— Все, — отвечала она; однако Мерри почудилось, что голос изменил ей — он подумал бы, что она плачет, если бы мог поверить в это: так строго было ее лицо. — Все в порядке. Это был трудный путь для людей, внезапно оторванных от своих домов. Не раз звучали злые речи; но злых дел не было. Теперь все спокойно, как видишь. И шатер твой готов: я получила вести о вас и знала час вашего приезда. — Так значит, Арагорн приходил сюда, — сказал Йомер. — Он здесь еще? — Его нет, — проговорила Йовин, отворачиваясь и глядя на темнеющие вдали горы. — Куда он пошел? — почти крикнул Йомер. — Не знаю, — сказала она. — Он пришел ночью, а ускакал вчера утром, прежде, чем встало солнце. Его нет. — Ты печальна, дочь, — сказал Теодэн. — Что случилось?.. Скажи, не говорил ли он о той дороге? — Он указал на темнеющий ряд камней. — О Тропе Мертвецов? — Говорил, сеньор, — молвила Йовин. — И он ушел во тьму, откуда не возвращаются. Я не смогла отговорить его… Его нет. — Тогда солнце наше затмилось, — сказал Йомер. — Он погиб. Нам скакать без него, и наша надежда тает. Медленно ехали они по вереску и низкой траве нагорий и молчали, пока не приблизились к шатру князя. Там, как неожиданно обнаружил Мерри, все было готово; не забыли и о нем. Маленькая палатка ждала его рядом с шатром; там он сидел один, пока воины сходились к князю и держали с ним совет. Спускалась ночь, и едва видные вершины западных гор венчали звезды, но восток был темен и пуст. Древние камни скрывались из глаз, но по-прежнему за ними, чернее мрака, вздымалась исполинская тень Потаённой Горы. — Тропа Мертвецов, — бормотал хоббит себе под нос. — Тропа Мертвецов? Что все это значит?.. Все меня бросили. Все ушли к своим судьбам: Гэндальф и Пин — на войну с Востоком; Сэм и Фродо — в Мордор; Бродник, Леголас и Гимли — на Тропу Мертвецов. Но и мой черед близок. Интересно бы знать, о чем они там толкуют и что князь собирается делать? Потому что куда пойдет он — пойду и я. Во время этих мрачных раздумий он сообразил, что страшно голоден, и решил отправиться поглядеть, есть ли в этом непонятном лагере хоть кто — то, чувствующий то же. Но в это время пропела труба, и вошел воин, зовя его, оруженосца князя, к княжескому столу. Внутри шатра было небольшое пространство, отгороженное вышитыми занавесами и застланное шкурами; там за походным столом сидели Теодэн с Йомером, Йовин и Дангиль, военный вождь Лощины. Мерри встал у кресла князя, и ждал, пока вдруг старый воин, выйдя из глубоких дум, с улыбкой не повернулся к нему. — Нет, мастер Мерриадок! — воскликнул он. — Ты не должен стоять. Ты должен сидеть подле меня — покуда я еще в своих землях — и услаждать мое сердце рассказами. Хоббиту освободили место по левую руку от князя, но рассказы были никому не нужны. Ели и пили в молчании, изредка обмениваясь короткими фразами; в конце концов Мерри набрался храбрости и осмелился задать вопрос, что давно мучил его. — Дважды сегодня слышал я о Тропе Мертвецов, — сказал он. — Кто они? И куда… куда ушел Бродник… то есть, я хотел сказать, сьер Арагорн? Князь вздохнул, но никто не отвечал, пока, наконец, не заговорил Йомер. — Мы не знаем, и на сердце у нас камень. А Тропа Мертвецов — ты и сам прошел ее первые ступени… Дорога, которой мы пришли, ведет к Вратам, в Смутную Дуброву. Но что лежит позади — не знает никто. — Не знает никто, — повторил Теодэн. — Но есть древнее предание — теперь его редко вспоминают — и оно может кое-о-чем поведать. Если рассказы, что передаются от отца к сыну в Доме Эорла, правдивы, то Врата Потаенной Горы ведут к тайному подгорному пути. Но никто никогда не пытался выведать его тайну с тех пор, как Балдор, сын Брего, вошел в Дверь, чтобы не вернуться. Опрометчивый обет дал он на пиру, устроенном Брего в честь окончания постройки Медузэлда, и не пришел назад к высокому престолу своего отца. Люди говорят, что Мертвые Воины с Черных Лет хранят тот путь и не допускают живых в свои скрытые залы; но порой сами они выходят из Двери — тенями во мраке — и спускаются вниз каменистой дорогой. Тогда народ Лощины в страхе накрепко запирает двери и наглухо захлопывает окна. Но Мертвецы выходят редко — лишь во времена великого неспокойства и близящейся смерти. — Однако в Лощине говорят, — тихо вступила Йовин, — что огромное войско неясными рядами прошло здесь в недавние безлунные ночи. Куда — никто не знает, но они поднялись по дороге и скрылись в горе, словно шли на свидание с кем — то. — Тогда почему Арагорн пошел этим путем? — настаивал Мерри. — Можно ли хоть чем-то объяснить это? — Если только он не сказал тебе, как другу, чего-то, чего мы не знаем, — проговорил Йомер, — никто в землях живых не сможет сказать, что он задумал. — Он очень изменился с тех пор, как я впервые увидела его во дворце князя, — сказала Йовин. — Стал мрачней, старше. Он был какой-то нездешний, словно Мертвецы позвали его. — Быть может, и позвали, — заметил Теодэн, — и сердце говорит мне, что больше я его не увижу. Однако он — человек королевской крови и высокой судьбы. Утешайся же этим, дочь, если печаль твоя по этому гостю нуждается в утешении. Говорят, когда эорлинги пришли с севера и поднялись по Снежке, Брего и его сын Балдор взошли по Урочной Дороге и оказались у Двери. На пороге сидел старец старше мыслимого; некогда был он высок и величав, сейчас же — иссушен, как камень. Они и приняли его за камень, потому что он не двигался и молчал, пока они не попытались обойти его и войти. И тогда, будто из-под земли, раздался его голос — и, к их удивлению, говорил он на языке запада. «Путь закрыт». Тогда они остановились и взглянули на него, и увидели, что он еще жив, но он не смотрел на них. «Путь закрыт, — повторил его голос. — Его проложили те, кто ныне мертв, и Мертвецы хранят его — до срока. Путь закрыт». «А когда придет срок?» — спросил Балдор. Но ответа не последовало. Потому что старец умер и упал лицом вниз; и больше никогда не слышал наш народ о древних жителях гор. Однако, быть может, предсказанный срок настал, и Арагорн сможет пройти. — Но как узнать, настал ли срок, кроме как вступив на тот путь? — сказал Йомер. — Я не пошел бы им, даже если бы передо мной стояли все полчища Мордора, а я был бы один и не имел другого убежища. Как жаль, что в час нужды рок призвал воина столь великой души!.. Неужто вокруг мало лиходейства, чтобы искать его под землей?! Война близка… Он смолк, потому что снаружи послышался шум: чей-то голос, называющий имя Теодэна и оклики часовых. Вдруг капитан стражи откинул полог. — Здесь воин, сеньор, — доложил он. — Гонец Гондора. Он желает немедленно предстать перед вами. — Пусть войдет! — велел Теодэн. Вошел высокий воин, и Мерри подавил вскрик — на миг ему почудилось, что Боромир вернулся… Но в следующее мгновенье он понял, что ошибся: воин был незнаком, хоть и походил на Боромира, как родич — такой же высокий, сероглазый и гордый. Поверх тонкой кольчуги был наброшен темно-зеленый плащ; на шлеме мерцала маленькая серебряная звезда. В руках он держал оперенную черным стрелу со стальным наконечником, острие которого было красным. Он упал на колено и подал стрелу Теодэну. — Привет тебе. Сеньор Роханда, друг Гондора! — молвил