки ещё проглядывало робкое солнышко, и казалось, погода должна была наладиться. Но после обеда тучи сменили свой цвет с серого на чёрный и затянули плотной пеленой всё небо, солнце безвозвратно пропало, и на землю начали падать крупные тяжёлые снежинки. А через час это стало напоминать снежный буран – плотный и злой. Ещё через час валить снег перестал, но спокойно остался лежать на земле, не давая опускающейся на город темноте окончательно вступить в свои права. Охранник, вышедший из дверей банка, зябко повёл головой, осматривая закреплённую за ним территорию так, как обычно делал это каждые полчаса своей вахты. Всё было как всегда, ничего подозрительного. Хотя… стоп, а что это за коробка лежит около окна витрины? С улицы её, вроде, не видно – она заслонена рекламным щитом, стоящим в окне и призывающим доверчивых, не до конца обобранных граждан нести свои денежки на банковский депозит, чтобы получить много-много благ. Поскольку никого, кроме сотрудников, в банке не было (всех распугал снег), то охранник счёл возможным аккуратно приблизиться к коробке, чтобы рассмотреть её поближе. Ступая неторопливо, стараясь не делать резких движений, чтобы не поскользнуться и не упасть, охранник, коротко стриженый молодой парень, постепенно приближался к таинственному, могущему быть опасным, предмету. Уже подойдя совсем близко, он увидел на коробке, видимо, бывшей упаковке от какой-то оргтехники, сделанную вручную красную надпись: «Осторожно! Бомба! Вот-вот взорвётся! Никак не позже 17.30». Так же осторожно, стараясь не сводить глаз с коробки, охранник вытянул из кармана телефон и посмотрел на дисплей. До обещанного взрыва оставалось всего двадцать минут. Нисколько не раздумывая, парень быстро начал пятиться, уже не обращая внимания на скользкий снег, а потом развернулся и прыжками помчался ко входу в банк. Влетев внутрь, он заорал: – Шухер! Бомба! Всем срочно съе…, тьфу, покинуть помещение! Без паники! Последние его слова произвели обратное действие. Если поначалу три молодые и одна не очень молодая девушки подумали, что секьюрити шутить изволил, то призыв не создавать панику вызвал такой эффект, как будто бомба уже взорвалась. Все барышни вскочили, а одна из них – с визгом, и понеслись каждая в свою сторону. В результате две из них столкнулись и упали, одна, визжащая, запуталась в проводах от оргтехники и стала визжать ещё громче, и только последняя, самая старшая, стала действовать хоть как-то осмысленно. На бегу крикнув охраннику, чтобы вызывал полицию, она ворвалась в кассу, открыла сейф и стала быстро выгребать оттуда всю наличность и документы и ссыпать их в инкассаторские сумки. Покончив с этим, она ворвалась обратно в маленький операционный зал, залепила две звонкие пощёчины особенно голосящим барышням, крикнула им, чтобы одевались и выходили наружу, а сама, подхватив сумки, прокричала охраннику, закончившему объяснять полиции обстоятельства дела: – Коля, хватай сумки и выходи, я звоню инкассаторам! Коля не заставил себя долго упрашивать, подхватил сумки и вылетел из отделения следом за барышнями. Оставшаяся женщина набрала номер инкассаторов, потребовала немедленного их приезда, потом позвонила в головное отделение, чтобы сообщить ситуацию, и только после этого спокойно вышла из банка, закрыв дверь и напоследок отключив на щитке всё электропитание. В бомбу она не верила, но произвела именно такие действия, основываясь больше на здравом смысле, поскольку слабо помнила, чего требует в таких случаях инструкция. Отойдя на безопасное, по её мнению, расстояние – туда, где жались три её юные подчинённые, она закурила и только тут поняла, что не видит Колю. Она быстро оглянулась вокруг, но Коли нигде не было. Тогда она решила обежать окрестности, чтобы найти пропавшего охранника, но далеко бегать не пришлось – Коля обнаружился лежащим за скамейкой, в