Потом вдали послышался шум. Сперва он подумал, что сильный ветер шумит в листве, но сразу понял — нет, это не ветер, это гудит дальнее Море — звук, которого он никогда не слышал в яви, но который часто тревожил его сны. Вдруг он оказался в пустоте. Леса не было. Он стоял во тьме на поросшей вереском пустоши, и странный соленый запах щекотал ноздри. Взглянув вверх, он увидел прямо перед собой высокую белую башню, одиноко стоящую на скале. Огромное желание подняться туда и увидеть Море охватило его, и он начал карабкаться по скале к башне; как вдруг небо озарилось молнией и грянул гром. Глава 6 Предвечный Лес Фродо проснулся внезапно. В комнате было по-прежнему темно. В дверях стоял Мерри — в одной руке он держал свечу, другой стучал о косяк. — Что случилось?.. — растерянно спросил Фродо; он еще не оправился от потрясения. — Что случилось! — повторил Мерри. — Пора вставать. Сейчас половина пятого и жуткий туман. Подымайся! Сэм уже готовит завтрак. Даже Пин на ногах. Я иду седлать пони. Разбуди этого соню Толстика. Пусть хоть проводит нас. К шести часам пятеро хоббитов были готовы в путь. Толстик Боббер зевал. Они тихо выбрались из дому. Мерри шел впереди, ведя в поводу груженого пони — по тропинке через рощу за домом и напрямик по полям. Листва деревьев блестела, с веток срывались капли; трава была серой от ледяной росы. Все было тихо, и дальние звуки казались близкими и ясными: где-то болтали в птичнике куры, кто-то хлопнул дверью далекого дома. Пони стояли в сарае: крепкие маленькие лошадки любимой хоббитами породы — не быстрые, но способные на долгий и тяжкий труд. Беглецы уселись верхом, и вскоре ехали в туман — он неохотно раздавался перед ними и наглухо смыкался позади. Через час медленной молчаливой езды впереди вдруг смутно встала Отпорная Городьба, высокая, окутанная серебристой паутиной. — И как же вы через нее переберетесь? — спросил Фредегар. — Иди за мной! — сказал Мерри. — Увидишь. Он повернул влево вдоль Городьбы, и скоро они подъехали к месту, где та загибалась внутрь и шла по краю ложбины. На небольшом расстоянии от Городьбы был вырыт ров — он полого уходил в землю. Стены его были выложены кирпичом, они поднимались отвесно вверх и вдруг сомкнулись, став аркой, а ров сделался ходом, что шел в глубине под Городьбой и выводил в ложбину на другой стороне. Здесь Толстик Боббер остановился. — До свиданья, Фродо! — сказал он. — И зачем тебе лезть в этот Лес?.. Ну ладно, будем надеяться, до конца дня спасать тебя не придется, а там, глядишь, и Лес кончится. Удачи тебе — сегодня и каждый день! — Если впереди не окажется ничего страшней Предвечного Леса — я и впрямь буду везунчиком, — отозвался Фродо. — Скажи Гэндальфу, пусть поспешит по Западному Тракту: мы скоро опять на него выйдем. — До свиданья! — крикнули они, съехали по склону и исчезли во рву. Там было темно и сыро. В дальнем конце ход закрывался воротами с толстыми железными полосами. Мерри спешился и отворил створки, а когда все проехали — захлопнул их. Они с лязгом сошлись, и замок щелкнул. Звуки были зловещи. — Ну, — сказал Мерри, — вот мы и выехали из Края. Вот он, перед нами — Предвечный Лес. — Неужто все рассказы о нем — правда?.. — поежился Пин. — Смотря какие рассказы, — откликнулся Мерри. — Если ты про те сказки, что Толстику в детстве сказывали — о гоблинах, волках-оборотнях и всем таком — тогда нет. Я, во всяком случае, в них не верю. Но Лес этот и правда место нечистое. В нем всё — живое, всё — думающее — не то, что в Крае. И деревья его не любят чужих. Они следят за тобой. Обычно просто следят, не больше. Самые злобные могут уронить сук, выставить корень или зацепить веткой. Но это днем. А ночью они оживают. Мне довелось пару-тройку раз быть там в темноте — и то лишь возле Городьбы. Я решил тогда, что деревья шепчутся друг с другом, обмениваются новостями и замыслами на неведомом языке; а ветки качались и будто шарили — безо всякого ветра. Говорят еще, деревья могут двигаться, окружают путников и глотают их. Кстати сказать, когда-то давно они осадили Городьбу: подступили, вросли рядом с ней и навалились все разом. Но хоббиты вышли и порубили сотни деревьев, а потом развели огромный огонь и выжгли часть Леса к востоку от Городьбы. Деревья отступили — но стали очень недружелюбны… А Пожарная Прогалина и сейчас еще не заросла — она где-то недалеко от опушки. — А что, опасны только деревья? — спросил Пин. — Слыхал я, живут в Лесу и на той стороне разные странные твари, — сказал Мерри, — но видеть их мне не приходилось. Однако кто-то протаптывает тропы. Когда бы вы ни вошли в лес — обязательно наткнетесь на четкую дорожку; но время от времени они сдвигаются и изменяются. Недалеко от этого хода долго была широкая тропа до Пожарной Прогалины, а оттуда — почти как нам надо: к востоку и чуть к северу. Ее-то я и хочу отыскать. *** Хоббиты ехали широким оврагом. В дальнем его конце чуть видная тропка шла к опушке Леса — но исчезла, едва введя их под деревья. Позади сквозь густеющую чащу виднелась темная полоса Городьбы. Впереди были только деревья — бессчетные, всевозможных размеров и форм: прямые, изогнутые и склоненные, приземистые и стройные, гладкие и шишковатые или ветвистые; все стволы покрывал тускло-зеленый мох и серые слизистые наросты. Один только Мерри казался веселым. — Ты бы лучше искал тропу, — сказал ему Фродо. — Нам нельзя ни терять друг друга, ни забывать, где Городьба. Они выбрали дорогу, и пони побрели вперед, осторожно обходя скорченные переплетенные корни. Подлеска не было. Земля неуклонно поднималась, и деревья, казалось, становились все выше, мрачнее, гуще. Стояла совершенная тишь — лишь изредка с недвижной листвы срывались капли воды. Ветки не шевелились, но у всех путников было неуютное чувство, что за ними наблюдают — с неодобрением, неприязнью, почти враждой. Чувство это росло, пока они не стали озираться и оглядываться, будто ожидая внезапного удара. Тропы все еще не было видно, а деревья то и дело преграждали им путь. Пин почувствовал вдруг, что не может больше выносить этого. — Ой, ой! — неожиданно завопил он. — Я ничего не замышляю! Пропустите меня, пожалуйста! Остальные испуганно замерли; но крик оборвался, точно заглушенный толстым покрывалом. Ни эха, ни ответа — только деревья сдвинулись еще плотнее, да взгляд их стал еще пристальней. — Я бы на твоем месте не кричал, — заметил Мерри. — Никакой пользы от этого не будет, а навредить может. Фродо начал уже размышлять, удастся ли им вообще отыскать дорогу, и прав ли он был, поведя всех в этот мерзкий лес. Мерри осматривался и, казалось, был совсем не уверен, в какую сторону двигаться. Пин это заметил. — Быстро же мы заблудились, — сказал он; но в эту минуту Мерри облегченно присвистнул и указал вперед. — Ну-ну! Деревья-то эти и правда движутся. Вон она, Пожарная Прогалина, перед нами, а тропинка к ней неизвестно куда и ушла! Посветлело. Внезапно они выехали из-под деревьев и оказались на широкой круглой поляне. Над ними, к их удивлению, ясно голубело небо — в лесу они не увидели, как настало утро и поднялся туман. Солнце, однако, было еще не так высоко, чтобы осветить прогалину, хотя лучи его уже тронули верхушки деревьев. По краям поляны листва была гуще и зеленее, ограждая ее почти сплошной стеной. Ни одно дерево не росло там — только жесткая трава да много тонких побегов: стелющийся болиголов и дикая петрушка — травы пожарищ, прорастающие в пушистой золе, буйный чертополох и крапива. Унылое место; но оно казалось красивым и радостным после глухого Леса. Хоббиты приободрились и с надеждой поглядывали на все больше светлеющее небо. На другой стороне прогалины стена деревьев раздавалась, и туда уходила широкая тропа. Она бежала по лесу — и вокруг нее не было чащи, хотя иногда деревья придвигались и отбрасывали на нее темные тени. По этой тропе они и поехали. Они все еще двигались вверх, но двигались быстрее, и на сердце у них полегчало. Лес, казалось им, отступил и пропустит их. Но немного погодя воздух стал тяжелым и жарким. Деревья опять сомкнулись, и впереди ничего не было видно. И злая воля Леса навалилась на них еще сильнее, чем прежде. Было так тихо, что шаги их лошадок, шуршащие в палой листве и изредка задевающие корни, громом отдавались в ушах. Фродо попытался запеть — но с губ слетело лишь бормотанье: Когда войдешь ты в темный лес — Не бойся! Ведь придет конец Чащобе — и увидишь ты Холмы, поляны и цветы Луны закат, зари восход И дня уход, и дня приход. Когда-нибудь погибель ждет Все чащи… — — едва он пропел это, как голос его прервался. Воздух стал таким плотным, что произносить слова было мучительно трудно. С нависшего над дорогой дерева, чуть не задев путников, с треском свалилась толстая ветка. Деревья впереди сомкнулись окончательно. — Не по нраву им все это — про конец да погибель, — заметил Мерри. — Я бы сейчас больше не пел. Погоди, пока выберемся — на опушке мы им все вместе споем! Говорил он бодро; если он и волновался, то не показывал этого. Остальные не ответили. Они были угнетены. Тяжкий вес все сильнее давил душу Фродо, и хоббит с каждым шагом вперед все больше сожалел о минуте, когда усомнился в угрозной силе деревьев. Он был уже готов остановиться и повернуть назад (если только это было возможно), но тут дело приняло другой оборот. Тропа перестала карабкаться и пошла почти ровно. Темные деревья разошлись в стороны. Перед путниками в небольшом отдалении зеленела вершина холма — голая, точно лысая голова над окружающим лесом. Тропинка вела прямо к ней. Они снова поспешили вперед, радуясь мысли хоть на время подняться над пологом леса. Дорога нырнула вниз, потом опять пошла вверх — и оборвалась у крутого склона, канув в дерн. Лес стоял кругом, как волосы, вставшие дыбом вокруг бритой макушки. Хоббиты повели лошадок наверх — и вскоре были на вершине. Там они остановились и огляделись. В мерцающем, просвеченном солнцем воздухе висела дымка; и вдали ничего было не разглядеть. Поблизости тумана почти не было; он залег в лесных оврагах, а в глубокой лощине, прорезавшей Лес, по-прежнему белесым дымом курилась мгла. — Вон там, — показал на нее Мерри, — Волглый Лог и река Ветлянка. Она течет с Могильников, бежит через самое сердце Леса и впадает в Брендидуим пониже Сенного Ложка. Но только нам туда совсем не надо. Долина Ветлянки — самое гиблое место во всем лесу. Из нее-то, говорят, и ползет все здешнее лихо. Они взглянули, куда он указывал, но не увидели ничего, кроме тумана над Волглым Логом; а за ним терялась из виду южная половина Леса. Солнце пригревало все жарче. Было, должно быть, не меньше одиннадцати часов, но осеннее марево все еще затуманивало дали. На западе не видно было ни Городьбы, ни долины Брендидуима за ней. На север они глядели с наибольшей надеждой — но не смогли разглядеть ничего похожего на Великий Западный Тракт, к которому стремились. Они были на острове среди древесного моря, и горизонт был скрыт. С юго-востока был крутой обрыв, как будто склоны холма уходили далеко вниз, точно это и в самом деле была вставшая над морем скала. Хоббиты сидели на зеленом краю и ели, глядя на лес под собой. Когда солнце поднялось и миновал полдень, они разглядели далеко на востоке серо-зеленые ряды Могильников, что лежали за Вековечным Лесом — и обрадовались: хорошо было увидеть что-то кроме леса, хоть идти они туда и не собирались: Могильники пользовались в Крае не лучшей славой, чем сам Лес. Наконец они снова собрались в дорогу. Тропа, что привела их к холму, вновь показалась с северной стороны, но не