он. — Я — Хургон, гонец Дэнэтора, и принес тебе знак войны. Гондор в великой нужде. Роандийцы часто помогали нам, но сейчас Князь просит всех ваших сил и всей быстроты — не то Гондор падет. — Алая Стрела! — сказал Теодэн, принимая ее, как человек, получивший весть, ожидаемую давным-давно — и все же страшную. Рука его дрожала. — За все годы моего правления не видели в Марке Алой Стрелы! Неужто и правда дошло до этого?.. И как полагает Князь Дэнэтор, каковы мои силы и моя быстрота? — Об этом лучше знать тебе самому, лэйрд, — ответил Хургон. — Но недалеко то время, когда Минас-Тириф будет окружен, и — если только у тебя нет сил прорвать осаду — Князь велел сказать, что, по его разумению, сила Роханда будет полезней внутри, чем снаружи. — Но он знает, что мы — народ, что бьется в открытом поле, как знает и то, что мы рассеяны и нужно время, чтобы собрались все всадники. Разве неправда, Хургон, что Правитель Минас-Тирифа знает больше, чем говорит в своем послании? Ибо мы тоже воюем, и ты не застал нас неподготовленными. С нами был Гэндальф Серый, и теперь мы собираемся, чтобы вступить в битву на востоке. — Не могу сказать, известно ли все это Князю Дэнэтору, — Хургон смотрел прямо, — но дело наше воистину безнадежно. Мой Князь не приказывает тебе, он лишь просит вспомнить старую дружбу и принесенные клятвы, и — для вашей же пользы — сделать все, что в ваших силах. Нам стало известно, что многие восточные властители прискакали в Мордор. На севере участились стычки и набеги. На юге двинулись харадримцы, и такой страх обуял Прибрежье, что лишь малая помощь пришла к нам оттуда. Спеши же! Потому что под стенами Минас-Тирифа решится судьба наших дней, и, если Его не сдержат там, рок падет на дивные степи Роханда, и даже в этом горнам Урочище не будет спасения. — Черные вести, — сказал Теодэн. — Однако не неожиданные. Передай Дэнэтору: даже если Роханд был бы обречен на гибель, и тогда пришли бы ему на помощь. Но мы понесли большие потери в битвах с изменником Саруманом, и к тому же должны подумать о собственных северных и восточных границах, как напомнил нам Князь. Так велики силы, которыми владеет сейчас Черный Властелин, что он может сдержать нас в битве под Городом, и одновременно нанести удар, переправившись большим войском через Реку вдали от Врат Королей. Но мы более не внемлем благоразумию. Мы придем. Сбор назначен на утро. Когда все будет готово, мы выступим. Десять тысяч копий должен был я послать — чтобы устрашить врага. Боюсь, теперь число их уменьшится; ибо я не могу оставить свои крепости без защиты. Однако по меньшей мере шесть тысяч копий последует за мной. Потому что — передай Дэнэтору — в этот час сам князь Роханда придет в Гондор… хоть, быть может, и не вернется оттуда. Но путь долог, а люди и кони должны беречь силы для грядущей рати. Минет неделя, с завтрашнего утра, прежде чем вы услышите клич сыновей Эорла, скачущих в бой. — Неделя! — повторил Хургон. — Пусть будет, как будет. Но вы найдете лишь развалины, если только не придет другая — предвидимая — помощь. Однако, на худой конец, вы оторвете орков и южан от победного пира в Белой Крепости. — Оторвем, если придется, — спокойно проговорил Теодэн. — Но я только что вернулся из битвы и долгого похода и хотел бы отдохнуть. Проведи здесь ночь. Завтра ты увидишь сбор роандийцев и уедешь, ободренный увиденным. Утро вечера мудренее, а ночь учит раздумьям. С этими словами князь поднялся, встали и остальные. — Ступайте все отдыхать, — сказал он. — И да будет крепок ваш сон. И ты ступай, мастер Мерриадок, сегодня ты