Прямиком — к Тому в дом! Всем гостям здесь рады! Том отправился вперед, чтоб зажечь лампады Солнце быстро вниз ползет; если вам придется Ощупью идти во тьме — двери растворятся, Из окошек упадет желтый луч на тропку. Ну, вперед! Не бойтесь тьмы! Не дрожите робко! Том идет впереди: вас никто не тронет! Поспешайте же, друзья! Песня вас проводит! После этого хоббиты ничего уже больше не слышали. Почти сразу солнце скрылось за деревьями. Им подумалось о косом вечернем свете, мерцающем на воде Брендидуима, и о сотнях огней в окнах Пряжбери. Вокруг лежали великанские тени; стволы и ветви с мрачной угрозой нависли над тропой. Над рекой заклубился белесый туман и пополз к корням прибрежных деревьев. Из под самых ног путников поднимались мглистые дымы, мешаясь с быстро наступающими сумерками. Идти по тропе становилось все труднее; к тому же они очень устали. Ноги точно налились свинцом. Странные невнятные шумы шелестели в кустах и тростниках; а если хоббиты взглядывали наверх — они замечали грубые шишковатые лики, что мрачно хмурились в сумерках и косились на них с высоты берега и лесных опушек. Им чудилось, что все вокруг призрачно, что они бредут сквозь кошмарный сон — и никогда не проснутся. Шаг их все замедлялся; но едва они хотели остановиться, как заметили, что тропа тихо повела вверх. Река начала журчать. Они увидели во тьме мерцание брызг над маленьким водопадом. Потом деревья вдруг кончились, а мгла отстала. Они вышли из Леса — перед ними вольно расплескался широкий луг. Река, теперь мелкая и быстрая, бежала им навстречу, поблескивая в свете сияющих в небе звезд. Трава под ногами была короткой и мягкой, словно ее стригли или косили. Опушка Леса была подровнена, как изгородь. Тропу с обеих сторон ограждали камни. Она взошла на зеленый бугор, серый в бледном ночном свете; и оттуда они увидели высоко над собой, на дальнем склоне, сверкающие окна дома. Дорожка опять спустилась и поднялась к долгому ровному откосу. Внезапно из открытых дверей ударил сноп золотистого света. Перед ними был дом Тома Бомбадила — внизу, вверху, под холмом. За ним лежал крутой голый откос, а дальше гордо высились в ночи темные спины Могильников. Все — и хоббиты, и пони — заторопились вперед. Половины усталости и страхов как не бывало. «Засыпай, Волглый Лог!» — выкатилась к ним песня: Эй! Усни, Волглый Лог! Тут сегодня гости! Малыши, где вы там? Ничего не бойтесь! Час веселья наступил! Так споем же вместе! А потом зазвучал другой голос — серебристый и нежный, как песня ночной реки, юный и древний, как Весна: Луч навстречу из дверей! Пусть начнется песня! Песнь о звездах и Луне, солнце и туманах, О дожде и облаках, и лесных полянах, О росинках на листве, ряби на озерах, Ветре, что поет в холмах, и степных просторах, Камышах и траве, что зовут друг друга Вам споют Бомбадил и его подруга! Песня смолкла. Хоббиты вошли и остановились на пороге, и золотистый свет облил их. Глава 7 В доме Тома Бомбадила Четверо хоббитов переступили широкий каменный порог и остановились, моргая. Они были в длинной низкой комнате, полной света — с потолочных балок свешивались лампадки, а на гладком темного дерева столе горели долгие желтые свечи. В дальнем конце комнаты, лицом к двери, сидела в кресле женщина. Ее длинные светлые волосы струились по плечам; платье на ней было зеленое, как молодой тростник, и все в серебре, будто в каплях росы; а пояс был золотой — цепь из ирисов и незабудок. У ее ног в коричнево-зеленых глиняных сосудах плавали белые водяные лилии — и она, казалось, сидела на троне посреди озера. — Входите, дорогие гости! — сказала она, и хоббиты узнали голос, что пел им. Они неуверенно шагнули раз, другой, и принялись низко кланяться, чувствуя себя страшно неуклюжими — будто постучались попросить воды в простой придорожный дом, а им отворила эльфийская дева в цветочном уборе. Но не успели они слова сказать, как она поднялась и со смехом подбежала к ним; и на бегу платье ее шуршало тихо, как ветер в прибрежных травах. — Входите же! — повторила она, взяв Фродо за руку. — Смейтесь и веселитесь! Я Золотинка, дочь Реки. — Обойдя их, она прикрыла дверь и отвела тьму за нею гибким движением белых рук. — Затворимся от ночи! — молвила она. — Вы, должно быть, все еще боитесь мглы, теней деревьев и диких тварей лесных. Не бойтесь! Этой ночью вы под крышей Тома Бомбадила. Хоббиты в изумлении смотрели на нее; и она обвела их взглядом и улыбнулась. — Дивная Золотинка! — сказал, наконец, Фродо, чувствуя, как сердце его трогает необъяснимая радость. Он стоял, застыв, как застывал порой, завороженный голосами эльфов; но чары были иными: радость была менее острой и возвышенной — но более глубокой и ближе душе смертного; столь же чудесной — и однако понятной. — Дивная Золотинка! — начал он снова. — Теперь