бессознательном состоянии и с большим фингалом под правым глазом. Сумок с деньгами рядом не было… Решительная женщина рванулась обратно к дрожащим и всхлипывающим барышням, но те ничего вразумительного сказать ей не смогли, так как за Колей не смотрели, а заняты были исключительно собой. Тогда заведующая отделением решила вернуться к поверженному охраннику, чтобы обнаружить там хоть какие-нибудь следы, но не успела. Рядом с ними затормозила машина, и оттуда высыпало пятеро человек, двое из которых несли камеры, один тащил прожекторы, один ещё какую-то аппаратуру, а последней шла молодая рыжеватая девушка с решительным лицом и большим микрофоном в руках. Как всегда, телевизионщики подоспели первыми… Следом за ними прикатили ещё несколько разных машин – все с мигалками и громким матом. И оттуда, как из рога изобилия, посыпался народ – кто в чёрной форме, кто в серой полицейской, а кто и в белом халате. Приехавшие сразу активно принялись за дело: несколько человек обтягивали место предполагаемого события жёлтой лентой, ещё несколько в разных формах принялись орать друг на друга, выясняя, кто из них старший, а остальные стали отталкивать пронырливых телевизионщиков. И только флегматичный доктор, в пуховике поверх белого халата, спокойно подошёл к банковским служащим. И попросил закурить. Старшая протянула ему сигарету, но потом встрепенулась: – Ой, а что это мы, там же Коля лежит! – Спокойно, – доктор мрачно затянулся сигаретой и медленно выпустил дым из ноздрей, – раз лежит, значит, не убежит… Однако обещанное «вот-вот» уже наступило, а взрыва всё ещё не было. Вокруг, не обращая внимания на истошно кричащего в мегафон полицейского с требованием разойтись и не мешать, потихоньку стали собираться любопытные. Люди всё прибывали, а взрыва так и не было. Мгновенно разнюхав истинную причину суматохи, люди стали язвительно спорить – взорвётся или нет, а также выстраивать самые смелые предположения о возможных террористах. Версий было множество: от стандартных кавказцев до экзотических антиглобалистов, некоторые упоминали и разорившихся бизнесменов. И вот, когда гвалт достиг уровня шума базарной толпы, а прибывшие стражи порядка несколько расслабились, так как времени прошло уже больше, чем достаточно, бомба всё-таки рванула. Грохот, звон стекла и вой взбесившихся машинных сигнализаций смешались с криками и визгами мгновенно рассеявшейся толпы. Часть людей, поумнее и поопытнее, просто попадали на землю, закрывшись руками, остальные же бросились врассыпную. А над местом взрыва, медленно и красиво планируя, в разные стороны разлетелись яркие бумажные листочки. Народ, поняв, что, кажется, обошлось без жертв и особых разрушений, стал стягиваться обратно, а самые храбрые и любопытные принялись ловить падающие листочки и читать напечатанный на них текст: «Соотечественники! Все, кто ещё умеет думать, – это для вас! Мы, группа радикальных борцов с кризисом и этой собачьей жизнью, хотим довести до вашего сведения следующее. Отныне каждую неделю мы будем взрывать по одному банку. Почему? Потому что хорошо знаем, что именно клан мировых интернациональных банкиров придумал и реализовал эту пакость, которую они назвали финансовым кризисом. Не верите? А вспомните – как он начался? Нам просто объявили: «С завтрашнего дня начинается кризис!», – и тут же перестали давать кредиты, которые всего неделю назад получить было весьма легко. Кроме того, начали разоряться фирмы и стали увольнять людей. Но мы так и не поняли, а что, собственно, происходит? Почему, вдруг? А потому, что этим ненасытным жабам вдруг решилось, что владеют они не всем миром, а только какой-то его частью, а так, мол, быть не должно. С их точки зрения, мы – всего лишь расходный материал для удовлетворения их ненасытных амбиций и прах у их ног, бестолковые рабы, которыми нужно управлять, чтобы мы не сгрызли планету