В этот миг Призрачный Король повернулся, пришпорил коня и переехал мост. Его темное войско последовало за ним. Быть может, эльфийские капюшоны укрыли хоббитов от невидящих глаз, и дума его о маленьком враге, окрепшая было, истаяла в глубинах его памяти. Но он спешил. Час пробил, и по воле своего Властелина он шел на Запад войной. Скоро он отдалился, скрылся, как тень среди теней, уходя вниз, по извивам дороги, а позади него переходила мост черная рать. Такое огромное войско никогда со времен Исильдура не изливалось из этой долины; ни одна сила, столь жестокая и хорошо вооруженная, не штурмовала прежде переправы через Андуин; и однако это было всего одно — и не самое большое — из тех полчищ, которые сейчас слал вперед Мордор. Фродо пошевелился. И внезапно потянулся душой к Фарамиру. «Буря наконец разразилась, — подумал он. — Все эти войска движутся к Осгилиату. Успеет ли Фарамир переправиться? Он догадывался об этом, но знал ли час? И кто сможет удержать броды, когда подойдет Предводитель Девятерых? А ведь следом придут еще армии… Я опоздал. Всё погибло. Слишком долго я мешкал. Все погибло. Даже если я сделаю, что должен, никто всё равно ни о чем не узнает. Мне некому будет рассказать. Всё впустую». Побежденный слабостью, он заплакал. Армии Моргула все шли через мост. Потом далеко-далеко, будто вынырнув из воспоминаний о Крае, возникло раннее солнечное утро, когда на зов дня отворяются двери, и он услыхал голос Сэма: — Просыпайтесь, господин Фродо! Просыпайтесь!.. Добавь голос: «Завтрак на столе», — он вряд ли бы удивился. Сэм был настойчив. — Просыпайтесь, сударь! Они ушли, — сказал он. Донесся глухой лязг. Ворота Минас-Моргула захлопнулись. Последние ряды копейщиков скрылись за поворотом. Крепость всё так же скалилась на долину, но огонь в ней угас. Город вернулся во тьму и окутался молчанием. Однако по — прежнему он был бдителен и насторожен. — Проснитесь, господин Фродо! Они ушли, и нам тоже лучше уйти. Здесь еще осталось что-то живое, что-то с глазами, какие-то зрячие духи, если вы меня понимаете; и чем дольше мы будем торчать на месте, тем скорей они нас высмотрят. Идемте, хозяин, идемте! Фродо поднял голову и встал. Отчаянье не оставило его, но слабость прошла. Он даже мрачно улыбнулся, чувствуя сейчас, так же ясно, как мгновенье назад чувствовал обратное, что то, что он должен сделать, — он должен сделать, если сумеет, и неважно, узнают ли об этом Фарамир, или Арагорн, или Эльронд, или Галадриэль, или Гэндальф, или кто-нибудь еще. Он взял посох в одну руку, а фиал — в другую. Когда он увидел, что яркий свет пробивается сквозь пальцы, он засунул светильник за пазуху, поближе к сердцу. Потом, отвернувшись от Крепости Темных Сил, слабо серебрящейся во мгле долины, приготовился ступить на уходящую вверх тропу. Голлум, как видно, уполз за выступ, когда растворились ворота Минас-Моргула, оставив хоббитов лежать, где лежали. Теперь он пробрался назад, зубы его клацали, пальцы тряслись. — Глупцы! Дурачье! — шипел он. — Спеш-шите! Не должны думать, что опасность прош-шла. Она не прош-шла. Спеш-ш-шите! Они не ответили, но последовали за ним к крутому поднимающемуся уступу. Подъем мало понравился хоббитам, тем более после всех перенесенных ими опасностей; но он был не долог. Скоро тропа обогнула скалу и неожиданно ввела в узкий проход в горе. Они подошли к первой лестнице, про которую говорил Голлум. Тьма была полной, они не видели ничего на расстоянии вытянутой руки; но глаза Голлума бледно светились несколькими футами выше, когда он повернулся к ним. — Осторожно! — прошептал он. — Много ступеней. Осторожней! Осторожность и правда была нужна. Фродо и Сэм сперва почувствовали облегчение — что ни говори, а с обеих сторон были теперь стены — но лестница была крута, как трап, и чем выше они взбирались, тем чаще и чаще виделась им глубокая черная пропасть внизу. А ступени были узкими, с неравными промежутками, и часто предательские: скользкие, истертые по краям, некоторые — сломанные, а некоторые ломались, стоило поставить на них ногу. Хоббиты пробивались вперед, пока наконец не стали отчаянно хвататься руками за ступени вверху, заставляя невыносимо болящие колени сгибаться и разгибаться; и чем глубже лестница врубалась в гору, тем выше поднимались над их головами скалистые стены. Наконец, когда они поняли, что не могут больше, перед ними вновь вспыхнули Голлумовы глаза. — Мы влез-сли, — прошептал он. — Первая лестница кончилась. Умненькие хоббиты, влез-сли так высоко, очень умненькие хоббиты. Еще несколько маленьких лес-с-сенок и всё, да. Вконец разбитый Сэм, а за ним — Фродо вскарабкались на последнюю ступень и уселись, растирая колени и ноги. Головы их кружились. Они были в глубоком темном проходе, по-прежнему ведущем вверх — хотя не так круто и без ступеней. Голлум не позволил им отдыхать долго. — Есть еще одна лестница, — сказал он. — Гораздо длиннее. Отдохнете, когда дойдем до конца другой лестницы. Не сейчас-с. Сэм застонал. — Длиннее, говоришь? — Да, да, длиннее, — подтвердил Голлум. — Но не такая трудная. Хоббиты влез-сли на Прямую Лестницу. Впереди — Ветреный Подъем, потом Змеис-стая Лес-с-стница. — А потом что? — скучно спросил Сэм. — Увидим, — тихо ответил Голлум. — Да, мы увидим! — Помнится, ты говорил, там какой-то ход, — сказал Сэм. — Там разве нет хода или чего-нибудь, через что можно пройти? — Да, там ход, да, — заспешил Голлум. — Но хоббиты смогут отдохнуть, прежде чем пойдут туда. Если они пройдут сквозь него, они будут почти на гребне. Почти на гребне, если пройдут. Да, да! Фродо дрожал. Он вспотел во время подъема, а сейчас ужасно мерз — в проходе был ознобный сквозняк, тянущий с невидимых высот. Он встал и встряхнулся. — Ну, идем! — сказал он. — Засиживаться тут не стоит. Проход, казалось, тянется мили и мили, и всё время вдоль него дул холодный ветер, наливаясь постепенно ураганной силой. Горы будто старались испугать их своим смертоносным дыханием, отогнать прочь от тайных мест — или сдуть во тьму. Они лишь тогда поняли, что добрались до конца, когда не увидели справа стены. Видно было немного. Огромные черные силуэты и глубокие мглистые тени громоздились кругом, но время от времени тусклый багровый свет вспыхивал под низкими облаками, и в эти мгновения путники видели впереди и вокруг высокие пики, точно колонны, подпиравшие необъятную провисшую крышу. Они вскарабкались на много сотен футов к широкому уступу. Слева от них была скала, справа — пропасть. Голлум вел их вплотную к скале. Они пока никуда не карабкались, но земля была теперь более неровной, усыпанной глыбами и осколками камня. Шли медленно и осторожно. Сколько прошло времени с тех пор, как они вошли в Моргульскую Долину — ни Сэм, ни Фродо не смогли бы сказать. Ночь казалась бесконечной. В конце концов они увидели перед собой еще одну стену — и еще одну лестницу. Они снова остановились и снова начали карабкаться. Подъем был долгим и утомительным; однако на сей раз лестница не зарывалась в скалу. Здесь высокая гора отклонялась назад, и тропа, как змея, извивалась по ней. В одном месте она подползла к самому краю темной пропасти, и Фродо, заглянув вниз, увидел большое ущелье в начале Долины Призраков. По нему, мерцая, как светляк, пробиралась от Мертвого Города к Забвенному Перевалу призрачная дорога. Фродо поспешно отвернулся. Лестница всё вилась, всё ползла вперед и вверх, пока наконец последним коротким прямым пролетом не выбралась снова на плато. Тропа уводила в сторону от главного перевала в большом ущелье и шла своим опасным путем по дну меньшей расселины, лежащей высоко в Горах Тьмы. Хоббиты смутно различали гигантские каменные столбы и иззубренные башни по обеим сторонам, между которыми были щели и трещины темнее ночи, где позабытые зимы глодали и точили не знающий солнца камень. И багровый отсвет в небе казался теперь ярче; хотя они не сумели бы сказать, пришло ли в эти гиблые места утро, или же они видят пламя ярости Саурона, бушующее в Горгороте. Всё еще далеко и всё еще высоко увидел Фродо — как он догадался, взглянув вверх — самый конец этой мучительной дороги. На фоне угрюмой красноты восточного неба расселина врисовывалась в последний хребет — узкая, глубоко прорезавшая черную скалу; а на каждом плече скалы стоял каменный рог. Фродо остановился и пригляделся повнимательней. Левый рог был высоким и стройным; и в нем горел багровый свет — или свет, что горел в землях позади, просвечивая сквозь дыру. Теперь хоббит видел: то была черная башня, нависшая над перевалом. Он схватил Сэма за руку и указал вверх. — Не нравится мне это! — нахмурился тот. — Выходит, этот тайный путь все-таки охраняется, — проворчал он, поворачиваясь к Г оллуму. — И ты об этом знал, а? — Все пути охраняются, — сказал Голлум. — Конечно, охраняются. Но хоббитам надо как-то пройти. Этот путь охраняется меньш-ше. Они, наверное, все ушли на войну, все уш-шли, наверное. — Наверное, — пробурчал Сэм, меряя дорогу взглядом. — Это нам еще идти и идти, пока мы дотуда дойдем. А потом ведь еще «ход»… Надо бы вам отдохнуть, господин Фродо. Не знаю, который теперь час дня или ночи, но отшагали мы немало. — Да, мы должны отдохнуть, — согласился Фродо. — Давайте найдем какой-нибудь уголок без ветра и соберемся с силами — для последнего броска. — Потому что сейчас это было правдой для него. Ужасы лежащего впереди края и дело, которое надо будет сделать там, казались далекими, слишком еще далекими, чтобы думать о них всерьез. Все мысли его были заняты непроходимой стеной и стражей: мимо них надо было пройти. Если ему удастся совершить эту невозможную вещь — тогда и главное его дело как-нибудь сделается — так, во всяком случае, мнилось ему в тот черный усталый час, тихо тянувшийся в каменистой тьме под Кириф-Унголом. В темной щели между двумя гигантскими скальными столбами они уселись: Сэм и Фродо чуть в глубине, а Голлум свернулся на земле у входа. Здесь хоббиты поели — в последний раз перед тем, как войти в Забвенные Земли, а может быть — и вообще в последний раз. Они съели понемножку гондорской еды и по кусочку эльфийских галет и отпили по глотку из фляг. Воду надо было беречь, и они лишь смочили иссушенные рты. — Интересно, когда мы опять найдем воду? — озабоченно спросил Сэм. — И найдем ли?.. Но ведь они там, наверное, тоже пьют? Орки пьют или нет? — Они-то пьют, — отозвался Фродо. — Но их питье не для нас. — Тогда нам тем более надо наполнить фляги, — Сэм хмуро оглядывался. — Да вот беда; нету здесь воды, я уж сколько прислушиваюсь — не журчит. И Фарамир не велел нам пить моргульскую воду. — «Не пейте ни из одной реки, текущей из Имлад-Моргула», — так он сказал, — проговорил Фродо. — А сейчас мы уже не в долине, и если набредем на ручеек — так он будет течь туда, а не оттуда. — Я не поверю ни одному здешнему ручью, — уперся Сэм, — до тех пор, пока не буду умирать от жажды. Здесь везде зло, — он принюхался. — Ну и вонища! Чуете? Очень подозрительный запах. Не нравится он мне. — Мне здесь вообще ничего не нравится, — вздохнул Фродо. — Тут камня стук — что кости звук. Земля, вода, воздух, — кажется, всё проклято. Но так уж пролег наш путь. — Это-то так, — сказал Сэм. — А пожалуй, знай мы больше, когда уходили — нас бы здесь не было вовсе. Но, сдается мне, это всегда так. Геройские дела в старых сказках и песнях, господин Фродо: я их зову похождениями. Я — то прежде думал, что все эти дела герои совершали и искали их потому, что хотели этого, потому что жизнь была малость скучновата, а им не сиделось дома — что-то вроде развлечения, как сказали бы вы. А оказывается, всё вовсе не так. Герои-то, кажется, обычно просто попадали в них — так уж пролегал их путь. И у них, верно, было много возможностей, вроде как у нас, повернуть назад, только они не поворачивали. А коли поворачивали — так мы про то не знаем, потому что про них позабыли. Мы слышим о тех, кто шел вперед — и не всегда к счастливому концу, заметьте себе; во всяком случае, не всегда к тому концу, который сами назвали бы счастливым. Знаете: вернуться домой и узнать, что всё в порядке, хоть и изменилось немного, — как вернулся старый господин Бильбо. Однако эти сказки не всегда самые интересные, хоть оказаться-то в них, должно быть, интересней всего! Да, сударь, хотелось бы мне знать, в какую сказку угодили мы?.. — И мне бы хотелось, — ответил Фродо. — Но я не знаю. Как и во всякой настоящей сказке. Припомни-ка любую, ты ж ими битком набит. Ты можешь знать, или догадываться, какая это сказка: со счастливым концом или с грустным, но герои — то ее этого не знают. И ты не захочешь, чтоб они знали. — Понятное дело, не захочу, сударь. Взять хоть Берена: он и думать не думал, что ему придется добывать Сильмариль из Железной Короны в Тангородриме — и однако добыл, а ведь это было лихое место, и опасность ему грозила куда чернее, чем нам. Но это долгое сказание, и идет из счастья в печаль и за них — история Сильмариля продолжалась, пока не дошла до Эарендиля… Вот так штука, сударь! Как же я раньше-то не подумал! У нас… у вас ведь с собой немножко его света в светильнике, который дала вам Владычица в дорогу! Ежели так — то мы, значит, в той же сказке?! Она продолжается. Неужто великие предания не имеют конца? — Они не кончаются, как предания, — сказал Фродо. — Но герои их приходят и уходят, сыграв свои роли. Наша роль тоже кончится позже — или раньше. — И тогда мы чуток отдохнем и поспим, — Сэм мрачно рассмеялся. — Я только это и имел в виду, господин Фродо. Я имел в виду: просто отдыхать, и спать, и просыпаться, чтобы поработать утром в саду. Я ведь все время только об этом и думаю. Все эти огромные важные планы не для меня. Но всё же хочется знать, попадем ли когда-нибудь в песню или предание? Мы и так в одном, конечно; я хотел сказать: в те, что рассказывают вечером у огня или читают по большим книгам с красными и черными буквами годы и годы спустя. И люди скажут: «Послушаем историю о Фродо и Кольце!» И кто-нибудь скажет: «Это моя самая любимая сказка. Фродо был очень смелым, правда, дед?» — «Да, малыш, славнейшим из хоббитов, а это говорит о многом». — Это говорит о слишком многом, — сказал Фродо и засмеялся. Подобный звук не раздавался в этих местах с тех пор, как Саурон явился в Средиземье. Сэму вдруг почудилось, что все камни прислушиваются, а высокие скалы склоняются к ним. Но Фродо не обращал на них внимания; он опять засмеялся. — Ну и Сэм, — едва выговорил он. — Вот послушаешь тебя — и решишь, что история уже написана. Но ты позабыл об одном из главных героев — Сэммиусе Отважное Сердце. «Мне хочется услышать побольше о Сэме, дед. Я его люблю, меня веселят его разговоры. Почему о нем так мало? Фродо не ушел бы без него далеко, правда, дед?» — Зря вы смеетесь, господин Фродо, — хмуро сказал Сэм. — Я ведь серьезно. — И я серьезно, — перестал смеяться Фродо. — Мы немного поторопились. Мы с тобой, Сэм, всё еще в худшем из мест предания, и очень похоже, что кто — нибудь скажет сейчас: «Закрой книгу, дед. Мы не хотим читать дальше». — Очень может быть, — сказал Сэм, — Но я на месте «кого-то» не сказал бы этого. То, что происходит в преданиях и на самом деле — вещи разные… Даже Голлум был бы хорош в предании, куда лучше, чем здесь с вами. И он сам иногда рассказывает легенды. Интересно, кем он себя считает: героем или плутом? Голлум! — позвал он. — Хочешь быть героем?.. Эй, а куда это он опять запропал? У входа в трещину его не было, не было и во тьме