успели они поехать по ней, как заметили, что она сворачивает вправо. Вскоре она пошла под уклон, и хоббиты поняли, что она уводит к долине Ветлянки — вовсе не туда, куда им надо. Посовещавшись, они решили сойти с тропы и пробиваться к северу; потому что, хоть они и не увидели его с вершины холма, Тракт лежал там, и до него, наверное, было не так уж далеко. И потом, на севере и слева от тропы земля казалась суше, а дубы, ясени и другие неведомые деревья густого леса сменялись тонкими соснами и елями. Поначалу выбор их казался верным: они ехали быстро, хоть им и чудилось, когда они видели солнце, что они непонятно как уклонились к востоку. Но прошло немного времени — и деревья опять начали смыкаться, как раз там, где издалека казались реже и тоньше. Потом вдруг дорогу прорезали глубокие трещины, похожие на колеи от огромных колес или на широкие рвы, давно заброшенные и заросшие куманикой. Они то и дело пересекали их путь, и миновать их можно было только спускаясь вниз и снова поднимаясь, а с лошадьми делать это било очень трудно. Всякий раз, спустившись, они попадали в заросли кустарника и густой подлесок, который почему-то ни как не пускал их влево, и раздавался только если сворачивали направо; приходилось идти по дну, отыскивая дорогу наверх. С каждым новым подъемом лес делался все темней и гуще; и все трудней было отыскивать дорогу влево и наверх — их упорно заворачивало вправо и вниз. Через час-два они потеряли всякое представление о направлении, хоть и хорошо знали, что давно уже не идут на север. Их повернуло — и они просто шли, куда их ведут: на юг и восток, в самое сердце Леса. День тянулся медленно; наконец они сошли — почти скатились — в овраг, который был шире и глубже всех. Он был таким крутым и заросшим, что выбраться из него оказалось невозможно — для этого пришлось бы бросить и лошадок, и груз. Им ничего не оставалось как пойти по оврагу. Земля стала мягкой, а временами — и просто болотистой; в склонах пробивались родники, и вскоре хоббиты шли вдоль ручья, журчащего и ворчащего в травяном русле. Потом земля резко пошла под уклон, а ручей набрал силу, громко шумел и быстро тек вниз. Они были в глубоком ущелье, тускло освещенном, с высоким сводом деревьев над головой. Они шли, запинаясь, вдоль потока — и внезапно вышли из мглы. Будто сквозь дверь, блеснуло перед ними солнце. Подойдя к проёму, они поняли, что идут по глубокой расселине в крутом берегу, почти обрыве. У его подножия лежала долина, заросшая травой и рогозом, а вдали виднелся другой обрыв. Золотистый послеполуденный свет теплым сонным маревом заливал лог. Посередине лениво извивалась темная река. Над ее бурой водой нависли старые ивы — они склонялись к реке, перегораживали ее, тысячами опавших ивовых листьев плыли по ней. И воздух был полон ими, потому что по долине дул теплый ласковый ветер, и тростник шуршал, а стволы деревьев скрипели. — Ну, теперь я знаю, куда нас занесло! — сказал Мерри. — Мы зашли совсем в другую сторону. Это река Ветлянка! Пойду осмотрюсь. Он вышел на солнце и скрылся в высокой траве. Через некоторое время он вернулся и рассказал, что между рекой и обрывом земля довольно твердая; кое-где плотный дерн подходит прямо к воде. — И знаете, — добавил он, — там, похоже, тропка вдоль берега есть, и как раз на нашей стороне. Ежели мы пойдем по ней налево — в конце концов непременно выйдем к восточному краю Леса. — Выйдем, пожалуй! — ехидно заметил Пин. — Если только раньше не зайдем в болото или еще куда похуже. Кто хоть эту тропку протоптал, и зачем? Небось не для нашего удобства. Не доверяю я ни этому Лесу, и ничему в нем; вообще, кажется, все истории о нем — правда… И сколько же нам топать по ней? — Понятия не имею, — сказал Мерри. — И в каком мы месте Ветлянки — тоже не знаю, и кто по этой тропке ходит. Но другого выхода придумать не могу.