окончательно. Тогда они и придумали всё это. Но придумали не вчера, а давно – ещё сто лет назад. Сначала они сделали доллар мировой валютой, потом за счёт остальных государств развили экономику Америки, потом отменили золотое обеспечение доллара, а затем уже накачали весь остальной мир ничем не обеспеченным долларом, раздавая его направо и налево, когда – под проценты, а когда и просто так, даром. Лишь бы весь мир подсел на эти зелёные бумажки. И вот теперь сказали: «Всё, баста! Финита ля комедиа!», – и стали активно изымать доллар из оборота. А потому и нет больше денег, нет кредитов, нет крови для экономики. Зачем? А с целью всех нас разорить, загнать в неоплатное долговое рабство, чтобы не только мы, но и наши дети, и внуки, и правнуки до седьмого колена не смогли расплатиться и отдали всё, что у нас есть, и в первую очередь – свободу, пусть и мнимую. Мы для них – только марионетки и биомасса, только расходный материал. Но мы, лично мы, такими быть не хотим! А теперь давайте вспомним, за что погибали наши прадеды, деды и отцы во времена Революции, Второй мировой войны, индустриализации, коллективизации и прочего, прочего, прочего? Они ведь гибли и отдавали свои жизни не просто так, они верили, что такими жертвами проложат дорогу к счастью и справедливости для нас с вами. А мы? Что смогли ответить им мы? Добровольно отдать всё построенное и завоёванное ими сначала доморощенным новым буржуям, а теперь – и мировому капиталу. И почему, по какому праву всяким карьеристам, преступникам, бандитам и прочей шушере досталось всё наше богатство? Почему мы были такими идиотами, что всё это отдали добровольно, нисколько не сопротивляясь? А потому, что с экранов телевизоров, со страниц газет, журналов и книг, а также с трибун всевозможного ранга нас долго убеждали, что социалистическая система хозяйствования – недееспособная, неживая, что каждому камешку, каждой травинке и каждому болтику нужен хозяин, что без хозяина и собаке плохо живётся, а что уж говорить о заводе или магазине? Но только до этого, в течение тридцати лет, они искусственно разваливали всё, что было создано, развращали нас и себя. И мы, уставшие от лжи и неискренности, замученные дефицитами и ханжеством, поверили… И вот теперь имеем то, что имеем. Но вот только заслуживаем ли мы этого? Мы ведь простые люди, мы не знали, как всё это действует, нас просто обманули. Это как играть в напёрстки – тебя обязательно разведут, ты всегда проиграешь. Вот только, похоже, и тех, кто обманывал нас, тоже кто-то обманул. И что мы имеем? С одной стороны – окончательно во всём разуверившийся, нищий, морально сломленный народ, ничего не понимающий и озабоченный лишь тем, как прожить следующий день, а с другой, например, – одного из хозяев этого банка, сидящего в Лондоне и плевать хотевшего на все наши беды. У него – яхты, самолёты, острова, заводы, ему принадлежат целые страны. И он смеётся над нами, идиотами, послушными рабами, и думает о нас, как о поголовье скота, – сколько нас зарезать, а скольких оставить на приплод. Вам нравится? Нам – нет! А потому мы будем и дальше беспокоить банки и рассказывать правду об их хозяевах. И вы, если вы – хоть немного люди, не идите к ним, не давайте свои деньги и не берите кредиты, не пользуйтесь их услугами. Может быть, тогда они что-то и почувствуют. Наше дело правое! Победа будет за нами!» * * * Люди читали. Люди хмурились. Люди смеялись. Люди крутили пальцем у виска и громко возмущались. А ещё люди складывали эти листочки в карманы и расходились по домам… По традиции, собрались в комнате Марка, вот только виски на этот раз не брали. Дядя разрешил взять пива, да и то немного. Сам он пил зелёный чай, закусывал солёными орешками, взятыми к пиву, и благожелательно щурился на подрастающее поколение. Поколение, на самом деле уже совсем подросшее, сначала стеснялось