— Куда большее счастье, сударь, что я о ней вспомнил, — сказал Сэм. — Может, помните, они положили нам веревки в лодки, когда мы отплывали, — я говорю об эльфах. Ну, я и сунул один моток в свой мешок. Лет сто назад, не меньше!.. «Она не единожды вам пригодится», — так они сказали. И ведь верно сказали. — Жаль, я не захватил еще одного, — вздохнул Фродо. — Но я покидал Отряд в такой спешке и смятении!.. Будь у нас довольно веревок, мы смогли бы спуститься. А сколько длины в твоей? Сэм медленно размотал веревку, меряя ее руками. — Пять… десять… двадцать… тридцать локтей, сударь, или около того. — Кто бы мог подумать? — удивился Фродо. — Кто, сударь? — переспросил Сэм. — А эльфы-то!.. Вот ведь, кажется совсем тонкой — а какая прочная; и рукам приятна, как молоко. Скрутишь ее — вовсе незаметная, и светла, как свет. Дивный народ и подумал, уж будьте уверены! — Тридцать локтей… — задумчиво сказал Фродо. — Хватит, наверное. Если до ночи гроза уймется — я попробую спуститься. — Дождь уже почти прошел, — сказал Сэм. — Но, право слово, не надо бы вам снова рисковать, господин Фродо. Темень-то какая! Да еще этот вой давеча. Ну ни дать ни взять Черный Всадник — да только те летать не умели, а тут будто кто на ветре верхом прилетел. Лучше уж нам здесь переждать, пока ночь не кончится, — так я думаю. — А я думаю, что не должен торчать ни одной лишней секунды на этом хребте на виду у Царства Тьмы, — нахмурился Фродо. Он вновь подошел к краю. Выглянул. Небо на востоке расчистилось. Края грозы поднялись, оборванные и влажные, и главный бой укатил далеко, раскинувшись над Привражьем, на котором задержались на миг черные думы Саурона. Там гроза повернула, градом и молниями ударив в Андуин, и угрозой войны нависла над Минас-Тирифом. Потом, снизившись над горами, она медленно перекатилась через Гондор и окраины Роханда — и за сотни лиг от Привражья всадники, несясь к западу, увидели ее черные бастионы, заслонившие солнце. А здесь, над дымной пустыней болот, вновь открылось глубокое темно — голубое вечернее небо, и несколько бледных звезд возникли, как крохотные прорехи в пологе прибывающей луны. — Как же здорово смотреть и видеть! — Фродо дышал полной грудью. — А знаешь, я уж совсем было решил, что ослеп… От молнии, а может, и от чего похуже. Я не видел ничего, вообще ничего, пока не спустилась веревка. Она будто светилась. — Да, вроде как серебро во тьме, — согласился Сэм. — Никогда этого раньше не замечал… Но, сударь, если вам так не терпится спуститься — чем она может помочь вам? Фродо немного подумал. — Привяжи-ка ее к этому пню, Сэм! — велел он. — Тогда ты, думается, сможешь сделать как хотел и спуститься первым. Я спущу тебя, а когда ты будешь внизу — спущусь сам. Я уже совсем пришел в себя. — Очень хорошо, — скучно отозвался Сэм. — Чему быть — того не миновать, так пусть уж минует поскорей! — он схватил веревку и перекинул ее через пень рядом с кромкой обрыва; потом другой конец обвязал вокруг пояса. Затем неохотно повернулся и приготовился шагнуть вниз еще раз. Кончилось всё, однако, вовсе не так плохо, как ему представлялось. Казалось, веревка придала ему уверенности, хоть он и не единожды зажмуривался, взглядывая вниз во время спуска. На стене было одно неудобное место: отвесное, без выступов, как бы даже скошенное внутрь; там он поскользнулся и повис на серебристой нити. Но Фродо опускал его медленно и