Когда он снова пришел в себя, то какое-то время не мог вспомнить ничего, кроме чувства ужаса. Потом вдруг понял, что в заточении, попался — и безнадежно. Он в Могильнике. Умертвие схватило его, он, должно быть, уже находится под его страшными чарами, о которых ходили глухие мрачные слухи. Он не решался двинуться и лежал, как очнулся: спиной на холодном камне, руки сложены на груди. Но, хотя ужас его был так велик, что, казалось, пронизывал все вокруг, Фродо обнаружил, что думает о Бильбо — о его рассказах, прогулках вместе с ним в лугах Края, и беседах о дорогах и приключениях. В груди самого толстого и робкого хоббита таится (подчас очень глубоко) зерно мужества — но нужна действительно смертельная опасность, чтобы оно проросло. Фродо же не был ни очень толстым, ни очень робким; правду сказать, хоть он этого и не знал — Бильбо (и Гэндальф) считали его лучшим хоббитом в Крае. Приключение его подошло к концу, думал он, и к страшному концу — но думы эти сделали его тверже. Он чувствовал, что напрягся, как для прыжка; он не был больше безвольной жертвой. Пока он раздумывал и брал себя в руки, тьма медленно таяла: бледный зеленоватый свет рос вокруг. Сначала хоббит не видел, где находится — свет, казалось, исходил от него самого, или от пола под ним, и не достиг еще потолка или стен. Фродо повернулся — и в холодном зареве увидел лежащих рядом Сэма, Мерри и Пина. Их обращенные к потолку лица были мертвенно-бледны; кругом навалены груды сокровищ. На головах — золотые обручи, на поясе — золотые цепи, на пальцах — кольца. Сбоку у каждого — меч, в ногах — щит. И еще один меч — обнаженный — поперек горла у всех троих. *** Внезапно зазвучала песня. Голос — отдаленный и невыносимо жуткий — то тонко звучал откуда-то с высоты, то отдавался низким подземным стоном. Из бесформенного потока печальных и страшных звуков складывались слова — мрачные, тяжкие, холодные слова, жестокие и жалкие. Тьма злобилась на свет, которого была лишена, холод, тоскуя по теплу, проклинал его. Мороз пробрал Фродо до костей. Немного спустя песня стала яснее, и он с ужасом понял, что это заклятие. В сердце лед и в жилах лед, Смертный сон тебя скует, Хладен камень, тяжек гнет, Черный день во сне грядет, Черный свет чернее тьмы Черной мглой опутан мир, В черной бездне черный трон Черной Силе присужден. Позади послышались скрип и треск. Приподнявшись, Фродо оглянулся — и в бледном свете увидел, что они находятся в проходе, который как раз за ними сворачивает за угол. Из-за угла тянулась длинная рука, костистые пальцы ее подбирались к Сэму, лежащему с краю — к эфесу меча на его горле. Сперва Фродо ощутил, будто заклинание и вправду обратило его в камень. Потом вдруг бешеное желание освободиться охватило его. Он наденет Кольцо — Умертвие потеряет его, а там уж он как-нибудь выберется из могилы. Он представил, как бежит по траве, обливаясь слезами, оплакивая Сэма, Мерри и Пина — но сам-то живой и свободный. И никто, даже Гэндальф, не упрекнет его… Но мужество сурово подсказывало иное: нет, хоббиты не бросают друзей в беде. Он колебался, схватившись за карман, и снова боролся с собой, а рука подбиралась все ближе. Вдруг решимость окрепла в нем — он схватил короткий меч, что лежал рядом, вскочил на колени и перегнулся через тела товарищей. Изо всех сил ударил он по запястью руки — и перерубил его; но в тот же миг меч обломился у эфеса. Раздался пронзительный вопль, свет потух. Из тьмы донеслось рычание. Фродо упал вперед на Мерри — лицо того было холодно. И сразу же вспомнилось ему то, о чем он совсем позабыл в тумане — дом на склоне холма и поющий Том. Он припомнил песню, которой Том научил их. Тонким дрожащим голосом он начал: — Старый Том Бомбадил… — и голос его будто налился силой, зазвучал звонко и чисто — и, точно трубам и барабанам, откликнулись темные своды. Старый Том Бомбадил! Ты услышь наш зов В камышах и в лесу, в шепоте ветров, На холмах и в степи, в солнце или в стужу, Где б ты ни был — приходи! Ты нам очень нужен! И — тишина. Фродо слышал, как колотится сердце. После долгого томительного молчания ясно, но издалека, словно из-под земли или сквозь толщу стен, донеслась ответная песнь: Старый Том Бомбадил — знатный весельчак. В куртке синевы небес, в желтых башмаках. никому не поймать Тома-Господина: Стоит песне зазвучать — мигом лихо сгинет. Что-то загрохотало, точно сыпались и раскатывались камни — и вдруг внутрь хлынул свет — настоящий живой свет дня. В глубине склепа у ног Фродо открылся низкий проем — и в нем появилась голова Тома (шляпа, перо и все прочее), обрамленная алыми лучами восходящего солнца. Свет упал на пол и на трех хоббитов, лежащих рядом с Фродо. Они не двигались, но мертвенный оттенок покинул их лица. Теперь казалось, что они просто глубоко спят. Том наклонился, снял шляпу и вошел в склеп с песней: Солнце усыпило лживое надгробье! Сгиньте, вражьи силы, каньте черной кровью! Мирный сон — могиле, прочь к своим пределам! Скверну поразили солнечные стрелы. Сгиньте, улетая в грохоте сражений! Гонит смерть живая мертвой смерти тени. При этих словах раздался крик и часть дальнего конца склепа с грохотом рухнула. Потом донесся пронзительный вой — и истаял вдали; и — тишина. — Ну-ка, Фродо, вылезай скорей! — сказал Том. — Помоги мне вынести друзей! Вдвоем они вынесли Мерри, Пина и Сэма. Выходя из склепа в последний раз, Фродо увидал отрубленную руку — она все еще копошилась, как раненый паук, в куче осыпавшейся земли. Том снова нырнул внутрь — послышался топот и тяжелые удары. Том вышел, неся в руках груду сокровищ — золотых и серебряных, медных и бронзовых; множество бус, цепей и драгоценных брошей. Он взобрался на зеленый курган и высыпал их на вершине на солнышко. Он стоял там со шляпой в руке — ветер шевелил его волосы — и смотрел вниз, на трех хоббитов, что лежали на спине на траве с западной стороны Могильника. Подняв правую руку, он проговорил ясно и повелительно: — Проснитесь, милые друзья! Разрушен злой курган! Согрейтесь, тело и душа! Обманный камень пал; Раскрыты Черные Врата; рука отсечена, Смерть черным смерчем унеслась. Очнитесь ото сна! К великой радости Фродо хоббиты зашевелились, потянулись, начали тереть глаза — и вдруг вскочили. Они в изумлении смотрели то на Фродо, то на Тома, стоявшего над ними на вершине кургана, то на себя самих — в древних белых саванах и золотых коронах, со звенящими цепями вместо поясов. — Что это?.. — начал Мерри, ощупывая золотой обруч, который сполз ему на глаза. Потом вдруг осекся, и тень набежала на его лицо; он закрыл глаза. — Помню, помню! — сказал он. — Вечером напали они, и было их не счесть… Ах! Стрела пронзила мне сердце!.. — он схватился за грудь. — Нет! Нет! — проговорил он, открывая глаза. — Что я говорю? Я, верно, брежу… Куда ты подевался, Фродо? — Заблудился, — ответил Фродо. — Но не будем об этом! Давайте думать, что делать сейчас. Идем дальше! — В этаких-то нарядах?! — влез Сэм. — Где моя одежка? — Он сорвал обруч, пояс, кольца и побросал на траву; и стоял, беспомощно оглядываясь, будто ожидал увидеть на ближнем пригорке свой плащ, куртку, брюки и все остальное. — Вам одежку не найти! — сказал Том, спрыгивая с Могильника и со смехом танцуя вокруг них. Можно было подумать, что ничего опасного и страшного не произошло; и действительно, ужас таял в их душах, когда они глядели на веселый блеск томовых глаз. — А почему нет? — полуиспуганно-полуозадаченно спросил Пин. — Что ты хочешь сказать? Но Том покачал головой. — Снова видите вы свет — радуйтесь, что живы! Вы могли и утонуть в черной тьме могилы. А одежка — ерунда. И не вспоминайте. Грейтесь в солнечных лучах, солнцу улыбайтесь. Искупайтесь в росе, прочь лохмотья смерти! Том охотиться пошел — вы ж пока погрейтесь, — он подпрыгнул и побежал с холма, насвистывая и напевая. Глядя ему вслед, Фродо видел, как он с призывной песней бежит к югу по зеленой лощине между их холмом и соседним. — Эй, там! Где вы там? Вы куда пропали? Вверх, вниз, вдаль иль вблизь от меня сбежали Остроглаз, Тонконюх, Свистохвост, Чубарый, Крошка Белые Носки и Дружок мой старый!