«С Бродником!» — воскликнул я. «Да, сударь, боюсь, что так, сударь! — пролепетал Хмель, решив, что рассердил меня еще больше. — Уж как я старался его не пускать — а он все-таки пролез! И они взяли его-таки с собой. Очень они чудно тут себя вели: своенравно, сказал бы ты». «Милый мой дурень! Золотой мой осел! Трижды достойный трактирщик! — вскричал я, не сдержав радости. — Да это же самые лучшие вести, какие я слышал с Солнцеворота. Они заслуживают на грады. Да будет пиво твое лучшим из лучших семь лет кряду! Теперь я наконец смогу спокойно уснуть — впервые уж не помню с какого времени». Ту ночь я провел в Усаде, дивясь, куда подевались Всадники: до сих пор в селенье, казалось, видели лишь двоих. Но ночью мы услыхали и других. По крайности пятеро примчалось с запада — они снесли ворота и вихрем пронеслись по Усаду; усадичи, должно быть, до сих пор трясутся и ждут конца света. Я поднялся до рассвета и поехал за Всадниками. Я не знаю наверное, но мне кажется совершенно ясным, что произошло. Предводитель их оставался в засаде к югу от Усада, двое поскакали вперед — через селение, а четверо других проникли в Край. Но когда и те и другие сбились со следа, они вернулись с вестями к Предводителю, и какое-то время за Трактом не следил никто, кроме шпионов. А потом Предводитель послал нескольких напрямик на восток, а сам с остальными в ярости поскакал по Тракту. Я поспешил к Заветри и добрался туда на закате второго дня — но они опередили меня. Они отступили передо мною, ибо почуяли мой гнев и не решились противостоять мне при свете дня. Но с наступлением ночи они собрались вокруг, и я был осажден на вершине, в древнем кольце Амон-Сула. Мне пришлось нелегко: такой огонь не полыхал на Заветри со времен военных маяков нуменорцев. На рассвете я вырвался и помчался к северу. Мне больше ничего не оставалось. Было невозможно искать тебя в пустошах, Фродо, — более того, это было бы просто глупо — за мной гнались Девятеро. Поэтому мне пришлось довериться Арагорну. Но я надеялся увести нескольких Всадников за собой и, добравшись до Светлояра, выслать вам помощь. Четверо назгулов последовали за мной, но через некоторое время повернули и умчались прочь — полагаю, к Переправе. Все же я немного помог вам: на ваш лагерь напало лишь пятеро. Я добрался сюда после долгой и трудной дороги — поднялся вверх по Ревице через Троллистое Плато и спустился с севера. Это отняло у меня почти четырнадцать дней, потому что ехать верхом по осыпям я не рискнул: Ночиветр неминуемо повредил бы там ноги. Я отпустил его к его господину; но нас связала глубокая дружба, и, если будет в том нужда, он придет на мой зов. Но из-за этого я попал в Светлояр лишь на три дня раньше вас, и вести о Кольце уже дошли сюда — вовремя, как оказалось. На этом, Фродо, рассказ мой кончен. Да простит мне Эльронд и все остальные его длину! Но впервые случилось так, что Гэндальф нарушил слово и не пришел, как обещал. Столь странный случай, думается мне, требовал объяснений. Что же, Повесть рассказана с начала и до конца. Мы здесь — и здесь Кольцо. Но к цели своей мы пока не приблизились ни на шаг. Что мы сделаем с ним? *** Все молчали. Наконец снова заговорил Эльронд. — Тяжкие вести принес ты нам о Сарумане, — сказал он, — ибо мы верили ему, и он вникал во все наши дела и был главой наших Советов. Глубокое знание уловок Врага всегда опасно — и лиходею, и Мудрому… Однако такие падения и предательства, увы, встречались и прежде. Из всех рассказов, что мы услышали сегодня, самым удивительным был для меня рассказ Фродо. Я мало знал хоббитов — кроме, разумеется, Бильбо — и теперь мне кажется, что он, быть может, не так необычен и странен для своего народа, как я думал. Мир сильно изменился с тех пор, как я в последний раз бродил по его дорогам. Умертвий мы знаем под многими именами; и о Вековечном Лесе есть немало преданий. То, что осталось — лишь малая частица его северных пределов. Было время, когда белка могла, прыгая с дерева на дерево, добраться от Края до Поравнинья западнее Исенгарда. В тех местах я некогда бывал, и узнал много неведомого и дивного. Но я совсем позабыл о Бомбадиле — если это тот самый Владетель, что в древние годы бродил в холмах и лесах, и тогда уже был старше старости. Йарвайном Бен-Адаром звали мы его, Безотчим Отцом Заповедных Земель. Другие народы — иначе: гномы называли его Форном, Люди — Оральдом; и это не все его имена. Он странен; возможно, мне следовало пригласить его на наш Совет. — Он не пришел бы, — заметил Гэндальф. — Быть может, стоит послать к нему гонца и просить помощи? — спросил Эрестор. — Если я верно понял, он властен даже над Кольцом? — Ты понял неверно, — отозвался Гэндальф. — Скажи лучше — Кольцо не властно над ним. Он сам себе господин. Но он не может ни изменить Кольца, ни разрушить его власти над другими. А теперь он заперся в своем краю, и никогда не переступает им же самим установленных незримых границ. — Но в этих границах, кажется, ничто не может утеснить его, — настаивал Эрестор. — Так не примет ли он Кольцо на хранение? — По своей воле — нет, — сказал Гэндальф. — Он, быть может, согласится, если все народы попросят его; но вскоре забудет о Кольце, а скорее всего — попросту его выбросит. Он был бы очень ненадежным Хранителем, и этим сказано все. — И, во всяком случае, — проговорил Глорфиндэль, — отослать ему Кольцо — значит лишь отдалить роковой день. Йарвайн далеко. Мы не можем сейчас доставить ему Кольцо незаметно, чтобы ни один шпион не увидел нас. И даже если бы мы смогли сделать это — рано или поздно Властелин Колец узнает, где оно спрятано, и обрушит туда всю свою мощь. Сможет ли Бомбадил противостоять ей — в одиночку? Думаю, нет. Думаю, когда все вокруг будет покорено, Бомбадил падет — последним, как некогда возник первым; и тогда придет Ночь. — Я мало знаю о Йарвайне, — сказал Галдор. — Но, кажется мне, Глорфиндэль прав. У Бомбадила не достанет сил сразиться с Врагом, если только сама земля не одарит его силой… Однако мы видим, что Саурон крушит самые горы. Если есть еще где-то сила — она у нас: здесь, в Имладрисе, или у Цирдана, в Гавани, или в Лотлориэне. Но есть ли у них — есть ли у нас — сила противостоять Врагу, приходу Саурона, когда весь мир будет покорен? — У меня такой силы нет, — сказал Эльронд. — Нет и у них. — Тогда, если Кольцо не охранить от Него силой, — сказал Глорфиндэль, — нам остается лишь два выхода: отослать его за Море — или уничтожить. — Но Гэндальф открыл нам, что никаким нашим умением не уничтожить его, — возразил Эльронд, — а живущие за Морем его не получат: к добру или к худу, оно принадлежит Средиземью, и только нам решать, что делать с ним. — Тогда пусть оно упокоится в пучине Моря, и ложь Сарумана станет правдой, — снова предложил Глорфиндэль. — Ибо теперь ясно что даже на Совете он шел нечестным путем: он знал, что Кольцо не сгинуло навек, однако хотел убедить в этом нас; ибо сам возжаждал завладеть им. Однако часто во лжи скрывается правда: Море скроет его навсегда. — Не навсегда, — возразил Гэндальф. — И в глубинах кто-нибудь да живет; и море и суша могут измениться. А нам надо принять решение не на год-два, не на несколько жизней Смертных, и даже не на грядущую Эпоху. Мы должны навсегда покончить с этой угрозой. — На дорогах к Морю надеяться не на что, — сказал Галдор. — Если возвращение к Йарвайну опасно, то поход к Морю опасен вдвойне. Сердце мое чует, что, узнав о случившемся, Саурон станет ждать нас на западных тропах. А узнает он обо всем скоро. Девятеро остались без коней, но это только отсрочка — они получат новых, быстрей и лучше. Лишь угасающая мощь Гондора мешает сейчас Ему двинуться по берегу на север. А если он придет и осадит Гавань — эльфы потеряют последний путь к спасению и навек останутся в накрытом тьмой Средиземье. — До этого похода еще далеко, — вступил в разговор Боромир. — Гондор угасает, говоришь ты. Но Гондор стоит — и даже последних его сил хватит надолго. — Однако доблесть его не сдержала Девятерых, — сказал Галдор. — К тому же Он может сыскать дороги, не прикрытые Гондором. — Значит, — проговорил Эрестор, — у нас есть лишь два пути, как уже сказал Глорфиндэль: спрятать Кольцо или уничтожить его. Но мы не в силах сделать ни того, ни другого. Кто же решит эту задачу? — Здесь — никто, — сумрачно сказал Эльронд. — Никто не сможет провидеть, что случится, выбери мы тот или иной путь. Но сейчас мне ясно, какой путь мы должны избрать. Путь на запад кажется самым легким. А посему его надо остерегаться. За ним будут следить. Слишком часто эльфы отступали туда. Теперь же мы должны выбрать путь трудный — и непредвиденный. Там наша надежда — если она у нас есть. Мы должны идти в Мордор. Бросить Кольцо в огонь. *** Снова наступило молчание. Фродо смотрел на залитую солнцем долину, полную шума чистых вод — а в сердце его была тьма. Боромир шевельнулся, и Фродо взглянул на него. Тот барабанил пальцами по своему рогу, хмурился — и, наконец, заговорил. — Не понимаю. Саруман предатель, но ужели утратил он всю свою мудрость? Почему вы говорите все время об укрывании и уничтожении? А если Великое Кольцо пришло к нам, чтобы помочь в час нужды? Владея им, Свободные Властители Свободных наверно победят Врага! Этого Он, мнится мне, и боится! Народ Гондора доблестен и никогда не покорится, но его можно уничтожить. Доблести нужны силы — но нужно ей и оружие. Пусть же оружием нашим станет Кольцо — если в нем действительно заключены те силы, о которых вы говорите. Возьмем его — и вперед к победе! — Это невозможно, — возразил Эльронд. — Мы не можем взять Кольцо Всевластья. Оно принадлежит Саурону, он отковал его сам, и оно таит лихо. Сила его, Боромир, слишком велика для любого, кроме тех, кто владеет большей силой. Но именно для них оно смертельно опасно. Одно лишь желание владеть Кольцом разъедает душу. Вспомни Сарумана. Если кто-либо из Мудрых с помощью этого Кольца низвергнет Саурона — он сам воссядет на Его трон, и родится новый Черный Властелин. Это еще одна причина, почему Кольцо должно быть уничтожено: покуда оно существует, опасность грозит даже Мудрым. Потому что у истоков нет лиха. И Саурон не родился злодеем. Я страшусь принять Кольцо на хранение. И никогда не воспользуюсь им. — Я тоже, — сказал Гэндальф. Боромир поглядел на них с сомнением, но склонил голову. — Быть по сему, — сказал он. — Значит, нам в Гондоре надо надеяться лишь на то оружие, какое у нас есть. Пока Мудрые будут стеречь Кольцо — мы будем драться. Быть может, Меч-что-был-Сломан задержит Прилив — если рука, что держит его, владеет не только наследием, но и силой Королей древности. — Кто знает? — отозвался Арагорн. — Но когда-нибудь мы проверим это. — Тогда пусть скорей придет этот день, — сказал Боромир. — Ибо, хоть я и не прошу помощи, она нужна нам. Нам было бы спокойнее знать, что и другие дерутся с Врагом — пусть по-своему, но дерутся. — Тогда будь спокоен, — сказал ему Эльронд. — Ибо есть много сил и владений, что скрыты от вас. Андуин Великий на пути к Аргонафу минует многие берега. — И все же всем было бы лучше, — заметил гном Глоин, — если бы силы наши объединились и мы стали действовать заодно. Могут ведь быть и другие Кольца, не такие предательские. Семь погибли для нас — если Балин не нашел Кольца Трора: оно было последним, о нем ничего не известно с тех пор, как Трор сгинул в Мории. Только теперь я понимаю, что Балин затеял поход в надежде найти то кольцо. — В Мории Балину кольца не найти, — проговорил Гэндальф. — Трор передал его своему сыну Траину, но Торин не получил его. Его пыткой забрали у Траина в башне Дол-Гулдура. Я пришел слишком поздно. — Горькая весть! — вскричал Глоин. — Когда же придет час нашей мести?! Однако есть еще Три. Что сталось с Кольцами Эльфов? Они очень могущественны — так говорят. Разве Перворожденные их не сохранили? Но их тоже отковал Саурон. Они бессильны? Я вижу здесь Перворожденных. Что скажут они? Эльфы не ответили. — Разве ты не слушал меня, Глоин? — проговорил Эльронд. — Три Кольца отковал не Саурон. Он даже никогда их не касался. Но говорить о них нельзя. Лишь этот час сомнений вынуждает меня нарушить запрет. Они не бессильны. Но они не сотворены как оружие: их сила в другом. Те, кто сковал их, желали не богатств, не войн или завоеваний — но знаний, мастерства и умения исцелять — чтобы охранить от лиха любую живую тварь. Всего этого Эльфы Средиземья добились — правда, заплатив горечью. Но все, сделанное Владетелями Трех, рухнет, а их сердца и ум откроются Саурону, получи он Кольцо Всевластья. Было бы лучше, если бы Трех никогда не было. Это Его цель. — А что случится, если, как ты советуешь, Кольцо Всевластья будет уничтожено? — спросил Глоин. — Мы не знаем наверное, — печально ответил Эльронд. — Кое-кто надеется, что Три Кольца, которых Саурон никогда не касался, обретут свободу и помогут залечить раны, причиненные им миру. Но, возможно, когда Кольцо сгинет, погибнут и Три, и много прекрасного исчезнет вместе с ними. Так думаю и я. — Однако все эльфы согласны принять эту судьбу, — сказал Глорфиндэль, — если так можно низвергнуть власть Саурона, и угроза его владычества сгинет навек. — Мы снова вернулись к уничтожению Кольца, — заметил Эрестор. — И однако не приблизились к решению. Есть ли у нас силы, чтобы отыскать Огонь, в котором Оно было отковано? Это путь отчаянья. Путь глупости, сказал бы я, если бы мудрость Эльронда не удерживала меня. — Отчаянья или глупости? — переспросил Гэндальф. — Это не отчаянье, ибо отчаиваются лишь те, для кого конец несомненен. Мы не отчаялись. Это мудрость — сознавать необходимость, когда все другие пути взвешены; пусть она даже кажется глупостью тем, кто вцепился в ложную надежду. Что ж, пусть глупость станет нам покровом — завесой перед глазами Врага! Ибо Он очень мудр, и точно взвешивает все на весах своей злобы. Но единственная известная Ему мера — жажда, жажда власти, и ею мерит Он все сердца. Он и помыслить не может, что мы отвергнем его, что, владея Кольцом, попытаемся уничтожить его. Решившись на это, мы спутаем его планы. — По меньшей мере — на время, — согласился Эльронд. — Путь должен быть пройден, хоть он и труден. Ни сила, ни мудрость не помогут нам. У слабых в этом походе будет больше надежд, чем у сильных. Такова судьба многих дел, что движут колеса мира: часто свершают их маленькие руки, покуда глаза великих обращены вдаль. — Отлично, отлично, досточтимый Эльронд! — вмешался вдруг Бильбо. — Можете не продолжать. И без того ясно, куда вы целите. Глупый хоббит Бильбо заварил кашу — и самое лучшее, если Бильбо и расхлебает ее. Мне здесь, конечно, очень уютно, и книга подвигается. Если хотите знать, я ее уже почти кончил. Даже и конец придумал: «И он жил счастливо до конца своих дней». Это добрый конец, не хуже всех прежних. Но теперь придется мне от него отказаться: непохоже, что он будет правдив; и уж наверняка перед ним появятся новые главы — если, конечно, я доживу до того, чтоб написать их. Ужасно досадно… Так когда мне выходить? Боромир изумленно взглянул на Бильбо, но смех замер на его губах, когда он увидел, что все смотрят на старого хоббита с уважением и печалью. Улыбался лишь Глоин — но его улыбка относилась к давним воспоминанием. — Конечно, дорогой мой Бильбо, — сказал Гэндальф, — если бы ты действительно заварил эту кашу — ты должен был бы ее расхлебать. Но ты ведь хорошо знаешь, что сейчас уход — слишком серьезное дело для одного, и что в великих подвигах лишь малую толику свершает сам герой. Не кланяйся! Мы не сомневаемся, что под твоей шуткой кроется доблесть. Но Кольцо не по силам тебе, Бильбо. Ты не можешь взять его. Оно не твое. Если тебе нужен мой совет, я скажу, что свою часть дела ты сделал — тебе осталась лишь летопись. Кончай книгу и не меняй в ней конца! Надежда всё еще есть. Но будь готов писать продолжение, когда они вернутся. Бильбо засмеялся. — Что-то не припомню, чтобы ты прежде давал мне приятные советы, — сказал он. — А так как все твои неприятные советы были хороши, хотел бы я знать, не плох ли этот. Я, правда, не думаю, чтобы у меня хватило сейчас удачи и воли. Кольцо набралось сил, а я их растерял… Но скажи, кого ты имел ты ввиду, говоря «они»? — Тех, кто пойдет с Кольцом. — Отлично! Но кто это будет? Мне кажется, решить этот вопрос должен наш Совет — и кончить на этом. Эльфы способны говорить бесконечно, да и гномы от них не отстанут; но я всего лишь старый хоббит, и я сегодня не полдничал. Давайте назовем имена — или отложим все на после обеда. ***