осторожно. Больше всего Сэм боялся, что веревка кончится, когда он еще будет в воздухе, однако добрая половина ее оставалась в руках Фродо, когда Сэм достиг подножия и крикнул: — Я внизу, сударь! Голос Сэма слышался ясно, но Фродо не видел его: серый эльфийский плащ растворился в сумерках. У самого Фродо спуск занял куда больше времени. Закрепленная наверху веревка была обмотана вокруг его пояса, и он укоротил ее так, чтобы остановиться, не достигнув земли; всё же он не хотел рисковать, да и Сэмовой веры в тонкую серую нить у него не было. В двух местах ему пришлось целиком положиться на нее: стена там гладко блестела, и даже его сильным хоббичьим пальцам не за что било уцепиться, а выступы остались в стороне. Однако в конце концов спустился и Фродо. — Ну, вот мы и слезли! — воскликнул он. — А что же дальше? Чует мое сердце, что скоро мы вздохнем о твердых скалах под ногами. Но Сэм не ответил: он уставился на обрыв. — Дурни! Дурни твердолобые! Олухи из олухов! — повторял он. — Чудная моя веревочка! Она там привязана к пню, а мы здесь! Самая хорошая ступенька для этого треклятого Голлума! Лучше уж сразу ставить указательный столб! — Сначала придумай, как нам обоим спуститься по веревке и забрать ее с собой, а потом уж называй меня твердолобым дурнем, или как тебя еще величает твой старик, — сказал Фродо. — Лезь да отвязывай ее, а потом спускайся, если хочешь! Сэм поскреб в затылке. — Не знаю я, как это сделать, простите уж вы меня, хозяин! — жалобно протянул он. — Да только не по душе мне ее оставлять, и всё тут! — он тихонько подергал веревку. — Тяжко мне расставаться с тем, что я принес из Благословенной Земли. Может, ее сплела сама Галадриэль… Галадриэль, — повторил он, печально качая головой. Он взглянул вверх и в последний раз дернул веревку, точно прощаясь с ней. К их огромному удивлению, она соскользнула вниз. Сэм оступился и сел наземь, и серебристые кольца накрыли его. Фродо рассмеялся. — Кто завязывал веревку? — спросил он. — Подумать, что я вверял свою жизнь твоему узлу! Сэм не смеялся. — Может, я и плохой скалолаз, господин Фродо, — обиженно сказал он, — но уж в чём-чём, а в узлах да в веревках разбираюсь. У нас это семейное, как сказали бы вы. Мой прадед и дядя Энди — ну, старший брат моего старика, может, слыхали? — они, почитай, всю жизнь на канате плясали. А я так укреплю веревку на пне, как никто этого не сделает — ни в Крае, ни вообще в Средиземье. — Значит, веревка перетерлась, — сказал Фродо. — Быть того не может, — еще более обиженно возразил Сэм. Он наклонился и осмотрел концы. — Ни прядки! — торжествующе заявил он. — Тогда, боюсь, дело все-таки в узле, — улыбнулся Фродо. Сэм затряс головой и не ответил. Он задумчиво пропускал веревку меж пальцев. — Смейтесь, сколько хотите, сударь, — сказал он наконец, — а веревка-то пришла сама — на мой зов, — Он свернул ее и любовно упихнул в мешок. — Она и правда пришла, — согласился Фродо, — и это главное. А сейчас нам надо подумать, куда двигаться дальше. Близится ночь До чего ж красивы луна и звезды! — Просто сердце радуется, — Сэм взглянул вверх. — Звезды прямо-таки эльфийские. И луна прибывает. Мы ее не видели уж не знаю сколько времени. Она уже светит вовсю. — Да, — кивнул Фродо. — Но она все-таки еще не полная. Не знаю, сможем ли мы перейти болота в её слабом свете. Под первыми тенями ночи они снова двинулись в путь. Немного годя