— Иди сюда, тварь! — заорал он. — Ты посмела тронуть моего хозяина, скотина, и заплатишь за это! Мы пойдем дальше; но сперва разберемся с тобой! Иди сюда, иди, отведай этого еще разок!.. И, точно Сэмов неукротимый дух разжег его, Светильник вспыхнул вдруг белым факелом в его руке. Он сиял, как звезда, что, спрыгнув с небосвода, озарила темный воздух нестерпимым блеском. Никогда прежде такой сошедший с небес ужас не пылал в лицо Аракны. Лучи его проникли в ее раненую голову и жгли ее невыносимой мукой, и гибельная зараза света поразила глаза. Она отступила, взбивая воздух передними лапами, ослепленная, разум ее умирал. Повернув искалеченную голову, она поползла, коготь за коготь, к отверстию под черной стеной. Сэм шел следом. Он шатался, как пьяный, но шел следом. И Аракна наконец смирилась, потерпев поражение, судорожно дергаясь и трясясь, поспешала от него. Она добралась до норы и, протиснувшись внутрь, оставив желто-зеленый слизистый след, исчезла как раз тогда, когда Сэм наносил последний удар по ее вздрагивающим ногам. Потом он упал навзничь. Аракна сгинула. Лежала ли она в своем логове, нянча злобу и оплакивая несчастную судьбу, долгими годами излечивая во тьме самое себя, отращивая новые глаза, пока не выползла, голодная, как смерть, в долины Эфель-Дуафа — об этом здесь речи нет. Сэм остался один. Когда вечер Забвенной Земли опустился над полем битвы, он устало пополз к хозяину. — Хозяин, дорогой хозяин… — сказал он, не Фродо не отозвался. Когда он бежал, нетерпеливо радуясь свободе, Аракна с жуткой быстротой догнала его и одним стремительным ударом клюнула в шею. Теперь он лежал бледный, не слышал голоса слуги, не двигался. — Хозяин, милый хозяин! — повторил Сэм, и долго-долго ждал, и ждал напрасно. Тогда быстро, как только мог, он разрубил веревки и приложил ухо к груди Фродо и к его рту — но не смог уловить ни единого движения жизни, ни единого — самого слабого — удара сердца. То и дело он тер руки и ноги хозяина, щупал его лоб — они оставались холодны. — Фродо, господин Фродо!.. — звал он. — Не оставляйте меня тут одного! Ваш Сэм зовет вас. Не уходите, куда я не смогу пойти с вами!.. Очнитесь, господин Фродо! Очнись, Фродо, дорогой мой, родной… Очнись! Потом в нем поднялся гнев, и он забегал вокруг тела хозяина, колотя воздух, рубя камни, выкрикивая угрозы. Вдруг он пришел в себя и нагнулся над лицом Фродо: оно било бледным в густых сумерках. И тут — внезапно — он понял, что эту самую картину видел он в зеркале Галадриэли перед уходом из Лориэна: Фродо с мертвенно-бледным лицом, лежащего у темной стены — спящего глубоким сном, как тогда показалось Сэму. — Он умер! — проговорил он. — Не спит — умер! И едва он сказал это, ему померещилось, точно слова заставили отраву снова приняться за дело, что цвет лица Фродо подернулся зеленью. И тогда черное отчаянье окутало его, и Сэм склонился к земле, и натянул серый капюшон себе на голову, и ночь вошла в его сердце, и больше он ничего не чувствовал. Когда тьма наконец рассеялась, Сэм огляделся и увидел, что тени вокруг сгустились; но на сколько минут — или часов — постарел мир, он вряд ли смог бы сказать. Он был в том же самом месте, и хозяин по-прежнему лежал рядом с ним — мертвый. Горы не искрошились, а земля не превратилась в развалины. — Что ж теперь делать-то? — прошептал он. — Такой мы с ним путь прошли — неужто зря?.. И тут Сэму вспомнились его собственные слова — в то время, в начале похода, он