— А толку-то? — спросил Сэм. — Уж наверное, Враг всё знает о своих горах, и дорога, небось, охраняется получше этой. Крепость ведь не пустая, а? — Нет, нет, не пустая, — прошептал Голлум. — Она кажется пустой, но она не пустая. Нет, нет! Там живут жуткие твари. Орки, всюду орки; но еще другие, еще другие твари — хуже, много хуже. Дорога идет в тени стен и минует ворота. Ничто не пройдет по дороге, чтобы они не заметили. Чтобы Безмолвные Стражи не заметили. — И ты советуешь нам, — прищурился Сэм, — тащиться на юг, чтобы попасть там в такую же — или даже похуже — ловушку, в какой ока-мсь мы здесь? — Нет, нет, не так, — заторопился Голлум. — Хоббиты должны понять, должны постараться понять. Он не ждет там нападения. Глаз кругом, но он смотрит на одни земли и почти не замечает других, не может видеть всё сразу. Понимаете, Он покорил весь край к западу от Гор Тьмы и вниз по Реке и теперь владеет мостами. Он думает, никто не подойдет к Лунному Городу без большой драки у мостов или без переправы на лодках — и о том, и о другом Он тут же узнает. — Уж больно много ты знаешь о том, что Он делает и что думает, — насмешливо заметил Сэм. — Ты что, недавно с Ним беседовал? Или завел дружбу с орками? — Плохой хоббит, вовсе глупый, — Голлум одарил Сэма злющим взглядом и повернулся к Фродо. — Смеагол говорил с орками, конечно, говорил — до того, как встретил чудненького хозяина, И еще со многими говорил: он зашел далеко. И то, что говорит он, сейчас говорят многие. Великий страх Его здесь, на севере — и наш страх тоже. Скоро, очень скоро Он выйдет из Черных Ворот. Только здесь может пройти большое войско. Но там, на западе, он не боится, и там Безмолвные Стражи. — Так-так! — снова влез Сэм, отделаться от которого было не так-то просто. — И мы, значит, должны идти и стучать в их дверь, чтобы справиться, не здесь ли дорога в Мордор? Или они до того безмолвные, что не ответят? К чему всё это? Мы можем сделать это и тут — всё меньше ходить. — Не ш-шути с-с-с этим, — зашипел Голлум. — Это не смеш-ш-шно. Вовс-се не с-с-смеш-шно. Нет, это не забава, нет. К чему вообще идти в Мордор? Но хозяин говорит: «Я должен идти» или «Я пойду», — и мы должны найти путь. Но в жуткий город не надо идти, нет, конечно, нет. Здесь-то и поможет Смеагол, славненький Смеагол, хоть никто и не говорит ему, зачем всё это. Смеагср поможет опять. Он найдет. Он знает, где. — Что ты найдешь? — спросил Фродо. Голлум согнулся и зашептал: — Маленькую тропку в горы; а после — ступени, узкие ступени. Да, да, долгие и узкие. А потом еще. А потом, — голос Голлума стал едва слышен, — лаз, темный лаз; и, наконец, маленькую расселину и тропку высоко над главным перевалом. Этой тропой Смеагол выбрался из тьмы. Но это было давно. Тропка могла пропасть. Но не думаю, не думаю. — Не по душе мне это, — пробурчал Сэм. — Уж больно все просто. Если тропка и есть — ее должны сторожить. Ее разве не стерегут, Голлум? — не успел он это сказать, как заметил (или ему показалось, что заметил) зеленый блеск в Г оллумовых глазах. Голлум бормотал что-то, на вопрос не отвечал. — Она не охраняется? — сурово повторил Фродо. — И выбрался ли ты из тьмы, Смеагол? Может, тебе позволили это сделать — да притом с заданием? Во всяком случае, так считал Арагорн, поймавший тебя у Гиблых Болот. — Лож-ш-шь! — прошипел Голлум, и злобный свет вспыхнул в его глазах при имени Арагорна. — Он оболгал меня. Он оболгал меня, да, да. Я выбралс-с-ся, с-сам выбралс-ся. Правда, мне велели найти Прелесть, правда; и я ис-с-скал, вс-сё время ис-скал. Но не для Черной Руки. Прелес-сть наш-ша, наш-ш-ша, говорю вам. Я выбралс-ся. Фродо чувствовал необъяснимую уверенность, что по крайней мере в этом Голлум не так далек от истины, как можно было думать; что он как-то нашел выход из Мордора, и нашел его собственной хитростью. Голлум говорил «я», а это обычно бывало знаком, что остатки былой правдивости взяли верх. Но, даже если Г оллум не врал, Фродо помнил о Вражьих уловках. «Бегство» могло быть позволено или подстроено, и известно в Черном Замке. И в любом случае, Голлума назад тянуло многое. — Я спрашиваю тебя еще раз, — сказал он. — Этот тайный путь не охраняется? Однако имя Арагорна ввергло Голлума в мрачную угрюмость. Он был обижен, что ему не поверили как раз тогда, когда он сказал правду — или часть ее. Он не ответил. — Он не охраняется? — повторил Фродо. — Да, да, возможно. Нет безопасных мест, — угрюмо сказал Голлум. — Нет безопасных мест в этой стране. Но хозяину придется идти — или поворачивать домой. Другого пути нет. — Больше от него ничего не удалось добиться. Названия места и перевала он не мог — или не желал — говорить. Название его было Кириф-Унгол — и недобрые слухи шли о нем. Арагорн, возможно, поведал бы им об этом имени и его смысле; Гэндальф предостерег бы их. Но они были одни. Арагорн был далеко, и Гэндальф, стоя на развалинах Исенгарда, боролся с Саруманом; однако даже когда он в последний раз обратился к Саруману, и объятый пламенем палантир рухнул на ступени Ортханка — мысль его всегда была преклонена к Фродо и Сэммиусу, через многие и многие лиги дух его искал их в надежде и печали. Возможно, Фродо, не зная, почувствовал это, как на Амон-Хене, хоть он и считал, что Гэндальф сгинул, навеки сгинул во тьме Мории. Он долго сидел на земле, молча склонив голову, стараясь припомнить всё, что говорил ему маг. Однако совета на этот случай не вспоминалось. Воистину, Гандальф ушел слишком быстро, слишком, когда Царство Тьмы было еще очень далеко. Как им войти в него, Гэндальф не сказал. А может, и не мог сказать. Он рискнул однажды проникнуть в Северный оплот Врага, в Дол-Гулдур. Но в Мордор, к Огненной Горе, к Барад-Дуру, с тех пор, как воспрянул Черный Властелин — заходил ли он когда-нибудь туда? Фродо думалось, нет. И вот он, крохотный полурослик из Края, простой хоббит с тихой окраины, сидит здесь, надеясь отыскать путь там, где великие не могли — или не смели — пройти. Злая судьба. Но он сам взвалил ее на себя в собственной гостиной давней весной минувшего года, такой далекой сейчас, что она казалась частью рассказа о юности мира, когда Золотое и Серебряное Древа были в цвету. Это были тяжкие раздумья. Какой путь избрать? И зачем выбирать, если оба они ведут к ужасу и смерти? День всё тянулся. Глубокая тишина нависла над маленьким оврагом, где они лежали — так близко от границ земли страха; тишина, ощутимая как толстое покрывало, отделившее их от окружающего мира. Над ними был свод бледного неба с плывущими дымками, но он казался высоким и дальним, будто они смотрели на него сквозь глубины полного тяжких дум воздуха. Даже орел, парящий под солнцем, не заметил бы хоббитов, сидящих молча, неподвижных, придавленных роком, кутающихся в тонкие серые плащи. Он задержался бы на миг, чтобы разглядеть Голлума — крошечную фигурку, распростертую на земле, — и, быть может, принял бы его за скелет ребенка. Голова Фродо склонилась к коленям, а Сэм откинулся назад, вглядываясь из-под капюшона в пустое небо. Оно было пустым довольно долго. Потом Сэм решил было, что видит темный птичий силуэт, кружащийся, парящий и снова кружащийся. Появились еще двое и, наконец, четвертый. Они казались совсем маленькими — и тем не менее он почему-то знал, что они огромны — просто летают очень высоко. Он закрыл глаза и согнулся. Его скрутил страх — тот самый, которым веяло от Черных Всадников, обессиливающий ужас, что принесли вой ветра и затмившая луну тень, хоть сейчас он и не был таким невыносимо разрушающим: угроза была более отдаленной. Но это была угроза. Фродо тоже почуял ее: мысли его смешались. Он дрожал, но вверх не смотрел. Голлум свернулся, как сбитый паук. Крылатые тени взвыли и, быстро снизясь, унеслись назад в Мордор. Сэм глубоко вздохнул.. — Снова-здорово! Теперь уж они в воздухе, — громко прошептал он. — Я их видел. Могли они нас углядеть, как по-вашему? Они были жуть как высоко. А ежели это Черные Всадники — так днем-то они не больно хорошо видят, так ведь? — Они — нет, — сказал Фродо. — Но их кони видят. А эти крылатые твари, на которых они скачут теперь, — они, должно быть, зорче даже орлов… Они что-то высматривали; боюсь, Враг настороже. Черный ужас отступил, но и окутавшая их тишина сломалась. Какое-то время они были отсечены от мира, будто сидели на невидимом острове; теперь они снова стали видимы, опасность вернулась. Фродо не говорил с Голлумом и выбора не сделал. Глаза его были закрыты, точно он спал или вглядывался в свою душу и память. Наконец он вздрогнул и поднялся и, казалось, готов уже заговорить и решить. — Чу! — сказал он. — Что это? Новый страх надвигался на них. Слышалось пение и громкие крики. Сперва они казались далекими, но они приближались. Всем троим пришло в голову, что Черные Всадники выследили их и послали вооруженных солдат схватить их: никакая скорость не казалась слишком больной для этих чудовищных слуг Саурона. Хоббиты съежились и прислушались. Голоса, лязг оружия и доспехов были совсем рядом. Фродо и Сэм обнажили маленькие мечи. Удирать было некуда. Голлум медленно поднялся и на четвереньках подобрался к краю оврага. Он полз очень осторожно, фут за футом, пока не выглянул меж двух обломков скалы. Некоторое время он неподвижно лежал там, а голоса стали вдруг удаляться и смолкли вдали. Над валом Мораннона протрубил рог. Тогда Голлум соскользнул обратно. — В Мордор пришли новые воины, — тихо доложил он. — Темнолицые, мы никогда раньше не видали таких людей, нет, Смеагол не видал. Они свирепые. У них черные глаза и длинные черные волосы, и золотые серьги в ушах; да, много чудненького золота. А у некоторых красные рисунки на щеках и красные плащи; и знамена у них красные, и древки копий; а щиты круглые, и желтые и черные, с большими шипами. Плохие, очень плохие и жестокие люди. Почти такие же плохие, как орки, но куда выше ростом. Смеагол думает, они пришли с Юга, из Пустынь за устьем Великой Реки: они двигались той дорогой. Они прошли к Черным Воротам; но могут прийти другие. Всё больше людей идет в Мордор; когда-нибудь все народы соберутся за его стенами. — Были там слониусы? — спросил Сэм, позабыв о страхе в жажде новостей о неведомых странах. — Нет, никаких слониусов. Что такое слониус? — сказал Голлум. — Их еще слонами называют… — Сэм встал, заложил руки за спину (как всегда, когда начинал «говорить стихами») и начал: Серый, как мышь, Дорос выше крыш, Нос, как змея, Трясу землю я, Траву прибивая, Деревья ломая, С рогами во рту, Люблю теплоту, И хлопать ушами Способен годами. Топчусь и топчусь, Никогда не ложусь, И стоя умру Однажды к утру. «Слон» я зовусь недаром — Толстый, высокий, старый. Увидев меня хоть раз, — Забыть не выйдет у вас.[3] А кто не видел меня — не верь. Я слон, я могучий зверь. — Вот, — сказал Сэм, кончив читать. — Такой вот стишок есть в Крае. Может, чушь, а может — и нет. Но до нас, знаешь ли, тоже доходят истории и всякие новости с юга. В старину хоббиты тоже путешествовали. Возвращались, ясное дело, не все, и не всему, что они порассказали, можно верить. Даже и присловье пошло: в Усаде услышал — шесть раз проверь. Но я слыхал о высоких людях из пустынь. Мы зовем их чернегами; говорят, они ездят на слониусах, когда воюют. Они строят дома и башии на спинах слониусов, и те мечут друг в друга скалы и деревья. Поэтому, когда ты сказал: «Люди с Юга, все в красном и золоте», я спросил: «Были там слониусы?» Потому что если бы были — я вылез бы посмотреть, как бы там опасно не было. Но теперь я уж не надеюсь когда-нибудь встретить слониуса. Может, такого зверя и вовсе нет, — он вздохнул. — Нет, не было слониусов, — снова сказал Голлум. — Смеагол не слышал о них. Он не хочет их видеть. Он не хочет, чтоб они были. Смеагол хочет уйти отсюда и увести чудненького хозяина. Славный хозяин, разве он не пойдет со Смеаголом? Фродо поднялся. Он рассмеялся среди всех своих дум, когда Сэм выпалил старый стишок про слониуса, которым бабки и дедки потчевали хоббитят у камина, — и смех избавил его от колебаний. — Хотел бы я, чтобы здесь была сейчас тысяча слониусов, и чтобы на первом — белом — ехал Гандальф, — проговорил он. — Тогда мы проломили бы себе дорогу в этой лиходейской земле. Но их нет; а есть только наши усталые ноги. Что ж, Смеагол, третья попытка, быть может, окажется самой удачной. Я пойду с тобой. — Хороший хозяин, добрый хозяин, мудрый хозяин! — завопил в восторге Голлум, обнимая колени Фродо. — Славный хозяин!.. Тогда отдыхайте, миленькие хоббиты, отдыхайте в тени камней! Отдыхайте, да лежите тихо, пока не уйдет Желтый Лик. Потом мы сможем идти быстро. Тихо и быстро, как призраки, — так должны мы идти! Глава 4 О травах и тушеном кролике Несколько оставшихся дневных часов они отдыхали, передвигаясь вместе с тенью, пока наконец она не упала с западного края лощины, накрыв их овраг целиком. Тогда они немного поели и попили. Голлум не ел ничего, но с радостью принял воду. — Скоро ее будет больше, — сказал он, облизываясь. — Хорошая вода бежит к Великой Реке, вкусная вода в землях, куда мы идем. Смеагол наестся там до отвала, да, да. Он очень голоден, да, голл! — он положил широкие ладони на ссохшийся живот, и бледный зеленый свет мелькнул в его глазах. Были глубокие сумерки, когда они снова тронулись в путь, перебравшись через западный край лощины, и растаяли, как призраки, в ухабистом каменистом краю за дорогой. Оставалось три ночи до полнолуния, но луна еще не перевалила через горы, и ранняя ночь была темной. Одинокий багровый огонь горел высоко на Башнях Клыков, но ни звука не доносилось со стороны Мораннона.