неподалеку. Он отказался от их еды, хотя, как всегда, принял воду; а потом свернулся, чтобы спать. Вчерашнее его отсутствие можно было объяснить поисками еды; а сейчас он снова ускользнул. Но зачем на сей раз? — Не нравятся мне эти его тайные уползания, — заметил Сэм. — И особенно теперь. Не может же он охотиться — тут даже мха нет! — Ты напрасно не доверяешь ему, — возразил Фродо. — Мы не пришли бы сюда, даже не увидели бы перевала, если б не он, а поэтому должны мириться с ним. Если он предатель — он предатель. — Всё равно я предпочел бы иметь его перед глазами, — заупрямился Сэм. — И уж тем более если он предатель. Помните, он ведь так и не сказал, охраняется тропа или нет? А сейчас мы видим там башню — она, может, пустая, а может, и наоборот. Уж не отправился ли он за орками, как по-вашему? — Вряд ли, — усомнился Фродо. — Даже если он замыслил какое-нибудь лиходейство — а это вполне может быть — не думаю, чтоб он привел нас к оркам или другим вражьим прислужникам. Зачем ждать до сих пор и проходить через все опасности, и приближаться к земле, которой боишься? Он мог уже сто раз предать нас оркам с тех пор, как мы встретились. Нет, если уж тут что и кроется — это, должно быть, его собственная маленькая хитрость, которую он держит в тайне. — А ведь вы, наверное правы, господин Фродо, — после короткого раздумья согласился Сэм. — Не скажу, правда, чтоб это сильно меня успокоило. Уверен: он охотно бы отдал оркам меня. Но я забыл: его прелесть. Как я понимаю, оно всю дорогу было Прелестью для бедненького Смеагола. Это — главное во всех его планах, если они у него есть. Но зачем ему понадобилось тащить нас так далеко — ума не приложу. — Очень похоже, что он и сам этого не знает, — сказал Фродо. — Да и вряд ли в голове у него есть хоть один ясный план. Я думаю, он и правда старается уберечь от Врага Прелесть. Потому что попади оно к Врагу — это будет гибельно для него самого. А с другой стороны, возможно, он только ждет удобного случая. — Да, Злыдень и Скрытень, как я говорил, — кивнул Сэм. — Но чем ближе они к Вражьим землям, тем больше Злыдень делается похож на Скрытня. Попомните мои слова: ежели мы и доберемся до перевала, он не даст нам перенести прелес-сть через границу, не сделав какой-нибудь пакости. — Мы еще не добрались. — Нет, но лучше нам до тех пор смотреть в оба. Если нас застигнут врасплох, Скрытень быстро возьмет верх. Небезопасно вам дремать сейчас, сударь. Если только вы прижметесь ко мне… Я был бы рад, если бы вы поспали. Я постерегу: а если вы ляжете поближе, чтобы я мог обнять вас, никто вас не тронет, чтоб ваш Сэм не узнал об этом. — Спать!.. — Фродо вздохнул, будто в пустыне ему привиделась прохладная зелень. — Да, даже здесь я смог бы уснуть. — Так спите, сударь! Кладите голову мне на колени. Такими Голлум и увидал их несколько часов спустя, вынырнув из окружающего мрака. Сэм сидел, прислонившись к скале, голова его склонилась набок, он ровно посапывал. На его коленях лежала голова Фродо, погруженного в глубокий сон; на его белом лбу лежала одна из обветренных Сэмовых рук, а другая ласково обнимала хозяйские плечи. Лица хоббитов дышали покоем. Голлум смотрел на них. Странное выражение прошло по его худому, голодному лицу. Свет в его глазах померк, они сделались тусклыми и седыми, древними и усталыми. Мучительная судорога, казалось, скрутила его, он отвернулся, всматриваясь в перевал и тряся головой, будто занятый каким — то внутренним спором. Потом вернулся и, медленно протянув трясущуюся руку, очень осторожно притронулся к колену Фродо — и прикосновение это было почти лаской. Краткий миг — но если бы спящие могли увидеть его в этот миг, они решили бы, что видят старого усталого хоббита, согнутого годами, что унесли его далеко от его времени, от друзей и родных, от полей и ручьев юности — старое, изголодавшееся, жалкое создание.