— Нет, с-сладенький, нет. Пойми: если оно — у нас-с, тогда мы спас-сены, даже от Него. Возмож-шно, мы станем очень с-сильными, сильнее Приз-зраков. Властелин Смеагол? Голлум Великий? Просто — ГОЛЛУМ! Есть рыбку каждый день, триж-шды в день, свеж-шенькую, прямо из моря. Драгоценнейший Голлум! Должен взять его. Мы хотим, х-хотим, х-х-хотим его! — Но их двое. Они быстро проснутся — и убьют нас, — сделал последнее усилие Смеагол. — Не сейчас. Нет еще. — Мы хотим его! Но… — наступило долгое молчание. — Не сейчас, да? Пус-сть так. Она поможет. Она должна помочь, да. — Нет, нет! Только не это! — завопил Смеагол. — Да! Мы хотим его!.. Всякий раз, когда говорил второй, длинная рука Голлума тихо поднималась, ощупывая Фродо, и судорожно отдергивалась, когда заговаривал Смеагол. В конце концов обе руки с длинными пальцами — пальцы изгибались и подергивались — вцепились в шею Фродо. Сэм лежал тихо, зачарованный спором, но внимательно следил из-под век за каждым движением Голлума. Его простому уму постоянный голод, желание «закусить» хоббитом казались самым опасным в «лиходее». Теперь он понял, что это не так: Голлума властно звало Кольцо. «Он» — это, ясное дело, Черный Властелин; но кто такая «Она»? Какая-нибудь мерзость из друзей, которыми обзавелся маленький негодяй в своих скитаниях, решил Сэм. Но он тут же забыл об этом, потому что дело зашло слишком далеко и становилось опасным. Тяжесть сковывала его; но он с усилием приподнялся. Что-то подсказало ему быть осторожным и не подавать виду, что он подслушал спор. Он потянулся и сел. — Сколько времени? — сонно спросил он. Голлум длинно зашипел сквозь зубы. На миг он напрягся, словно угрожая, потом съежился, пал на четвереньки и подполз к краю ямы. — Миленькие хоббиты! Славненький Сэм! — залебезил он. — Сони, ну и сони! Оставили доброго Смеагола сторожить! Но уже вечер. Подбираются сумерки. Пора идти. «Давно пора! — подумал Сэм. — И пора распрощаться с тобой». Тут ему опять пришло в голову, что Голлум на самом деле куда опасней, чем держится. — Тварь проклятая! Чтоб ты сдох! — пробурчал он, спускаясь вниз, чтобы разбудить хозяина. Фродо проснулся на удивление отдохнувшим. Он грезил. Темные тени сгинули, и дивное видение посетило его. И хоть ничего от этого видения не осталось в памяти, он чувствовал радость, и на сердце у него было легко. И ноша вроде бы меньше давила его. Голлум приветствовал его с собачьим восторгом. Он бормотал и хихикал, заламывал длинные пальцы и прижимался к коленям Фродо. Фродо улыбнулся ему. — Идем, — сказал он. — Ты вел нас верно и хорошо. Осталось немного. Доведи нас до Ворот — и больше я ни о чем не попрошу тебя. Доведи нас до Ворот — и можешь идти, куда хочешь, только не к нашим врагам. — До Ворот, а? — испуганно квакнул Голлум. — До Ворот, говорит Хозяин! Да, он так говорит. И добрый Смеагол сделает, как его просят, да, он сделает. Но когда мы подойдем — мы увидим, мы увидим тогда. Это совсем, совсем не хорошо! Нет, нет! — Поговори у меня! — оборвал его Сэм. — Топай, куда велят! В наступающих сумерках они выкарабкались из ямы и медленно побрели по мертвой земле. Не успели они отойти далеко, как их снова накрыл ужас, подобный тому, что они ощутили на болотах — когда пролетала крылатая тень. Они замерли, скорчившись на стылой зловонной земле; но в угрюмом вечернем небе ничего не было, и угроза вскоре миновала, быть может, улетев из Барад-Дура по каким-то срочным делам. Немного погодя Голлум, бормоча и трясясь, поднялся и снова пополз вперед. Около часа пополуночи ужас пал на них в третий раз, но теперь он казался более далеким, словно проплыл высоко над облаками, быстрее ветра мчась на запад. Голлум тем не менее обессилел от страха и твердил, что их выследили и вот-вот схватят. — Трижды! — хныкал он. — Трижды была