и сам их не понимал: «Я ведь непременно вам пригожусь, сударь — и не здесь, не в Крае, если вы понимаете, про что я толкую». — Но что я могу? Уйти домой и унести господина Фродо?.. Или идти дальше? Дальше?.. — повторил он и содрогнулся в сомнениях и страхе. — Дальше? Неужто я должен это сделать? И бросить его? Он наконец заплакал; и, подойдя к Фродо, уложил его тело, сложил на груди холодные руки и набросил на него плащ; и положил с одного бока свой меч, а с другого — подаренный Фарамиром посох. — Ежели мне идти, — сказал он, — так придется мне взять ваш меч, с вашего позволения, господин Фродо, но я оставляю вам вот этот — он, помните, лежал рядом с королем в Могильнике; и кольчуга будет при вас — та самая, мифрильная, что господин Бильбо подарил. А ваш светильник, вы ведь мне его одолжили, господин Фродо, и он очень мне нужен, потому что теперь я всё время во тьме. Он слишком хорош для меня, конечно, и Владычица дала его вам, но, может, она поймет… Вы — то понимаете меня, господин Фродо?.. Я иду дальше. Но пока еще он не мог уйти. Он опустился на колени, взял Фродо за руку — и не мог выпустить ее. Время шло, в он по-прежнему стоял на коленях, держа руку хозяина, и в душе его шел спор. Сейчас он старался найти силы, оттащить себя прочь и продолжать одинокий поход — чтобы мстить. Если бы он мог уйти, ярость вела бы его по всем дорогам, вдогон, пока он наконец не настиг бы его — Голлума. И тогда Голлум подох бы в каком-нибудь углу… Но не это он должен был сделать. Было бы недостойно покидать хозяина ради этого. Этим его не вернешь. Ничем не вернешь. Лучше бы им умереть обоим. И это тоже будет одинокий поход. Сэм взглянул на яркий кончик меча. Он подумал об иных краях, где черный берег и пустой водопад в ничто. Это не выход. Никакой не выход — даже для скорби. Это совсем не то, что он должен сделать. — Что же мне тогда делать?! — опять вскрикнул он и ясно услышал суровый ответ: пригождаться. Еще один одинокий поход, самый страшный из всех. «Что?! — мне, одному, идти к Роковой Горе? — он всё еще трусил, но решимость росла. — Мне взять Кольцо у него? Совет доверил его ему…» Ответ пришел немедля. «И Совет дал ему товарищей, чтобы дело не погибло. А ты — последний из Отряда. Дело не должно погибнуть». «Хотел бы я не быть последним, — он застонал. — Хотел бы я, чтобы здесь был господин Гандальф или хоть кто-нибудь. Почему я должен решать один? Я ж наверняка сделаю не то. Да и не по мне это: брать Кольцо, вылезать вперед…» «Да ты ведь не лезешь вперед — тебя выпихивают. А что до того, что ты не тот, который нужен, — вспомни-ка о господине Фродо, да и о старом господине Бильбо не забудь. Они не выбирали себя». «Стало быть, надо мне решать самому. Ладно. Я решу. Да только ведь наверняка ошибусь: посоветоваться-то не с кем, кроме как с собой. Пораскинь мозгами, Сэм: ежели нас здесь найдут, или найдут господина Фродо, и оно будет при нем — лучшего подарка Врагу и не придумать. И тогда конец нам всем: Лориэну, Светлояру, Краю… всему, одним словом. И мешкать никак нельзя — не то опять-таки конец всем нам. Война началась, и, похоже, всё сейчас идет по Вражьему умыслу. Нечего и думать топать с ним назад за советом и помощью. Нет, сидеть тут и ждать, пока придут и прикончат меня над телом хозяина, и заберут его; или взять его и идти, — он глубоко вздохнул. — Выходит, брать да идти!» Он нагнулся. Тихонько расстегнул пряжку на шее и скользнул рукой за ворот рубашки Фродо; потом, другой рукой приподняв его голову, поцеловал холодный лоб и осторожно снял цепочку. А потом голова покойно опустилась назад. Застывшее лицо не изменилось, и это больше, чем все другие приметы, убедило Сэма, что Фродо умер. — До свиданья, хозяин, родной мой, — пробормотал он. — Простите своего Сэма. Он вернется, когда сделает дело. — если сделает. И тогда уж он больше не бросит вас. Отдыхайте спокойно, пока я вернусь; и пусть никакая тварь не мучит вас! А если б Владычица услыхала меня и подарила мне одно-единственное желание — я пожелал бы вернуться и найти вас здесь. До свиданья!» Затем он согнул шею и надел на нее цепочку — и голова его склонилась к земле под тяжестью Кольца. Но медленно, точно вес этот уменьшился или новые силы влились в него, он поднял голову, а потом и встал — с усилием, правда, но встал на ноги и понял, что может идти и нести ношу. На миг он поднял Фиал и взглянул на хозяина, и мягкий свет струился, как свет далеких звезд, и лицо Фродо было дивно прекрасным, бледным, но красивым эльфийской красотой, как у того, кто долго шел сквозь Тени и Тьму. И с горьким спокойствием, рожденным этим последним взглядом, Сэм повернулся, спрятал Светильник и, запинаясь, побрел в темноту. Он отошел недалеко. Тоннель был немного позади; Ущелье — сотней-другой ярдов впереди. Тропа виднелась во тьме — глубокая борозда, проторенная в прошедшие века, она некруто поднималась теперь по длинному желобу меж отвесных обрывистых стен. Желоб быстро сужался. Вскоре Сэм подошел к долгой череде широких плоских ступеней. Орочья башня была теперь прямо над ним, темно насупленная, с тускло светящимся багровым глазом. Сейчас хоббит был скрыт ее глубокой тенью. Он поднялся по ступеням — и был, наконец, в Ущелье. «Я решился», — говорил он себе. Не это было не так. Хоть он и сделал всё, что мог, чтобы продумать всё до конца, то, что он делал, было не по нему. «Неужто я все-таки ошибся?» — бормотал он. — «Но что ж мне тогда надо было делать?» Когда отвесные стены Ущелья сомкнулись над ним, прежде, чем взойти на вершину, прежде, чем взглянуть, наконец, на путь в Забвенные Земли, он обернулся. Мгновенье, застыв в невыносимом сомнении, глядел он назад. Он всё еще видел — темным пятном в густеющем мраке — пасть туннеля; и ему казалось, что он видит, или догадывается, где лежит Фродо. Ему мерещилось там слабое мерцание — или, быть может, его слепили слезы, когда он всматривался в это высокое каменистое место, где его жизнь разбилась в куски. «Одно желание, одно-единственное, — он вздохнул. — Вернуться и найти его!» Потом повернулся к дороге и сделал несколько шагов вперед: самых тяжких и неохотных шагов за всю свою жизнь. Лишь несколько шагов, а теперь еще несколько — и он спустится вниз, и никогда больше не увидит этого перевал… И тут вдруг ему послышались голоса. Он окаменел. Орочьи голоса. И впереди, и сзади. Шум топающих ног и дикие крики: орки подходили к Ущелью. Топающие ноги и шум позади. Сэм завертелся волчком. Увидел маленькие огоньки, факелы, мигающие у выхода из туннеля. Охота, наконец, кончается. Багровый глаз башни не был слеп. Его обнаружили. Теперь мигание приближающихся факелов и лязг стали впереди были совсем близко. Еще немного — и достигнут вершины, и доберутся до него. Слишком он замешкался, решаясь — вот и поплатятся теперь. Как же ему спастись, уберечь себя, уберечь Кольцо?.. Кольцо. Он ни о чем не задумывался, ни на что не решался — просто понял вдруг, что вытянул цепочку и держит Кольцо в руке. Голова орочьего отряда вползла в Ущелье. Тогда он надел его. Мир изменился, и каждый миг был заполнен часами раздумий. Сэм сразу понял, что слух обострился, тогда как зрение потускнело, но иначе, чем в логове Аракны. Тьмы не было — смутный сумрак; а сам он был один в сером неясном мире, как маленький твердый черный утес, и Кольцо, что оттягивало левую руку, было подобно кругу горячего золота. И он вовсе не чувствовал себя невидимым — жутко, невероятно видимым был он, и знал, что где-то Глаз ищет его. Он слышал хруст камней и бормотание воды в Моргульской Долине, а внизу под скалой — кипящее страдание Аракны, ощупью втиснувшейся в какую — то темную дыру; и голоса в крепостных башнях; и вопли орков, когда те выходили из туннеля; и оглушительно гремящий в ушах грохот ног и звон орочьего оружия. Сэм пристыл к скале. Но они шли, как отряд призраков, серые расплывчатые тени во тьме — тени страха с блеклыми огнями в лапах. Они проходили мимо. Он съежился, пытаясь заползти в какую-нибудь щель и укрыться там. Он слушал. Орки, вышедшие из туннеля, и другие, те, что спускались, заметили друг друга, и оба отряда торопились и орали. Он ясно слышал всех и понимал, что они говорят. Возможно, Кольцо давало понимание языков или просто понимание слуг того, кто его создал, — Саурона, так что он, спрятавшись, мог читать их мысли. Конечно, сила Кольца возросла стократ, когда оно вернулось туда, где было отковано; но одной вещи оно не могло даровать — мужества. Сейчас Сэм думал только, как бы схорониться получше, перележать всю эту кутерьму; и слушал он с тревогой. Он не мог бы сказать, близко голоса или далеко; слова, казалось, звучали прямо в его ушах. — О-ла-ла! Горбаг! Что ты тут делаешь? Уже устал от войны? — Приказ, увалень ты этакий. А сам ты что тут делаешь, Шаграт? Устал сидеть в башенной засаде? Думаешь, как бы удрать на войну? — Приказы — для тебя. Я командую перевалом. Так что будь повежливей. Что ты можешь доложить? — Ничего. — Хэй! Хэй! Йой-и!!! — вопль ворвался в разговор вожаков. Задние орки что-то углядели. Помчались туда. А за ними все остальные. — Хай! Хэй! Од-ла! Здесь что-то есть!.. Прямо на дороге!.. Шпион, шпион! Донесся ворчливый посвист рожков и галдеж лающих голосов. Сэм мигом забыл, что надо прятаться. Они увидели хозяина. Что они станут делать? От рассказов, которые ему доводилось слышать про орков, кровь стыла в жилах. Это было невыносимо. Он вскочил. Он отбросил все решения и сомнения. И страх заодно. Теперь он знал, где его место: рядом с хозяином, хоть и неясно было, что он сможет там сделать. Он опрометью бросился назад, вниз по ступенькам, вниз по тропе — к Фродо. «Сколько их там? — соображал он на бегу. — Тридцать-сорок из башни да вдвое больше снизу. Скольких я смогу убить, прежде чем прикончат меня? Они увидят пламя меча, едва я его вытащу — и рано или поздно до меня доберутся. Интересно, скажут об этом хоть в одной песне: «Как Сэммиус пал на Высоком Перевале, возведя стену из вражьих тел вокруг своего хозяина? Да нет, какое! Ведь Кольцо найдут, а тогда уж, ясное дело, песен не будет. Ноя ничем не могу помочь. Мое место рядом с господином Фродо. Они должны понять это — Эльронд, и Совет, и все великие Владыки и Владычицы, со всей их мудростью. Их план не удался. Я не могу быть Хранителем. Не могу — без Фродо». Но орки уже скрылись в тусклом мареве. У Сэма не было времени считаться с собой, но теперь он понял, что устал, устал почти до изнеможения: ноги несли его слишком медленно. Тропа, казалось, протянулась на мили. Куда они все подевались во мгле? Вот они где! Ох и далеко же… Скопище фигур вокруг чего — то, лежащего на земле; некоторые, пригнувшись, метались взад-вперед — как псы над следом. Сэм попытался наддать ходу. «Двигайся, Сэм, — понукал он себя. — Не то опять опоздаешь!» — он нащупал меч. Еще минута — и он обнажит его, и тогда… Послышались шум, смех, улюлюканье, будто что-то поднимали с земли. — Йа-хой! Йа-харри-хой! Раз! Два! Потом голос скомандовал: — Теперь — прочь! Скорым путем. Назад к Нижним Воротам! Она не тронет нас этой ночью, по всему видно. Орда двинулась. В середине четверо несли на плечах тело. — Йа-хой! Они забрали тело Фродо. Они уходили. Он не смог остановить их. Но все равно шел вперед: медленно, с трудом. Орки достигли туннеля. Те, что несли груз, вошли первыми, следом, давясь и дерясь — все остальные. Сэм шел. Он обнажил меч, голубое сияние дрожало в его руке, но они не видели его. Как раз, когда он, задыхаясь, подошел ко входу, последний орк исчез в черной дыре. С минуту Сэм стоял, держась за грудь. Потом провел рукавом по лицу, стирая пот, грязь и слезы. — Гады проклятые!.. — сказал он и прыгнул вслед им во мрак. Теперь, однако, в туннеле было вовсе не так темно, словно бы он шагнул из прозрачной мглы в густой туман. Усталость Сэма росла, но воля всё крепла. Ему казалось, он видит чуть впереди свет факелов, но, торопясь изо всех сил, он не мог нагнать их. Орки ходят быстро, а этот туннель они к тому же хорошо знали, потому что, несмотря на Аракну, частенько пользовались им как быстрейшим путем из Мертвого Города. В какие стародавние времена был пробит главный туннель и большая круглая яма, где укрывалась Аракна, они не знали; но много обходов проделали они сами, чтобы избежать логова в походах туда и оттуда. Этой ночью они не собирались заходить далеко, а торопились отыскать боковой проход, что вел назад — к сторожевой башне на скале. Большинство ликовало, в восторге от того, что они видели и нашли, и потому вопили и бормотали на бегу. Сэм слышал резкие голоса, громкие даже в стоячем воздухе, и различал среди них два: они были словно бы громче и ближе. Вожаки отрядов замыкали шествие, разговаривая на ходу. — Можешь ты приказать своему сброду не гомонить так, Шаграт? — проворчал один. — Они ж накличут Аракну. — Шагай, Горбат! Твои гомонят не меньше, — отозвался другой. — Но пусть себе! Аракне сейчас немного не до нас, как я понимаю. Она, кажется, наткнулась на коготь, и мы не станем рыдать об этом. Разве не видишь: мерзкая грязь на всём пути до ее проклятой щели? Так пусть себе ржут! Нам ведь всё — таки повезло: заполучили то, что надобно Лугбурзу. — Надобно Лугбурзу?.. А кто это, как ты думаешь? Вроде эльфа, только недомерок… Что в нем опасного? — Я вообще не знал, что это, пока не увидел. — Ого! Так тебе, выходит, не сказали, чего ожидать? Они не говорят нам всего, что знают, верно? Даже и половины не говорят. Но ведь и они могут ошибаться — даже Глава может. — Ш-ш-ш, Горбат! — голос Шаграта стал таким тихим, что даже Сэм своим обостренным слухом едва слышал его. — Мочь-то они могут, но у них всюду глаза и уши; и среди моих олухов они тоже найдутся, уж поверь. Но в чем нет сомнения — так это в том, что они беспокоятся. Назгул внизу волнуется, чтоб ты знал; и Лугбурз тоже. Что-то почти проскользнуло.