«Сейчас — обеденный час. Тобой я, пострел, закушу. Я съем и тебя, говорю не шутя, Лет семь уже мяса не пробовал я, Давно по нему я скучаю. Серчаю! Не чаю! Давно я но мясу скучаю!» И тролль уж решил, что Тома схватил, Да Том был не прост — увернулся, И ногою, обутой в тяжелый башмак — Что-что, а подраться он был не дурак — По заду он стукнул врага. Стога! Рога! По заду он стукнул врага! Он думал, что тролль почувствует боль — Не знал и не ведал, как видно, Что тверже камней Зады у троллей — — И крепко за то поплатился! Убился! Закрылся! Том крепко за то поплатился. У Тома нога крива, как дуга, С тех пор, как домой он вернулся. А троллю на томов удар наплевать; В горах он, как прежде, сидит, и опять Кость гложет и знай ухмыляется! Лается! Мается Кость гложет и знай ухмыляется. — Да будет это предупреждением всем нам! — рассмеялся Мерри. Хорошо, что ты стукнул его палкой, а не рукой, Бродник! — Где ты ее откопал, Сэм? — спросил Пин. — Никогда не слышал раньше этих слов. Сэм пробормотал нечто невразумительное. — Сам, небось, выдумал, — сказал Фродо. — Я все больше узнаю о Сэме Гискри в этом походе. Сперва он был заговорщиком, теперь оказывается поэтом… Ну а кончит, верно, тем, что станет мудрецом — или воином! — Ни к чему это мне вовсе, — замотал головой Сэм. — Не хочу я быть ни тем, ни другим! После полудня пошли по лесам дальше. Двигались они, вероятно, той самой дорогой, какой некогда шли Гэндальф, Бильбо и гномы. Через несколько миль путники оказались на краю высокого обрыва над Трактом. Здесь Тракт отходил от узкого русла Ревицы и прижимался к подножью холмов, извилисто катясь на восток среди лесов и покрытых вереском склонов — к Переправе и дальним Горам. Чуть ниже по склону Бродник указал на торчащий из травы камень. На нем, грубо вырубленные и почти уже стершиеся, проступали гномьи руны и тайные знаки. — Гляди-ка! — свистнул Мерри. — Это, должно быть, тот самый камень, что отмечает место, где хранилось тролличье золото. Сколько осталось от доли Бильбо, а, Фродо? Фродо смотрел на камень и желал, чтобы Бильбо не приносил домой другого сокровища — более опасного и куда более притягательного. — Ничего не осталось, — откликнулся он. — Бильбо все роздал. Он говорил, что не считает его своим… ну, будто ограбил грабителей. Тракт спокойно лежал в долгих тенях раннего вечера. Других путников видно не было. Они спустились с обрыва, свернули влево и поспешили вперед. Скоро последний луч закатного солнца скрылся за отрогом холмов. С гор впереди подул им навстречу холодный ветер. Они начали уже оглядываться, отыскивая в сторонке от Тракта место для ночевки, когда внезапный звук возродил все их страхи: позади застучали копыта. Они обернулись, но повороты дороги мешали видеть. Быстро, как только могли, они кинулись с проторенного пути вверх, в самую гущу вереска и черники, пока не забились в заросли орешника. Сквозь кусты виден был Тракт, слабо сереющий в сумеречном свете. До него было футов тридцать крутого склона. Копыта быстро приближались — и вместе с их клики-ток, клики-ток плыл в воздухе чуть слышный звон, точно тренькали маленькие колокольцы. — Вроде не похоже на Черного Всадника! — заметил Фродо, вслушиваясь. Хоббиты закивали — да, правда, не похоже, и всё-таки подозрительно… Они так долго боялись погони, что всякий звук казался враждебным и зловещим. А Бродник весь подался вперед, приложив к уху ладонь, и лицо его озарилось радостью. Свет померк, и листва в лощине тихо шуршала. Ближе и яснее зазвенели колокольцы — и вдруг из-за поворота быстрой рысью вынесся белый конь. В сумерках его недоуздок искрился