мне понятна радость, что слышалась в песнях! О гибкий ивовый росток! Ты чище родника! Тростинка в заводи лесной! Прекрасна и легка! Нежна, как солнечный денек, быстра, как мать-река! Весенний звон, ты на воде — дыханье ветерка! — Вдруг он осекся и смолк; так велико было его удивление — вот уж не ожидал он от себя таких слов! А Золотинка засмеялась. — Добро пожаловать! — проговорила она. — А я и не знала, что народ Края так красноречив! Но ты, я вижу, друг эльфов — блеск твоих глаз и звон голоса говорят об этом. Веселая встреча!.. Садитесь, подождите хозяина. Он сейчас будет, он с вашими лошадьми; они ведь тоже устали. Хоббиты радостно сидели в низких креслах с плетеными сиденьями, а Золотинка хлопотала у стола; и глаза их следовали за ней — тонкая грация ее движений приводила их в восторг. Откуда-то из-за дома донеслась песня. То и дело слышалось «Волглый Лог», «Веселый Лог», «звонче звон!»; и среди всего этого все время повторялись слова: «Старый Том Бомбадил — знатный весельчак; В куртке синевы небес, в желтых башмаках…». — Прекрасная госпожа, — сказал Фродо немного погодя. — Ответь, если вопрос мой не покажется тебе глупым: кто такой Том Бомбадил? — Он — это он, — Золотинка остановилась на миг и улыбнулась. Фродо вопросительно взглянул на нее. — Он таков, каким вы его видели, — ответила она его взгляду. — Господин леса, вод и холмов. — Значит, весь этот диковинный край принадлежит ему? — Нет, что ты! — Улыбка ее погасла. — Это была бы тяжкая ноша, — добавила она тихо, словно бы про себя. — Деревья, и травы, и всё, что растет и живет здесь, принадлежит себе. Том Бомбадил — Господин. Никто никогда не ловит старого Тома — бродит ли он по лесу, плавает ли в воде, скачет ли по вершинам холмов. Для него нет страха. Он — Господин. Дверь растворилась, и вошел Том Бомбадил. Шляпы на нем не было, густые каштановые волосы украшала корона из осенних листьев. Он засмеялся и, подойдя к Золотинке, взял ее за руку. — Вот она, моя хозяйка! — сказал, он, кланяясь хоббитам. — Вся в зеленом серебре, с поясом цветочным! Стол накрыт? Я вижу мед, масло и молочник, белый хлеб, желтый сыр, ягоды и травы. Значит, все на столе! Ужинать пора нам. — Ужин готов, — сказала Золотинка. — А гости — готовы ли ужинать? Том хлопнул в ладоши и весело удивился самому себе: — Ах, Том, позабыл! Гости ведь устали. Ну, идемте, малыши, надо вам умыться. Том вас оживит, смоете печали. С плеч долой грязь и мрак! Освежите лица. Том открыл дверь, и они потянулись за ним — до конца коридора и за угол, в низкую комнату с покатым потолком. Ее каменные стены были завешаны зелеными коврами и желтыми занавесями. Плиточный пол устилал свежий тростник. Четыре мягких тюфяка с горой белых одеял на каждом лежали вдоль одной из стен. У другой стояла длинная скамья, уставленная широкими глиняными тазами и кувшинами с холодной и горячей водой. У каждой постели стояли зеленые домашние туфли. Вскоре, умытые и освеженные, хоббиты сидели за столом, по двое с каждой стороны, а на торцах — Золотинка и Том. Ужин был веселым. Хотя хоббиты ели, как могут есть только изголодавшиеся хоббиты, еды не убывало. Питье в их стаканах — на вид и вкус простая ключевая вода — радовало сердце и развязывало язык не хуже вина. Гости сообразили вдруг, что весело поют, будто петь для них легче и естественней, чем говорить. Наконец Том и Золотинка поднялись и быстро убрали со стола. Гостям велено было сидеть, как сидели — и они отдыхали в креслах, положив усталые ноги на скамеечки. В большом камине пылал огонь, и в воздухе плыл от него сладкий яблочный дух. Когда все было убрано, свет потушили — кроме небольшого фонарика да двух свечей на каминной полке. Подошла Золотинка со свечой в руке и пожелала им доброй ночи и глубокого сна. — Отдыхайте до утра, — сказала она. — Не бойтесь ночных шорохов! Сквозь наши окна пробивается лишь звездный да лунный свет, а в дверь стучит только ветер с холмов. Спите спокойно! — и, шурша и мерцая, она вышла. Шаги ее звучали тихим плеском дремлющей в ночи реки. Том сидел рядом с ними и молчал — а они пытались набраться смелости и задать хоть один из тех вопросов, на которые он намекал за ужином. Глаза их слипались. Наконец Фродо заговорил: — Слышал ты мой зов. Господин, или случайно пришел вовремя? Том вздрогнул, как человек, пробужденный ото сна. — За песней зова не слыхать. Да, я пришел случайно… Но сам реши — то случай ли? Ведь мы о вас слыхали. Но нам казалось, вы еще в низовиях Ветлянки. Все тропы Леса к ней ведут. А старый дед Ветельник — баюн могучий и крутой. И не иди я мимо — вам, малыши, не избежать его тенет ветвистых. Но если бы не озерко — меня бы вам не встретить… — Голова Тома качнулась, точно сон опять одолел его; но он тихо продолжал нараспев: У меня в тех местах было дело: