Утром, впервые со дня выхода из Мерного Леса, они обнаружили ясно видимую тропу. Они повернули вправо и пошли по ней к югу. Тропа извивалась так хитро, точно пыталась остаться невидимой и с холмов, и с равнины. Ныряла в расщелины, таилась под крутыми откосами; а когда проходила по более открытым местам — по краям ее были навалены большие валуны и битый камень, что оградой скрывали путников. — Кто ее, интересно, проложил, и зачем? — сказал Мерри, когда они шли по одному из таких мест, где камни были необычно большими и плотно уложенными. — Что-то она мне не нравится: какой-то у нее… слишком замогильный вид, что ли… Есть на Заветри могильники? — Нет. Ни на Заветри, и нигде на этих холмах, — ответил Бродник. — Люди тут не жили — только держали оборону против чародейской напасти из Ангмара. Тропу эту проложили, чтобы обслуживать укрепления. Но задолго до того, в первые дни Северного Княжества, на Заветри возвели высокую сторожевую башню — Амон-Сул на древнем языке. Она сгорела и обвалилась — ничего не осталось от нее, кроме неровного круга камней, вроде грубой короны на вершине горы. Однако некогда она была высока и прекрасна. Г оворят, во дни Последнего Союза сам Элендиль стоял на ней, ожидая подхода Гиль-Галада. Хоббиты уставились на Бродника. Казалось, он знал древние предания не хуже троп в пустыне. — Кто такой Гиль-Галад? — спросил Мерри; но Бродник не ответил — он словно бы ушел глубоко в раздумья. И вдруг прозвучал тихий голос: Он был Верховным королем у эльфов, чей в Энноре дом, и победить лихую тьму Жестокий рок сулил ему. Сияло солнце на щите, Копье блистало в темноте, И меч без жалости разил Лихое сердце темных сил. Но, дланью огненной сражен, В пучину мрака канул он, И дух звездою воссиял, Покинув плоть меж черных скал. Они в изумлении обернулись: голос был сэмов. — А дальше? — нетерпеливо проговорил Мерри. — А дальше-то я и не знаю, — вспыхнув, признался Сэм. — Я его от господина Бильбо услышал, когда еще мальчонкой был. Он мне часто рассказывал истории вроде этой: знал, что мне все про эльфов интересно. Он и грамоте меня выучил. Он ведь чего только не знал, старый-то господин Бильбо! И стихи писал. И то, что я прочел, тоже он сочинил. — Он его не сочинял, — заметил Бродник. — Это отрывок из Песни о гибели Гиль-Галада. Бильбо, должно быть, перевел ее с Древнего Наречия. Я этого не знал. — Там еще много чего было, — сказал Сэм, — и все про Мордор. Я и учить того не стал, так мне было страшно. Никогда не думал, что мне выпадет самому туда идти! — Идти в Мордор! — воскликнул Пин. — Неужто и до этого дойдет? — Не надо об этом вслух! — оборвал его Бродник. Был уже полдень, когда они подошли к южному концу тропы и в бледном октябрьском свете увидели серо-зеленый вал, мостом перекинутый на северный склон горы. Дальше скрываться было невозможно; оставалось только надеяться, что ни врагов, ни шпионов поблизости нет. На горе ничто не двигалось. Если Гэндальф и был где-то здесь, знаков тому не было. На западной стороне Заветри нашлась укрытая лощина, на дне которой была низинка в форме чаши с травяными стенами. Там — с пони, мешками и поклажей — остались Сэм с Пином; остальные трое продолжили подъем. Через полчаса Бродник вышел на вершину; Фродо и Мерри, усталые, задыхающиеся, последовали за ним. Последний склон был каменист и крут. На вершине, как и говорил Бродник, стояло широкое кольцо древней каменной кладки, искрошенное и поросшее вековой травой. Но в центре была сложена из обломков камней пирамида. Она почернела, будто от огня. Дерн вокруг выгорел до корней, и всюду внутри кольца трава была опалена и сморщена, будто над вершиной пронеслось пламя; но нигде не было ничего живого. Стоя на краю развалин, путники видели окрест пустынные земли с небольшими островками рощ на юге, за которыми кое-где угадывался дальний блеск воды. Прямо под ними вилась лента древнего Тракта — бежала с запада и изгибалась вверх-вниз, пока не скрывалась за темной гранью восточных земель. Она была пуста. Следуя за ней глазами, хоббиты увидели Горы: холмы предгорий были темнобурыми; над ними поднимались высокие серые тени, а еще выше мерцали среди облаков белые пики. — Что за унылый вид! — проворчал Мерри. — Ни воды, ни укрытия… Ни Гэндальфа. Но я не сержусь на него, что он нас не дождался — если вообще был здесь. — Хотел бы я это знать, — отозвался Бродник, задумчиво оглядываясь кругом. — Даже если он побывал в Усаде на день-два позже нас, сюда он мог добраться раньше. В нужде он бывает очень быстр, — тут он вдруг осекся, глядя на верхний в пирамиде камень. Он был ровней и светлей других, точно огонь не тронул его Следопыт поднял его и покрутил в пальцах. — Его недавно держали в руках, — сказал он. — Что ты думаешь вот об этом? На ровной стороне Фродо разглядел какие-то царапины: — Вроде черточка, точка и еще три черты… — сказал он. — Черта слева может быть руной «Г» с тонкими штрихами, — проговорил Бродник. — Тогда это — метка Гэндальфа, хотя уверенности у меня нет. Царапины явные и выглядят совсем свежими. Но значить они могут и не то, могут и вообще не иметь к нам отношения. Следопыты тоже пишут рунами и часто бывают здесь. — А если это Гэндальф — что значит надпись? — спросил Мерри. — «Г — 3»…, - прочитал Бродник. — Гэндальф был здесь третьего октября, три дня назад. Это говорит еще и о том, что он очень спешил, а опасность была рядом: он не успел — или не рискнул — написать яснее. Ежели так — нам надо быть начеку. — Хотел бы я наверняка знать, что метка — его… — вздохнул Фродо. — Как-то спокойнее, когда он рядом — впереди или позади — все равно. — Возможно, — кивнул Бродник. — Что до меня — я уверен, что он был здесь — и встретил опасность. Здесь по всему прошлось пламя… и я вспоминаю зарево на востоке три ночи назад. Думаю, на вершине на него напали — но чем это кончилось, не знаю. Тут его нет, и в Светлояр нам предстоит пробиваться одним. — А далеко до Светлояра? — снова спросил Мерри, настороженно осматриваясь. С Заветри мир казался огромным и диким. — В милях не меряно, — сказал Бродник, — а говорят о том разное. Но я знаю, сколько времени надо на этот путь мне — при хорошей погоде и доброй удаче. Я трачу на него двенадцать дней; нам же, чтоб дойти до Переправы через Бруинен, где Тракт переходит Гремячь, что течет от Светлояра, надо не меньше четырнадцати: вряд ли нам позволят идти по Тракту. — Четырнадцать дней! — повторил Фродо. — За это время может случиться многое. — Может, — спокойно согласился Бродник. Они молча стояли на вершине у ее южного края. В этом одиноком месте Фродо впервые полностью осознал свою затерянность — и опасность, грозящую ему. Он страстно пожелал, чтобы судьба вернула его в тихую, любимую Торбу. Хоббит взглянул вниз, на ненавистный Тракт, ведущий на запад — домой… и вдруг заметил два черных пятнышка: они медленно двигались к западу; взглянув еще раз, он увидел еще три пятна — эти ползли к востоку, навстречу им. Он вскрикнул и схватил Бродника за руку. — Гляди! — сказал он, указывая вниз. Следопыт тут же бросился наземь за изломанным каменным кругом, потянув за собой Фродо. Рядом упал Мерри. — Что там? — прошептал он. — Не знаю, но боюсь худшего, — ответил Бродник. Они медленно подползли к краю и выглянули в пролом меж двух камней. Свет поблек — ясное утро кончалось, набежавшие с востока облака затянули солнце. Черные точки были видны отчетливо, но ни Фродо, ни Мерри не могли разглядеть, что они такое; однако что-то сказало им, что там, далеко внизу, на Тракте у подножия горы, собрались Черные Всадники. — Да, — подтвердил Бродник, чье острое зрение рассеяло все сомнения. — Враг рядом! Они поспешно отползли прочь и спустились по северному склону к товарищам. Сэм и Перегрин не бездельничали. Они осмотрели низинку и ближние склоны. Нашли неподалеку чистый родник, а рядом с ним — следы, не более чем двухдневной давности. В самой лощине они обнаружили свежевыжженные полосы и другие знаки торопливой ночевки. На краю низины со стороны горы валялись упавшие камни. За ними Сэм набрел на аккуратно сложенную кучу хвороста. — Старина Гэндальф тут был, не иначе, — сказал он Пину. — А может, и не он. Но кто бы тут не ночевал — он, кажись, собирался сюда воротиться — иначе зачем бы ему хворост? Бродник очень заинтересовался этими находками. — Надо было мне задержаться и самому все осмотреть, — сказал он, поспешив к роднику, чтобы взглянуть на следы. — Этого-то я и боялся, — заметил он, вернувшись. — Сэм и Пин затоптали землю — следы стерты и перепутаны. Недавно тут побывали Следопыты. Это они собрали хворост. Но есть там и следы посвежее — не Следопытов. По крайней мере один из них был оставлен тяжелым сапогом день-два назад. По крайней мере один. Теперь я ни в чем не уверен, но думаю, сапог здесь было много. — Он замолчал и стоял в тревожном раздумье. Хоббитам представились Всадники — в плащах и больших сапогах. Если конники обнаружили уже эту лощину — чем скорей Бродник уведет их куда-нибудь, тем лучше. Услыхав, что враги на Тракте и совсем недалеко, Сэм недоверчиво оглядывал низину. — Не лучше ли нам убраться отсюда, господин Бродник? — тревожно спросил он. — Поздно уже, а нора эта мне что-то не нравится: беспокойно в ней как-то… — Да, надо нам решать, что делать, — отозвался Бродник, глядя вверх и изучая породу и время. — Знаешь, Сэм, — сказал он наконец, — мне это место тоже не по душе; но лучшего укрытия поблизости нет. На какое-то время она нас прикроет; а если мы двинемся — нас наверняка углядят шпионы. Мы могли бы пойти назад на север той же дорогой, что пришли, но земли там не лучше здешних. За Трактом следят — а если мы решим укрыться в зарослях на юге, нам надо будет пересечь его. А с севера от Тракта, за холмами, край на многие мили гол и ровен. — Могут Всадники видеть? — задал вопрос Мерри. — Я хочу сказать: они чаще пользуются носом, чем глазами — вынюхивают нас, если это слово вообще для них подходит, — во всяком случае, днем. Но ты нас сразу уложил, как их увидел; и теперь вот говоришь, что нас углядят, если двинемся. — Я был слишком беспечен на вершине, — признался Бродник. — Мне очень хотелось разыскать следы Гэндальфа. Но подниматься всем троим было нельзя, а уж так долго стоять на виду — и подавно. Потому что черные кони видят, да у Всадников и других шпионов много — и людей, и животных, — в Усаде вы могли в этом убедиться. Сами они не видят свет так, как видим его мы, но дух наш отбрасывает в их разум тени, что пропадают лишь при ярком полуденном свете; ночью им открыта черная тайнопись природы — и во тьме они всего опасней. И все время чуют они запах живой крови — чуют с ненавистью и жаждой. И — чувства, не только зрение и нюх. Мы же чувствуем их присутствие — нам тревожно и жутко; чувствуют и они нас, и куда острее. А еще… — добавил он, понизив голос, — их притягивает Кольцо. — Это что ж выходит, никакого спасения от них нет? — Фродо дико озирался по сторонам. — Двинешься в дорогу — увидят и нагонят; останешься на месте — учуют и найдут! Бродник положил руку ему на плечо. — Подожди отчаиваться, — сказал он. — Надежда пока есть. Ты не один. Давайте разведем костер. Здесь, конечно, ни укрыться, ни отбиться как следует — пусть же пламя поможет нам и втом, и в другом. Саурон прибирает огонь под свою руку, он все прибирает; но пока что огонь — наш друг. Всадники не любят его и боятся того, у кого он в руках. — Может, и так, — пробормотал Сэм. — Да только по-моему, лучше этого «мы здесь» не скажешь — и кричать не надо. Внизу, в самом укромном углу низинки, они развели костер и приготовили скромный ужин. Упали вечерние тени, стало холоднее. Они вдруг поняли, что страшно голодны, потому что с завтрака ничего не ели; но не рискнули есть много. В пустошах впереди их никто не ждал: никто, кроме птиц и диких зверей. В холмах порой появлялись Следопыты — их было немного и они не задерживались. Другие странники были редки, и встреча с ними ничего хорошего не сулила: время от времени с Мглистого Хребта спускались тролли. Путников можно было встретить лишь на Тракте — гномов, как правило: они торопились по своим делам и помощи от них ждать не приходилось; они едва раскрывали рот при встрече. — Не знаю, как нам удастся растянуть наши припасы, — сказал Фродо. — Ели мы в последние дни немного, и сегодняшний ужин не пирушка; но, видно, переели, если впереди две недели пути, а то и больше. — В глуши с голоду не умрешь, — возразил Бродник, — есть ягоды, коренья, травы; а понадобится — я и зверя подстрелю. Сейчас не зима, не пропадем. Но собирать еду — дело утомительное и долгое, а нам надо спешить. Так что затяните потуже пояса и надейтесь на пиршества в замке Эльронда. Тьма сгущалась; становилось все холоднее. Выглядывая за край низины, они не видели ничего, кроме сумеречных земель, быстро тающих в темноте. Небо расчистилось, в вышине замерцали звезды. Фродо и его товарищи сгрудились вокруг огня, закутавшись во все одежки и одеяла, какие у них были, а Бродник в одном плаще сидел чуть поодаль, задумчиво посасывая трубку. С приходом ночи огонь разгорелся ярче, и Следопыт стал рассказывать древние были, чтоб отвлечь их сердца от страха. Он знал множество легенд и историй об эльфах и людях, о славных и лихих делах прошлых Эпох. Сколько же ему лет, думали хоббиты, и где он узнал все это? — Расскажи нам о Гиль-Галаде, — попросил вдруг Мерри, когда тот кончил быль об эльфийских царствах. — Знаешь ты ту древнюю песнь, о которой говорил? — Знаю, конечно, — отозвался Бродник. — Знает и Фродо, ибо песнь эта касается нас. Мерри и Пин взглянули на Фродо, неотрывно смотрящего в огонь. — Я знаю только ту малость, что мне открыл Гэндальф, — медленно проговорил Фродо. — Гиль-Галад был последним Всеэльфийским царем в Средиземье. Гиль-Галад — Звездный Свет на Древнем Наречии. Вместе с Элендилем, Другом Эльфов, он отправился в…