— Бываю, — подтвердил Бродник. — Некогда я жил там и возвращаюсь туда, когда только могу. Туда вечно стремится мое сердце; но, видно, мне не суждено жить в мире — даже в дивном замке Эльронда. Холмы начали смыкаться вокруг. За ними бежал к Бруинену Тракт — но ни реки, ни дороги видно не было. Путники вошли в долгую долину — узкую, глубокую, темную и беззвучную. Деревья со старыми кривыми корнями тулились по обрывам, покрывая склоны островками сосен. Хоббиты очень устали. Двигались они медленно, потому что идти приходилось по бездорожью, пробираясь по завалам и осыпям. Они старались не карабкаться вверх, чтобы не тревожить Фродо и из-за того, что трудно было находить выходы из узких лощин. Они уже два дня шли по этому краю, когда погода испортилась. Подул западный ветер и принес с дальних морей слабый моросящий дождь. К вечеру они промокли насквозь, и ночевка их была невеселой — сухого хвороста на костер не нашлось. На следующий день горы поднялись еще выше и круче, и пришлось уклониться к северу. Бродник, казалось, начал волноваться: минуло около девяти дней, как они ушли от Заветри, и их запасы медленно таяли. Дождь не прекращался. Эту ночь они провели на каменистом уступе; в скальной стене позади была неглубокая пещера, точнее — просто углубленная ниша в обрыве. Фродо не спалось. Холод и сырость растравили рану, и боль и чувство смертного озноба унесли прочь весь сон. Фродо вертелся, крутился и со страхом вслушивался в ночные звуки: ветер шипел в трещинах скал, капала вода, что-то трещало, внезапно громко стукнул упавший камень. Фродо чудилось, что черные тени надвигаются на него — и вот-вот задушат. Он сел; но не увидел ничего, кроме спины Бродника — тот сидел, ссутулясь, курил трубку и сторожил. Фродо снова улегся и забылся тревожным сном, в котором он гулял по траве в своем саду в Хоббитоне, но сад казался туманным и тусклым — куда яснее были высокие черные тени, глядящие через забор. Утром он проснулся и обнаружил, что дождь кончился. Пелена туч все еще была толстой, но она разорвалась, и в разрывах виднелась бледная голубизна. Ветер снова переменился. Утром они выступать не стали. Сразу после холодного скудного завтрака Бродник ушел один, велев остальным до его прихода оставаться под защитой обрыва. Он собирался, если сумеет, вскарабкаться наверх и осмотреться. Вернулся он отнюдь не успокоенным. — Мы зашли слишком далеко на север, — сказал он, — и теперь должны найти какой-то путь к югу. Если будем идти, как шли — окажемся на Троллистом Плато, много севернее Светлояра. Это край троллей, и мне он неведом. Мы могли бы, возможно, пройти его и подойти к Светлояру с севера; но так путь был бы очень долог, ибо троп там я не знаю, а еда у нас на исходе. Поэтому, так или иначе, а надо нам добраться до Переправы. Остаток дня прошел в карабканье по камням. Они отыскали проход меж двух гор, и он вывел их в долину, тянущуюся к юго-востоку — как раз, куда надо; но в конце дня путь им снова преградил хребет. Его темный край дробился множеством пиков и скал, что казались зубьями тупой пилы. Приходилось выбирать: либо возвращаться, либо перебираться через него. Они решили попробовать перебраться, но это оказалось очень трудным. Вскоре Фродо пришлось спешиться. И даже так они часто отчаивались втащить наверх пони или отыскать тропу для себя. Свет почти угас, а они совсем выбились из сил, когда наконец вышли на вершину. Они взобрались на узкую седловину меж двух высоких пиков, и немного впереди тропа снова круто вела вниз. Фродо бросился наземь и, дрожа, лежал лицом вверх. Левая его рука не двигалась, бок и плечо точно сжимали ледяные когти. Деревья и скалы вокруг казались призрачными и тусклыми. — Дальше идти нельзя, — сказал Мерри Броднику. — Боюсь, это было слишком для Фродо. Я о нем ужасно беспокоюсь. Что нам делать? Думаешь, его смогут подлечить в Светлояре — ежели мы когда-нибудь туда доберемся? — Посмотрим, — откликнулся