и вспыхивал, точно усеянный живыми звездами. Плащ всадника вился за плечами, капюшон был откинут; золотистые волосы струились по ветру. Фродо показалось, что сквозь одежды всадника, словно тонкую вуаль, пробивается белый свет. Бродник выскочил из укрытия и с радостным криком бросился к Тракту; но еще прежде, чем он вскрикнул и выскочил, всадник придержал коня и остановился, всматриваясь в кустарник. Увидя Бродника, он спешился и побежал ему навстречу, крича: — Аи на ведуи, Дунадан! Маэ гованнен! — И язык, и чистый звенящий голос не оставили и тени сомнения: перед ними был эльф. Ни у кого больше нет таких дивных голосов. Но сейчас в голосе звучали спешка и страх, и хоббиты увидели, что эльф быстро, настойчиво говорит что-то Броднику. Скоро Бродник поманил их, они вылезли из кустов и заторопились к Тракту. — Это Глорфиндэль, он из замка Эльронда, — сказал Бродник. — Привет вам, долгожданные друзья! — проговорил эльф. — Я был послан из Светлояра встречать вас. Мы боялись, не дороге вас ждет беда. — Значит, Гэндальф в Светлояре? — радостно воскликнул Фродо. — Нет. Его не было там, когда я уезжал; правда, это было девять дней назад, — отвечал Глорфиндэль. — Эльронд получил тревожные вести. Мои родичи, что бродили в лесах за Берендуином, узнали, что дела повернули к лиху, и тотчас дали нам знать. Они поведали, что Девятеро появились снова, и что вы сбились с пути — а ноша ваша тяжела, и проводника у вас нет, ибо Гэндальф не вернулся. Даже в Светлояре немного найдется тех, кто мог бы открыто выехать встречь Девятерым; но всех, кто был, Эльронд разослал на запад, север и юг. Нам думалось, вы свернете в сторону, чтобы уйти от погони — и можете потеряться в глуши. Мне выпало следить за Трактом; я подъехал к Мосту через Митейфель и оставил там знак почти семь дней назад. У Моста было трое прислужников Саурона, но они отступили и умчались на запад. Я видел и еще двоих — те свернули к югу. С тех пор я иду по вашему следу. Я нашел его два дня назад, перешел следом за ним через Мост, а сегодня заметил, где вы спустились с холмов. Но довольно! Времени у нас в обрез. Раз уж вы здесь, надо рискнуть и идти по Тракту. За нами пятеро, и когда они учуют ваш след — примчатся тотчас. И это еще не все. Где четверо остальных — я не знаю. Боюсь, у Переправы нас уже ждут. Пока Глорфиндэль говорил, вечер сгущался. Фродо чувствовал страшную усталость. С тех пор, как солнце село, мгла перед его глазами помутнела, казалось, туманная пелена повисла между ним и друзьями. Боль и холод терзали его. Он пошатнулся, вцепившись в руку Сэма. — Мой хозяин ранен, — сердито заявил Сэм. — Не может он сегодня дальше ехать. Ему отдохнуть надо. Глорфиндэль подхватил Фродо, не дав ему упасть; держа его на руках, эльф с печальной тревогой заглянул ему в лицо. Бродник коротко поведал ему о нападении на лагерь у Заветри и о смертоносном клинке. Вытащив рукоять, он подал ее эльфу. Тот содрогнулся, коснувшись ее, но взял в руки и внимательно осмотрел. — На этом эфесе начертаны лиходейские письмена, — сказал он. — Хоть ваши глаза, быть может, и не видят их. Храни его, Арагорн, храни до замка Эльронда! Но будь осторожен и старайся не касаться его. Увы! Врачевать раны, нанесенные этим клинком, не под силу даже мне. Я сделаю, что смогу — но тем более заклинаю вас идти сегодня без отдыха. Он ощупал рану — и лицо его потемнело; а Фродо ощутил, как тает холод в боку и руке — от плеча по ней расходилось слабое тепло, и боль чуть-чуть унялась. Вечерние сумерки просветлели, точно отдернулась пелена. Он снова видел лица друзей, к нему вернулись надежда и силы. — Ты поедешь на моем коне, — проговорил Глорфиндэль — Я укорочу стремена, а ты постарайся держаться покрепче. Но не бойся: конь мой не даст тебе упасть. Шаг его легок и ровен; а в нужде и опасности даже черным вражьим скакунам не угнаться за ним — он унесет тебя от беды. — Нет! — возразил Фродо. — Я не поеду. Не хочу я скакать никуда, даже в Светлояр, если моим друзьям грозит опасность. Глорфиндэль улыбнулся. — Без тебя им опасность не грозит. Погоня-то за тобой. Если тебя с ними не будет — их оставят в покое. На это Фродо возразить было нечего, и его убедили сесть на коня Глорфиндэля. Пони снова нагрузили поклажей, так что идти им теперь было легче; но хоббиты едва поспевали за быстрым, не знающим усталости эльфом. Он вел их вперед и вперед — в самую пасть ночи, и до самого рассвета не позволял им остановиться. К этому времени Пин, Мерри и Сэм только что не спали на ходу; даже Бродник сгорбился от усталости. Фродо забылся темной дремой. Они свалились в вереск в нескольких футах от обочины и тут же уснули. Им показалось, что они только-только закрыли глаза, как Глорфиндэль оставшийся на страже, поднял их. Солнце стояло уже высоко, ночные туманы и тучи развеялись. — Выпейте! — сказал Глорфиндэль, наливая каждому по очереди маленькую чарку из своей оправленной в серебрю кожаной баклаги. Напиток был чист, как вода, и совершенно безвкусен; но силы и жизнь прибывали в их жилах с каждым глотком. Съеденные после него черствый хлеб и сухие фрукты (это было все, что у них осталось) утолили голод лучше, чем самый плотный завтрак в Крае. Они отдыхали меньше пяти часов — и вот опять шагали по Тракту. Глорфиндэль по-прежнему подгонял их и за весь день позволил сделать лишь два коротких привала. В этот день они покрыли до заката почти двадцать миль и подошли к месту, где Тракт сворачивал вправо и сбегал на дно долины, ведя прямиком к Бруинену. До сих пор хоббиты не видели и не слышали погони; но Глорфиндэль часто замирал и прислушивался, точно она была близко, и тревога затуманивала его лицо. Раз или два он заговаривал с Бродником по-эльфийски. Но как бы ни тревожились их проводники, было ясно, что этой ночью хоббиты идти не могут. Они спотыкались на каждом шагу и не могли думать ни о чем кроме собственных сбитых ног. Боль терзала Фродо вдвое против прежнего, и днем все вокруг обращалось в призрачные серые тени. Он почти радовался приходу ночи — мир тогда казался не таким пустым и тусклым. На следующее утро, чуть рассвело, хоббиты, по-прежнему усталые, снова вышли в путь. До Переправы было еще немало миль, и они, хоть и хромали, старались идти как можно быстрей. — Самая большая опасность нас ждет у реки, — сказал им Глорфиндэль. — Сердце мое остерегает меня, что погоня близка, а у Переправы может быть засада. Тракт неуклонно вел под гору, и по обочинам его местами росла трава — хоббиты шли по ней, и их усталым ногам становилось немного легче. Полдень давно миновал, когда Тракт неожиданно нырнул в тень густых высоких сосен и ввел путников в глубокое ущелье с крутыми влажными стенами красного камня. Эхо их торопливых шагов бежало следом за ними и казалось шагами погони. Внезапно, словно сквозь арку ворот, Тракт вырвался из прохода — и они увидели крутой спуск, а в его конце — прямую открытую дорогу и Переправу в Светлояр. На другой стороне поднимался бурый берег, прочерченный извивающейся тропой; а за ним, плечом к плечу, вонзившись пиками в небо, вставали горы. В ущелье позади по-прежнему звучало эхо, порывистый шум, будто ветер дул сквозь ветви сосен. На миг Глорфиндэль обернулся и прислушался — и с громким вскриком: