А у кабатчика жил пес: Смеяться был мастак. Он шутки слушать обожал, При этом весело визжал И ржал, как волколак. Была еще корова там — Короною рога — Что, слыша скрипки пьяный стон, Пускалась в пляс, крутя хвостом, И мчалась на луга. О! Ряд тарелок на стене И ящик серебра! Особый к праздникам прибор: Его полировал весь двор С утра и дотемна. Возничий упился вконец И ныл премерзко кот, Посуда пляшет на столе, Корова скачет во дворе, Взахлеб собака ржет. Возничий кружку прихватил И грохнулся под стул; Во сне он видел темный эль, Под звездами была постель, Рассветный ветер дул. Тут конюх говорит коту: Мол, лунных жаль коней. Хозяин залил здесь мозги, Они же в небесах — одни, И Солнце — у дверей. На скрипке джигу кот сыграл — И мертвый бы ожил! Визжал, трубил и квакал он, Возничего же под столом Кабатчик теребил. Возничего, вкатив на холм, Впихнули в лунный челн; А кони грызли удила, Корова павой приплыла, И прибежал прибор. Еще быстрее заиграл На старой скрипке кот — Корова встала на рога, Взвивались кони в облака, Пустился в пляс народ. Порвались пять скрипичных струн, Прибор разбился вдрызг; Перескочив через Луну, Корова завопила: «М-му-у!», Глуша собачий визг. Челн выполз в небо над холмом, И Солнцу время встать. Она не верила глазам: Хоть день идет по небесам — Все завалились спать! Хлопали ему долго и громко. У Фродо был хороший голос, и песня понравилась. «Где старина Хмель? — кричали все. — Он должен это услышать! Пусть Боб выучит про этого кота-выпивоху, и мы потанцуем! — Они требовали еще пива и продолжали шуметь: — Повторите свою песню, сударь! Просим! Еще разок!» Фродо заставили выпить еще, а потом он опять начал песню, и многие подхватили; мотив был давно известен, а слова запоминались легко. Теперь пришел черед Фродо терять голову. Он начал приплясывать, а когда дошел до слов: «Перескочив через Луну, Корова завопила: «М-му-у!» — подскочил и сам. Слишком сильно: потому что опустился — бан-н-г-г! — прямо в полный кружек поднос, поскользнулся и с треском скатился со стола. Народ открыл уже было рот, чтоб засмеяться — да так и замер, не дыша: певец пропал. Просто исчез, словно сквозь землю провалился. Местные хоббиты в изумлении воззрились на пустоту, а потом громко воззвали к Хмелю Пахтарю. Слушатели отпрянули от Сэма и Пина — и те остались сидеть в углу одни под мрачными, подозрительными взглядами. Большинство считало их теперь товарищами странствующего колдуна, от которого неизвестно чего и ждать. Но один смуглый усадич глядел на них с подозрением и насмешкой — и это было очень неприятно. Потом он выскользнул из трактира вместе с косоглазым южанином: эта парочка весь вечер о чем-то шепталась. Почти сразу за ними ушел и привратник Горри. Фродо не знал, что делать. Он отполз под столами в темный угол, где сидел Бродник — тот не двигался и ничем не выдавал своих мыслей. Фродо прислонился спиной к стене и снял Кольцо. Он не мог бы сказать, как оно оказалось у него на пальце. Он вертел его в кармане, пока пел — наверное, оно как-то наделось, когда он резко вытащил руку, чтобы уберечься от падения. На миг он подумал, не сыграло ли с ним Кольцо само этой злой шутки; возможно, оно пыталось откликнуться на волю или приказ кого-то в зале. Не нравился хоббиту вид тех, кто ушел. — Ну? — сказал Бродник, когда он появился. — И зачем вы это сделали? Все разговоры ваших друзей не могли навредить больше! Прямо в капкан ногой. Или может — пальцем? — Не понимаю, о чем вы, — с досадой и тревогой сказал Фродо. — Отлично понимаете, — возразил Бродник. — Только лучше нам подождать, покуда шум не уляжется. Тогда, с вашего позволения, господин Торбинс, я хотел бы сказать вам несколько слов. — О чем это? — Фродо будто и не заметил, что его назвали настоящим именем. — О деле, важном для нас обоих, — ответил Бродник, глядя Фродо в глаза. — Быть может, то, что вы услышите, будет вам на пользу. — Хорошо, — проговорил Фродо, стараясь выглядеть безразличным, — я поговорю с вами — попозже. ***