Сэм обернулся и взглянул на дорогу, которой они шли. Устье лощины чернело в тусклости скальной стены. — Хорошо, что мы забрали веревку, — сказал он. — Задали мы задачку этому разбойнику. Обломал бы он на этих уступах свои поганые лапы, вот бы здорово! Они пошли прочь от обрыва, пробираясь меж валунами и обломками камней, влажными и скользкими от недавнего ливня. Местность всё еще круто снижалась. Неожиданно перед ними открылась большая трещина, слишком широкая, чтобы перепрыгивать через нее в неверном ночном свете. В ее глубине журчала вода. Трещина изгибалась и уходила к северу, к холмам, отрезая хоббитам путь в этом направлении — во всяком случае, до утра. — Пойдем-ка мы лучше на юг вдоль хребта, — сказал Сэм. — Надо бы найти какой-никакой закоулок, пещеру или вроде того. — Надо бы, — согласился Фродо. — Я устал и вряд ли смогу долго карабкаться по камням — хоть мне и жаль каждой потерянной минуты. Была бы здесь ровная дорога — тогда я шел бы вперед, пока держат ноги! Шагать вдоль подножий Взгорья оказалось немногим легче. Сэм не нашел ни закоулка, ни пещеры. Голые каменистые склоны хмуро глядели на путников, еще более высокие и крутые, чем прежде. Наконец измученные хоббиты почти упали наземь под защитой валуна недалеко от обрыва и сидели, печально прижавшись друг к другу, пока дрема не окутала их, несмотря на все ухищрения. Луна была теперь высока и ясна. Ее прозрачный белый свет заливал скалы, падал на обрывистые стены, обращая смутно просвечивающую угрозную тьму в холодную бледно-серую ширь с черными изломами теней. — Вот что, — сказал Фродо, поднимаясь и плотнее запахивая плащ. — Ты поспи немного, Сэм, возьми мое одеяло. А я покараулю. Вдруг он замер, нагнувшись и схватив Сэма за руку. — Что это? — прошептал он. — Гляди, вон там — на скале! Сэм взглянул. — Ах, чтоб тебе! — резко выдохнул он. — Голлум это, вот кто. Гад ползучий! А я-то думал, что мы его озадачили! Поглядите вы на него!.. Ну, ни дать ни взять паук на стене. Вниз по обрыву — в бледном лунном свете он казался совсем гладким — двигалась, неуклюже растопырившись, маленькая черная тень. Быть может, ее мягкие прилипчивые пальцы находили щели и выступы, каких не разглядеть хоббиту, но выглядело это так, будто огромное насекомое крадучись сползает по стене на клейких тонких лапах. И ползло оно головой вниз, точно вынюхивало дорогу. То и дело оно приподнимало голову на тощей шее, и хоббиты видели тусклое мерцание маленьких бледных огоньков — глаз, что вспыхивали на миг в лунном свете и тут же меркли. — Он нас видит? — спросил Сэм. — Не знаю, — тихо отозвался Фродо. — Может, чует, а не видит. И слышит он получше эльфов — Гэндальф говорил. Думаю, он что-то услышал — наши голоса, наверное. Мы здорово расшумелись, когда спускались; да и минуту назад говорили совсем не тихо. — Ох, и утомил же он меня! — сказал Сэм. — Больно уж часто он появляется. Пойду перекинусь с ним словечком: тут ему не удрать. И, надвинув капюшон на глаза, бесшумно шагнул к обрыву. — Осторожно! — прошептал Фродо, идя следом. — Не спугни его! Он куда опасней, чем кажется. Черная ползущая вниз тень одолела тем временем три четверти стены и была в каких-нибудь пятидесяти футах над землей. Хоббиты, окаменев, следили за нею из тени большого валуна. Казалось, что-то ее озадачило или встревожило. Они слышали, как она принюхивается; то и дело доносилось свистящее дыхание, похожее на проклятия. Она подняла голову — и им послышался звук плевка. Потом она снова поползла вперед. Теперь до них доносился скрипучий свистящий голос. — Ах-х, с-с-с!.. Ос-сторожненько, моя прелес-сть!.. Больш-ше медли, меньш-ше торопись. Мы не хотим с-свернуть с-себе шейку, не хотим ведь, прелесть? Нет, прелесть, голлм! — он опять поднял голову, взглянув на луну, и быстро закрыл глаза. — Мы ненавидим свет! — прошипел он. — Гнус-сный, гнус-сный с-свет! Он с-следит за нами, моя прелесть, он с-слепит нас. Он спускался всё ниже, и шипение его становилось всё явственней. — Где оно, где: Прелессть, моя Прелес-сть? Оно наше, на-аш-ше, и мы хотим его. Воры, воры, мерз-ские воришки. Куда они унесли тебя, Прелесть? Ненавис-с-стные хоббиты! — Непохоже, чтоб он знал, где мы, а, хозяин? — прошептал Сэм. — А что еще за Прелесть? Уж не шипит ли он о… — Ш-ш-ш! — выдохнул Фродо. — Он близко, так близко, что расслышит и шепот. И правда, Голлум вдруг снова остановился; его большая голова на костлявой шее покачивалась из стороны в сторону, точно он прислушивался. Белесые глаза были полузакрыты. Сэм пока сдерживался, хоть пальцы его и дергались. Взгляд его, полный отвращения и ярости, не отрывался от злосчастной твари, которая снова поползла, продолжая шептать и шипеть. Наконец она оказалась не более чем в дюжине футов от земли, как раз над их головами. От этого места вел отвесный спуск, обрыв слегка наклонялся внутрь, и даже Голлум не смог найти в нём ни трещинки. Он попытался повернуться ногами вниз — и вдруг сорвался. Падая, он обхватил себя руками и ногами, как паук, нить которого оборвалась. Как молния, выскочил Сэм из укрытия и в несколько прыжков был под стеной. Не успел Голлум опомниться, как он уселся на него. Но оказалось (чего он вовсе не ожидал), что Голлум, даже захваченный врасплох, настороже. Прежде, чем Сэм нашел опору, длинные руки и ноги оплели его, прижав руки к бокам, и цепкие тиски мягко, но с ужасающей силой сдавили его, подобные медленно затягивающимся путам; липкие холодные пальцы искали его горло. Острые зубы впились ему в плечо. Всё, что он мог сделать — со всей силы бить головой в морду твари. Голлум шипел и плевался, но не выпускал его. Плохи были бы Сэмовы дела, будь он один. Но Фродо прыгнул вперед, вырвав из ножен Разитель. Левой рукой он запрокинул голову Голлума, ухватив его за редкие маслянистые волосы и обнажив длинную шею, принудив его уставиться в небо белесыми ядовитыми глазами. — Выпусти его!.. Смотри, Голлум, это Разитель. Однажды ты уже видел его. Выпусти, не то познакомишься с ним поближе! Я тебя не помилую. Голлум опал и расслабился, как мокрая бечевка. Сэм поднялся, зажимая плечо. В глазах его тлела ярость, но отомстить за себя он не мог: жалкий его враг, хныча, скорчился на земле. — Не обижайте нас! Не позволяй им обижать нас, Прелесть! Ведь они не обидят нас, правда же, не обидят, миленькие хоббитс-сы? Мы не замышляли зла, а они накинулись на нас, как коты на бедных мышек, как коты на мышек, прелесть. А мы так одиноки, голлм! Мы поможем им, если они помогут нам, да-с-с-с. — Что с ним делать? — спросил Сэм. — По мне — связать да оставить здесь, чтоб неповадно было таскаться за нами. — Но это убьет нас, убьет нас-с, — прохныкал Голлум. — Злые маленькие хоббиты! Связать нас и бросить здесь, на холодной жесткой земле, голлм, голлм… — Слезы клокотали у него в горле.