угроза. Они чуют, что мы здесь, они чуют Прелесть. Прелесть их господин. Мы не можем идти вперед, нет, нет. Это бесполезно, бесполезно!.. Уговоры и мягкость ни к чему не привели. Голлум не сдвинулся с места, пока Фродо, рассердившись, не приказал ему встать, положив руку на эфес меча. Тогда наконец он с ворчанием поднялся и поплелся впереди, как побитый пес. Так, спотыкаясь и запинаясь, двигались они сквозь утомительную ночь и, пока не настал следующий день страхов, шли в молчании, повесив голову, ничего не видя и ничего не слыша, кроме шипения ветра в ушах. Глава 3 Черные Ворота закрыты Перед рассветом следующего дня путь их к Мордору закончился. Болота и пустошь остались позади. Впереди, темнея на бледном небе, высокие горы угрожающе возносили к облакам мрачные головы. На западе Мордор ограждала угрюмая цепь Гор Тьмы, а на севере тянулись изломанные пики и голые кряжи Изгарных Гор, серые, как зола. Там, где эти хребты встречались, они вытягивали к северу длинные руки; между ними лежало глубокое ущелье. То был Кириф-Горгор, Перевал Страха, — вход в земли Врага. Высокие утесы снижались по обе стороны от него, а перед его устьем выдвигались вперед два отвесных холма, черные и голые. На них стояли Клыки Мордора — две высокие крепкие башни. Они были построены воинами Гондора в давно минувшие дни силы и славы, когда Саурон был побежден и бежал, чтобы не допустить Его возвращения. Но силы Гондора таяли, и башни надолго опустели. Потом вернулся Саурон. Разрушенные башни были отстроены; в них всегда стоял бдительный гарнизон. Их каменные лики следили за севером, востоком и западом бессонными глазами — бойницами. Через устье ущелья, от обрыва до обрыва, Саурон возвел каменный вал. В нем были единственные железные ворота, а над ними по зубчатой площадке неусыпно ходили часовые. Под холмами по обе стороны гора была изрыта и источена: там жили в пещерах сотни орков, готовые по первому сигналу кинуться в бой, подобно полчищам черных муравьев. Никто не мог миновать Клыков Мордора без их укусов — если только не был призван Сауроном и не знал тайного Слова, открывающего Мораннон — черные ворота Его земли. Два хоббита в отчаянье смотрели на башни. Даже издалека они видели в тусклом свете движение черных стражей на стене и дозор у ворот. Они лежали, выглядывая за край скалистой расщелины в тени самого северного отрога Изгарных Гор. Ворон, быть может, пролетел бы не больше фарлонга от их укрытия до черной вершины ближайшей башни. Слабый дым курился над ней, будто где-то под холмом тлел огонь. Настал день, и солнце заблестело на безжизненных кряжах Изгарных Гор. Потом вдруг раздался вопль медных труб: они ревели со сторожевых башен, и издалека, из скрытых нор и Застав в горах неслись ответные зовы. А дальше, над пустынными землями, слабым, но глубоким и зловещим эхом откликнулись им мощные рога и барабаны Барад-Дура. Новый кошмарный день страха и непосильного труда пришел в Мордор; ночные стражи забрались в подземные норы и казематы, а дневные, зоркие и жестокие, заступили на свои посты. На зубчатой стене тускло мерцала сталь. — Ну, вот мы и дошли! — сказал Сэм. — Вон они, Ворота, а сдается мне, так далеко от них мы еще не были. Увидел бы меня сейчас мой старик — уж он бы знал, что сказать. Он ведь мне вечно твердил, что добром я не кончу, если буду идти куда ноги несут. Да только, пожалуй, нам с ним больше не свидеться. Он упустил случай поучить меня еще разок… — Сэм вздохнул. — Пусть говорит что угодно, сколько угодно, лишь бы мне увидеть его снова. Но мне, думаю, придется сперва умыться — не то, глядишь, он меня и не признает. Не стоит и спрашивать: «Каким путем мы пойдем?» Нам шагу вперед не сделать — ежели мы не хотим позвать орков на подмогу. — Нет, нет! — откликнулся Голлум. — Это ни к чему. Мы не можем идти вперед. Смеагол сказал так, Он сказал: мы придем к Воротам — и тогда увидим. И вот мы видим. Да, моя прелесть, видим. Смеагол знал, что хоббитам не пройти этим путем. Да, Смеагол знал. — Тогда чего ж ты нас сюда тащил, чтоб тебе пусто было? — в запальчивости Сэм не бывал ни справедлив, ни благоразумен. — Хозяин велел. Хозяин сказал: «Доведи нас до Ворот». Так послу-ш-ненький Смеагол и сделал. Хозяин велел так, мудрый хозяин. — Я велел, — проговорил Фродо. Лицо его было мрачным, но твердым и решительным. Он был грязен, изможден, придавлен усталостью, но более не съеживался, и глаза его были ясны. — Я велел так, потому что моя цель — войти в Мордор, а другой дороги я не знаю. Поэтому я пойду этим путем. Я не прошу никого идти со мной. — Нет, хозяин, нет! — завопил Голлум, цепляясь за него, словно в глубоком горе. — Не ходи здесь! Не ходи! Не отдавай Прелесть Ему! Он сожрет нас всех, если получит его, сожрет весь мир! Храни его, славный хозяин, и будь добр к Смеаголу! Не отдавай Ему Прелесть! Или уйди, вернись в чудесный мир, а его верни бедненькому Смеаголу. Правда, хозяин, верни его, а? Смеагол сохранит его; он сделает много добра, особенно славненьким хоббитам. Хоббиты пойдут домой. Не пойдут к Воротам! — Я должен идти в Мордор и пойду, — сказал Фродо. — Если туда ведет лишь одна дорога — я пойду по ней. А там — будь что будет. Сэм молчал. Ему довольно было взгляда на лицо Фродо; он знал, что любые слова бесполезны. Да к тому же он никогда не надеялся, что дело это кончится добром; но он был жизнерадостен и вообще не думал о надежде, пока мог не думать об отчаянье. Сейчас они дошли до самого конца. Но он был верен хозяину, чем бы ни грозила дорога; это для него — главное, и он будет верен по-прежнему. Хозяин не пойдет в Мордор один — Сэм пойдет с ним, и уж во всяком случае, они избавятся от Голлума. Голлум, однако, не собирался избавляться от них. Он ползал в ногах у Фродо, заламывал руки и причитал. — Не этим путем! — умолял он. — Есть другой. Правда, правда есть. Другой путь, более темный, более трудный, более тайный. Но Смеагол знает, Смеагол покажет его. Позволь Смеаголу показать! — Другой путь! — Фродо с сомнением взглянул на Голлума. — Да! Чес-стное с-слово! Был другой путь! Смеагол нашел его. Пойдем, хозяин, пойдем — посмотрим, ес-с-сть ли он еще! — Ты не говорил о нем прежде. — Нет. Хозяин не спрашивал. Хозяин не говорил, что с-с-собралс-ся делать. Он ничего не сказал бедненькому Смеаголу. Он велел: «Доведи нас до Ворот — и прощай!» Смеагол мог уйти и быть хорошим. А теперь хозяин говорит: «Я пойду в Мордор — этим путем». Бедненькому Смеагол страшно. Он не хочет терять чудненького хозяина. И он поклялся, хозяин заставил его поклясться, спасти Прелесть. Но хозяин отдаст Прелесть Ему, прямо в черную руку отдаст Прелесть, если пойдет здесь. Смеагол должен спасти их обоих, и он вспомнил о втором пути, который был давным-давно. Славный хозяин, Смеагол очень хороший: всегда помогает. Сэм нахмурился. Если бы он мог взглядом продырявить Голлума, в том давно бы не осталось бы живого места. Он сомневался. Судя по всему, Голлум искренне старался помочь Фродо. Но Сэм, памятуя о подслушанном споре, не мог заставить себя поверить, что Смеаголу удалось взять верх: во всяком случае, в споре последнее слово сказал не его голос. Должно быть, решил Сэм, половинки Смеагол и Голлум (он звал их про себя Злыдень и Скрытень) заключили временный союз: оба не хотели отдавать Кольцо; оба желали уберечь Фродо от плена и удерживать его при себе как можно дольше — пока чудненькому Голлуму не удастся наложить лапу на Прелесть. Был ли на самом деле второй путь в Мордор — Сэм сильно сомневался. «И очень хорошо, что ни одна половинка негодяя не знает, что собирается сделать хозяин, — размышлял он. — Узнай он, что господин Фродо хочет навсегда разделаться с его Прелестью, — тут бы и быть беде. Но, как ни крути, старый Скрытень так боится Врага — а он был у него в подчинении, если не есть, — что скорее заведет нас куда, чем захочет попасться снова, помогая нам; а может, и чем позволит расплавить свою «Прелесть». По крайней мере, я так полагаю. Будем надеяться, хозяин внимательно обдумает это. Он мудрей многих, но мягкосердечен — что уж поделать, если он таков. Ни один Гискри и представить себе не сможет, что он сделает в следующую минуту». Фродо не сразу ответил Голлуму. Пока в небыстром, но метком уме Сэма ворочались сомнения, он стоял, всматриваясь в серые утесы Кириф — Горгора. Расщелина, где они укрылись, зарывалась в бок пологого холма чуть выше похожей на ров долины, что лежала между ними и первыми горными бастионами. В центре долины чернело основание западной сторожевой башни. В утреннем свете ясно виднелись тусклые пыльные дороги, сходящиеся к воротам Мордора, — одна извивалась к северу; другая уходила на восток, во мглу, что клубилась в предгорьях Изгарных Гор; а третья была перед ним. Круто обогнув башню, она вползала в узкую долину и проходила неподалеку от расщелины, где они стояли. Она поворачивала вправо, на запад — по краю хребта — и скрывалась на юге, в глубоких тенях, окутывающих все западные склоны Эфель-Дуафа, а там, куда не мог проникнуть его взгляд, она шла по узкой низине меж горами и Великой Рекой. Всматриваясь, Фродо заметил на равнине суету и движение. Казалось, все армии выступили в поход, хотя большую часть воинства скрывали тростник и болотные испарения. Но тут и там он видел блеск копий и шлемов; а по обочинам дорог множеством отрядов скакали всадники. Он вспомнил, что видел их издалека с Амон-Хена — всего несколько дней назад, хоть и казалось, что с той поры прошли годы. Тогда он понял, что напрасной была мгновенная надежда, вспыхнувшая в его душе. Трубы трубили не тревогу — приветствие. То были не воины Гондора, восставшие из могил на полях былой славы для штурма твердыни Черного Властелина. То был другой народ, пришедший из глубин Восточных Земель по призыву своего владыки. Армии, вставшие ночью лагерем у ворот, а теперь идущие крепить Его гордую мощь. Словно осознав внезапно всю рискованность их положения — одиноких в подступающем свете дня, а опасность со всех сторон, — Фродо торопливо натянул на голову серый капюшон и отступил вглубь оврага. Потом повернулся к Гол пуму. — Смеагол, — сказал он. — Я поверю тебе еще раз. Кажется, я обречен принимать твою помощь, а ты — помогать мне, за кем так долго охотился с черными целями. Пока ты заслужил только похвалу и верно хранил клятву. Да, верно хранил, — повторил он, взглянув на Сэма. — Потому что дважды мы были в твоей власти — и ты не причинил нам зла. Не пытался ты и забрать у меня то, чего жаждешь. Но говорю тебе, Смеагол: берегись! Ты в опасности. — Да, да, хозяин! — квакнул Голлум. — В смертельной опасности! Каждая жилочка Смеагола дрожит, когда он о ней думает, но он не убегает. Он должен помочь славному хозяину. — Я говорил не об опасности, которой подвергаемся мы все, а об опасности, которая грозит тебе. Ты поклялся тем, что зовешь Прелестью. Помни это! Оно удерживает тебя; но оно может повернуть тебя к гибели. Да ты уже повернут. Ты глупо выдал себя — только что: «Верни его Смеаголу», — сказал ты. Никогда не повторяй этого! Не позволяй этой мысли завладеть тобой! Ты не получишь его. В крайней нужде, Смеагол\, я надену его; а тобой Прелесть владеет до сих пор. Если бы я, надев его, приказал тебе — ты подчинился бы, прикажи я даже прыгнуть с обрыва или шагнуть в огонь. А я могу приказать. Так поостерегись, Смеагол! Сэм глядел на хозяина с одобрением, но удивленно — хозяин говорил так, будто это и не он вовсе. Да и такого выражения лица у хозяина Сэм прежде не знал. Его всегдашнее мнение было, что добрее господина Фродо никого в свете нет и что доброта эта порой обора-слепотой. Само собой, это не могло поколебать его твердой веры, что господин Фродо — мудрейший из всех живущих (кроме разве что старого господина Бильбо и Гандальфа). Голлум — и ему это было куда более извинительно, потому что его знакомство с Фродо было куда менее близким — мог сделать ту же ошибку и принять доброту за слепоту. Как бы там ни было, речь эта смутила и напугала его. Он скорчился на земле и не мог выговорить ничего, кроме «славный хозяин». Фродо терпеливо ждал, потом заговорил уже менее сурово: — Ну же, Голлум — или Смеагол, если хочешь, — расскажи мне об этом втором пути и объясни, если сможешь, какие надежды скрыты в нем и достаточны ли они, чтобы я свернул с прямой дороги. Я тороплюсь. Но Голлум был в жалком состоянии: угроза Фродо лишила его остатков душевного равновесия. Было невозможно разобрать что-либо в его бормотании и всхлипах; он то и дело начинал кататься по земле, умоляя их обоих «быть добренькими к бедненькому Смеаголу». Но через некоторое время он успокоился, и Фродо мало-помалу выжал из него, что если идти по дороге, огибающей с запада Горы Тьмы, то вскорости придешь к перекрестку в кольце темных деревьев. Дорога налево ведет к Осгилиафу и мостам через Андуин; центральная дорога уходит на юг. — На юг, на юг, на юг, — повторил Голлум. — Мы никогда не ходили по ней, но говорят, через сотню лиг становится видна Великая Неспокойная Вода. Там много рыбы, и большие птицы едят рыбу — хорошие птицы; но мы никогда там не были, жаль, очень жаль! А еще дальше есть, говорят, еще земли, но Желтый Лик там страшно жесток, а тучки очень редки, и люди там жестоки и темнолицы. Мы не хотим видеть тех земель. — Ты забрел не туда! — сказал Фродо. — Не сбивайся с пути! Куда сворачивает третья? — Да, да, там есть третья дорога, — быстро закивал Голлум. — Дорога влево. Сперва она карабкается всё вверх, вверх, извивается и карабкается назад к длинным теням. Потом она заворачивает за черную скалу — и вы видите ее, вы вдруг видите ее, и вам хочется спрятаться. — Видите ее, видите ее? Видите что? — Древнюю крепость, очень древнюю, очень страшную сейчас. Мы слушали истории с юга, когда Смеагол был молод, очень молод, давным-давно. Да, мы слышали много историй, сидя вечером на берегу Великой Реки под ивами, когда Река тоже была молодой, голлм, голлм, — он продолжал бормотать и всхлипывать. Хоббиты терпеливо ждали. — Истории с юга, — повторил Голлум. — О высоких людях с сияющими глазами, и их дворцах, похожих на каменные холмы, и Серебряной Короне их Короля, и его Белом Дереве: дивные истории. Они строили высокие башни, и одна из них была снежно-белой, и в ней был камень, подобный луне, и ее окружали высокие белые стены. Да, да, много историй было о Крепости Луны. — Это, должно быть, Минас-Ифиль, который построил Исильдур, сын Элендила, — молвил Фродо. — Тот Исильдур, что отрубил палец Врагу. — Да, на Черной Руке всего четыре пальца, но Ему довольно и их, — Голлум с трудом подавил дрожь. — И он ненавидит город Исильдура. — Что он не ненавидит? — сказал Фродо. — Но что нам за дело до Крепости Восходящей Луны? — Так ведь, хозяин, они где были, там и остались: высокая башня, и белые дома, и стена; но теперь они не прекрасны, нет, не прекрасны. Он покорил ее давным-давно. И сейчас это жуткое место. Путники дрожат при виде ее, они отползают подальше, они избегают ее тени. Но хозяин должен идти тем путем. Это единственный путь, потому что там горы снижаются, и древняя тропа идет вверх и вверх, до темного перевала на вершине, а потом вниз, вниз — к полям Горгорофа. — Голос его перешел в шепот, он задрожал.