более не нужен мне. Но приготовься: я призову тебя, едва поднимется солнце. — Я приготовлюсь, — кивнул Мерри, — даже если вы прикажете мне скакать за вами по Тропе Мертвецов. — Не накликай беды! — прервал его князь. — Потому что не только этот путь можно назвать так. Но я не сказал, что прикажу тебе следовать за собой… Спокойной ночи! — Я не хочу оставаться, чтобы быть призванным по возвращении, — сказал себе Мерри. — Не хочу оставаться, не хочу! — и, твердя это снова и снова, он уснул в своей палатке. Проснулся он оттого, что его безжалостно трясли. — Проснитесь, проснитесь, господин Холбитла! — громко звал воин; и, наконец, Мерри очнулся от сна и, вздрогнув, сел. Еще совсем темно, подумал он, зевая. — Что случилось? — спросил он. — Князь зовет вас. — Но солнце еще не встало. — Не встало — и не встанет сегодня, господин Холбитла. И никогда больше не встанет, надо думать… Торопитесь! Время-то не остановилось, хоть и погасло солнце. Набросив плащ, Мерри выбрался из палатки. Мир был темен. Воздух казался прозрачно-коричневым, и все вокруг было черным и призрачно-серым; стояла полная тишина. Ни тени облачка — лишь далеко на западе тянулись вперед щупальца великой мглы, и слабый свет пробивался сквозь них. Над головой нависла тяжкая крыша — свет, казалось, гас, а не разгорался. Мерри видел, что люди стоят, глядя в небо, и перешептываются; все лица были серы и мрачны, некоторые — испуганы. С упавшим сердцем шел он к князю. Хургон — гонец Гондора — опередил хоббита, и рядом с ним стоял другой воин, одетый так же, как и тот, но пониже и пошире в плечах. Когда Мерри вошел, он говорил с князем. — Это все идет из Мордора, лэйрд, — говорил он. — Началось оно прошлым вечером, на закате. С холмов Роннара я видел, как оно поднялось и стало расползаться по небу, и всю ночь, что я скакал, оно текло позади, пожирая звезды. Теперь огромная туча нависла над землями отсюда до Гор Тьмы; и она сгущается. Война началась. Некоторое время князь молчал. Потом заговорил: — Значит, мы дожили до нее, — сказал он, — до величайшей из битв нашей Эпохи, в которой многое сгинет. Но теперь, по крайней мере, не надо прятаться. Мы поскачем прямым путем, по открытой дороге — и так быстро, как сможем. Сбор начнется тотчас, не дожидаясь опоздавших. Большой арсенал в Минас-Тирифе? Потому что, если мы должны спешить, мы поскачем налегке, захватив лишь пищу и воду, чтобы иметь силы в бою. — Мы давно собрали большой арсенал, — ответил Хургон. — Скачите налегке — и торопитесь! — Зови герольдов, Йомер, — обернулся к юноше князь. — Пусть всадники строятся! Йомер вышел — и сразу в Урочище зазвенели трубы, и им ответило снизу многоголосье рогов; но голоса их были не так чисты и смелы, как послышалось Мерри ночь назад. Тускло и резко звучали они в давящем воздухе. Князь повернулся к Мерри. — Я иду на войну, мастер Мерриадок, — сказал он. — Еще немного — и я вступлю на ее тропу. Я освобождаю тебя от службы — но не освобождаю от дружбы. Ты останешься здесь и, если пожелаешь, будешь служить Йовин — она правит роандийцами в мое отсутствие. — Но… но, сьер, — вскинулся Мерри. — Я предложил вам свой меч… Я не хочу так расстаться с тобой, князь Теодэн! Все мои друзья ушли в бой, и стыдно мне оставаться позади. — Но кони наши быстры и высоки, — попытался вразумить его Теодэн. — И, хоть душа твоя велика, ты не сможешь скакать на них. — Тогда привяжите меня к спине одного из них, или подвесьте к стремени, или… не знаю, но сделайте что-нибудь! Бежать придется долго, но я побегу, если не смогу скакать верхом — пусть даже ноги мои отвалятся.