дяди, но потом, немного оттаяв от адреналина и дневного снега, принялось с жаром обсуждать сегодняшнюю акцию, прошедшую, на их взгляд, более чем удачно. Подтверждением тому были два мешка, в которых весело трепыхались деньги и банковские бумаги, в том числе и ценные. Громче всех победе радовался Оранж, вместе с Константином разрабатывавший операцию, Кирюха только посмеивался, а Марк сидел, в основном, молча, изредка улыбаясь, – для порядка. Мысли его были – о другом, совсем не связанном с банками, мировой властью и юношеским тщеславием. Мысли были о Кристине… Тогда, неделю назад, поход в театр плавно переместился в какой-то небольшой уютный ресторанчик, где было несколько отделённых друг от друга кабинок, увитых веночками из разноцветных бумажек… или не бумажек – Марк так и не сумел разглядеть. Ему просто понравилась идея – одни кабинки увиты сердечками, другие – собранными в бутоны денежными знаками разных стран, третьи – переплетёнными открытками с видами разных городов планеты. Они с Кристиной выбрали нейтральное оформление, где оплетающие кабинку веночки были посвящены различным рок-группам. На сердечки у Марка просто не хватило отваги. Поскольку до ресторанчика они дошли пешком (карета девушки растворилась в городском полумраке), а весь день до театра Марк практически не ел, то от вида блюд и тонких гастрономических ароматов слюна у него начала выделяться с такой скоростью, что он чуть не захлебнулся. С жадностью он принялся изучать меню, пытаясь в уме подсчитать свои финансовые возможности. – Сейчас угощаю я, – безапелляционно заявила Кристя. – Да у меня есть деньги, – попытался возразить Марк. – Вот и замечательно, останутся на будущие встречи. Просто я хочу, чтобы между нами был паритет, равноправие. У меня тоже есть деньги – я их зарабатываю, и достаточно, так что расслабься и получай удовольствие, – Кристина улыбалась, а в глазах её плясали весёлые ироничные лучики. – Как скажешь, – снисходительно махнул рукой Марк. Ему очень понравились слова о будущих встречах. Дальше беседа, подкреплённая фаршированными перепелами, лёгким салатом из тунца и овощей с пряностями, а также запечёнными в коньяке фруктами с шоколадом и сливками, вперемешку с хрустящим печеньем, приобрела нейтрально-ознакомительный характер: кому что нравится, да какие у кого планы на будущее. Марк, несмотря на то, что Кристина была на два года его старше, никакого смущения не испытывал, наоборот, ему льстило, что такая красивая, умная, самостоятельная и взрослая девушка обратила на него своё внимание. К тому же Кристина оказалась очень увлекательной собеседницей, знала множество историй из жизни всяких замечательных людей, и беседа текла, не умолкая ни на секунду. Марку казалось, что он знает эту девушку уже лет пять, и все эти пять лет они провели друг с другом бок о бок, ну, как будто учились в одном классе, что ли… * * * – Эй, Марк, ты что, думаешь, как свою долю тратить будешь? Увлёкся? Чего на вопросы не отвечаешь? – Оранж пихнул друга ногой. – А? Что? – Феликс Эдмундович в пальто! Я спрашиваю, какие планы, что дальше громить будем? – Тихо, тихо, ребятки, не горячитесь, – дядя Костя был доброжелателен, но тон – осаживающим. – Нам надо сделать перерыв, осмотреться. Менты тоже не дураки, особенно когда им башляют. А банкиры отмусолят, сомневаться не приходится. Всё-таки уже второй эпизод, начнут уже и репу чесать, гоблины. …Когда неделю назад ребята решились прийти к дяде с предложением участвовать в их «программе исполнения справедливости в отношении банков» (так заковыристо прозвал их миссию Оранж), Константин внимательно их выслушал, похмыкал, несколько раз прошёлся из угла в угол обширного дедушкиного кабинета и только потом выдал: – И сколько же акций вы планируете провести? – Мы… Ну мы… – ребята замялись, количество они ещё не обсуждали. – Ну, чем больше, тем лучше.