Бродник. — Здесь, в глуши, я больше ничего не могу сделать; именно из-за его раны я вас так и подгоняю. Но сегодня нам дальше не идти — тут ты прав. — Что такое с моим хозяином? — тихо спросил Сэм, умоляюще глядя на Следопыта. — Ранка-то ведь была совсем махонькая, и уже закрылась. Там сейчас и не видно почти ничего — только белый шрамик на плече… — Фродо коснулось оружие врага, — сказал Бродник. — Ядовитое, колдовское, гибельное оружие. Бороться с ним — превыше моих сил. Что я могу сказать тебе? Крепись, Сэм! Ночь холодом накрыла хребет. Путники разожгли небольшой костер в яме под искривленными шишковатыми корнями старой сосны и сидели, прижавшись друг к другу. Перевал насквозь продувался ознобным ветром, и верхушки деревьев стонали и скрипели. Фродо лежал в полусне; ему виделись простертые над ним огромные темные крылья — на крыльях этих летела погоня, обшаривая все ямы и пещеры в горах. Утро было дивно прекрасным; воздух был чист, свет неярок и ясен, небо — начисто промыто. Хоббиты ободрились, но тосковали по солнцу, чтобы согреть замерзшие, онемелые члены. Как только стало светло, Бродник взял с собой Мерри и пошел осмотреть с высоты земли к востоку от перевала. Солнце встало и ярко сияло, когда Следопыт вернулся и принес радостные вести. Они двигались в более или менее верном направлении. Если они спустятся с перевала, то Горы останутся слева. Впереди Бродник различил блеск Гремячи — а ему было известно, что, хотя его и не видно, Тракт идет к Переправе вдоль реки и лежит на их берегу. — Нам снова придется идти к Тракту, — сказал он. — Ибо вряд ли можно надеяться отыскать тропу в этих холмах. Какая бы опасность не ждала нас там, Тракт — единственный путь к Переправе. Путники поели и снова двинулись. Они медленно спускались с южного склона хребта; но дорога оказалась легче, чем они ожидали, потому что склон с этой стороны был не так уж крут, и вскоре Фродо мог опять ехать верхом. Старый пони Бита Осинника обнаружил неожиданный талант выискивать путь и, как мог, оберегал своего седока от тряски и толчков. Маленький отряд воспрянул духом. Даже Фродо стало получше на утреннем солнце, но перед глазами его будто висела дымка, и он то и дело тер их. Пин шел чуть впереди. Вдруг он обернулся и позвал их. — Здесь тропа! — крикнул он. Он не ошибся: перед поспешившими к нему друзьями начиналась дорожка — выходила из леса внизу и многими извивами поднималась к вершине хребта; местами она была еле видной, заросшей или заваленной камнями или стволами; но некогда ею, очевидно, много пользовались. Это была тропа, проложенная сильными руками и утоптанная крепкими ногами. Тут и там попадались старые деревья, срубленные или сломанные, а большие валуны были разрублены или просто вывернуты, чтобы проложить дорогу. Некоторое время они шли по тропе, потому что так спускаться было проще всего, но шли осторожно, и тревога их возросла, когда они вступили под своды темного леса, а тропа сделалась виднее и шире. Вдруг, выйдя из пояса елей, она круто пошла под уклон и резко свернула влево, обогнув каменистый отрог холма. Когда они подошли к повороту и огляделись, то увидели, что тропа бежит дальше — по ровному уступу под низким, поросшим деревьями, обрывом. В каменной стене была дверь — она была полуоткрыта и криво болталась на одной огромной петле. У двери они остановились. За ней была пещера или комната в скале — но в царящей внутри тьме ничего было не разобрать. Броднику, Сэму и Мерри, налегая изо всех сил, удалось открыть ее пошире, и Бродник с Мерри вошли. Далеко они заходить не стали, потому что на полу валялось множество старых костей, а у входа не было видно ничего, кроме каких-то больших пустых кувшинов и битых горшков. — Ежели где и жить троллям — так лучше дыры не придумаешь! — заметил Пин. — Выходите-ка, господа смельчаки, и давайте убираться отсюда. Теперь мы знаем, кто проложил тропу — и чем скорей мы с нее сойдем, тем лучше. — В этом, думается, нет надобности, — возразил Бродник. — Это действительно логово троллей, но оно давно пустует. Бояться нам, кажется, нечего… Но давайте осторожно спустимся — а там посмотрим. Тропа уводила от двери и, свернув вправо, пересекала широкую ровную луговину и резко ныряла вниз по лесистому склону. Пин, которому не хотелось показывать Броднику, что он все еще боится, пошел вперед с Мерри. Сэм и Бродник шагали позади, по обе стороны пони Фродо — тропа стала такой широкой, что по ней свободно могли пройти пять-шесть хоббитов в ряд. Но не успели они отойти далеко, как вихрем примчался Пин, а за ним — Мерри. Оба были насмерть перепуганы. — Там тролли!.. — выдохнул Пин. — Там, на поляне, недалеко… Мы увидели их сквозь деревья… Ох, и огромные! — Пойдем посмотрим, — сказал Бродник, поднимая палку. Фродо не сказал ничего, а Сэм помрачнел. Солнце стояло уже высоко, и ослепительно просвечивало сквозь полуголые ветви деревьев, заливая поляну яркими лучами света. Путники остановились на опушке и смотрели из-за стволов, затаив дыхание. Там стояли тролли — три огромных тролля. Один наклонился, а два других уставились на него. Бродник бестрепетно шагнул вперед. — Распрямись, старый тролль! — воскликнул он и ударил склоненного тролля палкой… …И ничего не произошло. Хоббиты задохнулись от удивления; Фродо даже засмеялся. — Ну и ну! — сказал он. — Мы же совсем забыли историю семьи! Это, должно быть, та самая троица, которую поймал Гэндальф — они еще ссорились, как им приготовить тринадцать гномов и одного хоббита. — Я даже и не думал, что мы в этих местах! — сказал Пин. Он хорошо знал эту историю. Бильбо и Фродо часто о ней говорили; но Пин, к слову, никогда не верил в нее больше, чем наполовину. Да же сейчас он поглядывал на каменных троллей с подозрением — кто их знает, а вдруг оживут?! — Вы забыли не только историю семьи, — заметил Бродник, — но и все, что следует знать о троллях. День сияет, и солнце в зените — а вы бежите пугать меня байками о живых троллях, ждущих нас на поляне! Хотя могли бы заметить в ухе одного из них старое птичье гнездо — весьма необычное украшение для живого тролля. Все засмеялись. Настроение Фродо улучшилось: напоминание о первом удачном приключении Бильбо согрело сердце. На солнце было тепло и уютно, и туман перед его глазами вроде немного развеялся. Они отдохнули на поляне и пообедали, сидя в тени огромной ели. — Может, кто-нибудь споет, пока солнце на небе? — осведомился Мерри, покончив с едой. — Сколько дней, как мы не слышали ни песен, ни легенд! — С самой Заветри, — проговорил Фродо. На него посмотрели. — Не волнуйтесь обо мне! — добавил он. — Мне гораздо лучше, но петь я все же вряд ли смогу. Может, Сэм что вспомнит… — Давай, Сэм! — подбодрил его Мерри. — У тебя ж не голова, а настоящий склад. — Я даже и не знаю… — засмущался Сэм. — Может, вот эта подойдет?.. Это, конечно, не настоящая поэзия, если вы меня понимаете; просто немного чепухи. Но эти истуканы напомнили мне её. — Он поднялся, заложил руки за спину, как в школе, и тихо запел на старый мотив: На каменном троне сидел старый тролль И в пасти его была старая кость; Годами ее он глодал и жевал И очень, бедняга, при этом страдал Но еду добывать стало трудно. Нудно! Чудно! Но еду добывать стало трудно. Том в горы пришел и пещеру нашел И троллю сказал он: «Позвольте! Откуда взялась эта старая кость? Украли ее вы у дядьки, небось? Я думал, в могиле он спит! Лежит! Храпит! Я думал, в могиле он спит». Тролль буркнул: «Малыш! Ты про что говоришь? Подумай: твой дядька был мертв. Что проку от кости, лежащей в земле? Вот дело другое, когда — на столе! И я ее честно добыл. Забыл! Купил! Да, я ее честно добыл». «Я никак не пойму, — Том сказал, — почему Вы без спросу в могилу залезли? Пусть дядька был мертв, Но ведь кости — не торт; К тому же они и не ваши. Чаши! Каши! Они ведь его, а не ваши». Тролль рыкнул: