И путь наш стал бы длиннее, а время дорого. На такой поход уйдёт год, и нам придётся идти пустынными и трудными землями. Но они не будут безопасны. За ними следит много бдительных глаз — и сарумановых, и Вражьих. Когда ты спешил на север, Боромир, ты был для Врага лишь одиноким всадником с юга, и мало занимал Его: ум Его был занят погоней за Кольцом. Но сейчас ты — член Отряда Хранителей, и в опасности, покуда остаёшься с нами. Опасность эта будет расти с каждой лигой, пройденной под открытым небом. Со времени открытой попытки перейти горы положение наше, боюсь, стало стало ещё более отчаянным. Надежды почти нет, если только мы вскорости не спрячемся и не скроем свой след. А потому мой совет — идти не через горы и не вокруг них, но под ними. По крайней мере, Враг не ждёт, что мы изберём этот путь. — Мы не знаем, чего ждёт Враг, — возразил Боромир. — Он может следить за всеми тропами. В этом случае входить в Морию — входить в ловушку: едва ли лучше, чем стучаться в ворота Чёрного Замка. Мория не зря зовётся Чёрной. — Ты судишь о том, чего не знаешь, когда называешь Морию твердыней Саурона, — возразил Гэндальф. — Я — единственный из вас — бывал в донжонах Чёрного Властелина, и то лишь в его древней и меньшей крепости в Дол-Гулдуре. Те, кто входит в ворота Чёрного Замка, не возвращаются. Но я не повёл бы вас в Морию, если бы оттуда не было выхода. Если там есть орки — это может обернуться бедой, тут ты прав. Но большинство орков Мглистого Хребта рассеяны или погибли в Битве Пяти Воинств. Орлы доносят, что они собираются снова; но есть надежда, что Мория пока свободна. А быть может, там даже есть гномы, и в каком-нибудь глубинном чертоге мы встретим Балина, сына Фундина. Как бы там ни было, надо вступить на путь, избранный нуждой! — Я вступлю с тобой на этот путь, Гэндальф! — вскричал Гимли. — Пойду и взгляну на залы Дарина, что бы там ни ждало — если ты сможешь отыскать закрытые двери. — Хорошо, Гимли! — сказал Гэндальф. — Ты ободрил меня. Мы вместе отыщем скрытые двери. И пройдём. В развалинах Царства Гномов гном найдёт дорогу легче, чем эльф, человек или хоббит. Однако я не впервые спущусь в Морию. Я долго искал там Траина, сына Трора, когда он пропал. Я прошел сквозь неё, и вышел живым! — Я тоже однажды входил во Врата Затенья, — тихо проговорил Арагорн, — но, хотя и я вышел оттуда, память об этом зла. Я не хочу входить в Морию во второй раз. — Я и в первый не хочу, — сказал Пин. — А я — и подавно, — пробормотал Сэм. — Конечно, нет! — сказал Гэндальф. — Кто хочет? Вопрос в другом: кто пойдёт за мной, если я поведу вас туда? — Я пойду, — привскочил Гимли. — И я, — тяжело выговорил Арагорн. — Ты шел за мной почти до смерти в снегу, и ни словом не упрекнул меня. Я пойду за тобой — если это последнее предостережение не поколеблет тебя. Я думаю сейчас не о Кольце, не о нас всех — лишь о тебе, Гэндальф. И тебе говорю я: если войдешь во врата Мории — берегись! — Я не пойду, — сказал Боромир, — если только весь Отряд не будет против меня. Что скажут Леголас и Полурослики? И Хранитель Кольца? — Я не хочу идти в Морию, — сказал Леголас. Хоббиты молчали. Сэм смотрел на Фродо. Наконец Фродо заговорил. — Я не хочу идти, — сказал он, — но не хочу и отвергать совета Гэндальфа. Я прошу не решать ничего до утра, пока мы не выспимся. Утром, при свете, принять решение будет легче, чем в этой холодной тьме. Как воет ветер! После его слов все погрузились в молчаливые раздумья. Они слышали, как ветер шипит меж деревьев и скал, а ночь полнится воем и воплями. Вдруг Арагорн вскочил на ноги. — Как воет ветер!.. — воскликнул он. — Он воет волчьими голосами. Волки западнее гор! — Надо ли ждать утра? — спросил Гэндальф. — Всё, как я сказал. Охота началась! Даже если мы доживём увидеть рассвет, кто захочет теперь идти на юг ночью — с дикими Варгами за спиной? — Далеко ли Мория? — повернулся к нему Боромир. — Двери её на юго-западе, милях в пятнадцати воронова полета от Карадраса, а волчьего бега — милях в двадцати. — Так давайте завтра выступим, как только рассветёт, — сказал Боромир. — Лучше бояться орка, чем слышать волка! — Верно! — согласился Арагорн, шевельнув мечом. — Но где воет волк — бродит и орк. — И почему только я не послушался Эльронда? — шепнул Пин Сэму. — Какой из меня боец? Мало во мне, видно, от Бандобраса Бычьего Рыка: от этого воя у меня кровь стынет. Никогда мне не было так скверно. — У меня душа давно уж в пальцах сидит, господин Пин, — отозвался Сэм. — Но нас ведь всё-таки пока ещё не едят, и не думаю, чтобы съели: с нами тут народ крепкий. Об заклад бьюсь, не согласится старина Гэндальф храниться в волчьем брюхе! На ночь Отряд поднялся на вершину небольшого холма, под которым они сидели. Его венчала кучка старых изогнутых деревьев, окруженных изломанной каменной стеной. В центре круга путники разожгли костёр, ибо не было надежды, что темнота и молчание укроют их от идущих по следу тварей. Они сидели вокруг огня и те, кто не был на страже, беспокойно дремали. Бедняга Билл дрожал и потел. В кромешной ночной тьме за скатом холма пылали бесчисленные парные огоньки. Некоторые подбирались почти к самым камням. Вой, то приближаясь, то отдаляясь, нёсся со всех сторон. В проёме стены выросла вдруг тёмная тень; огромный волк стоял, глядя на них. Дрожащий вой раздался и замер, будто вожак созывал стаю на бой. Гэндальф встал и шагнул вперёд, высоко воздев Жезл. — Слушай, ты, ищейка Саурона! — вскричал он. — Здесь Гэндальф. Беги, если дорожишь своей мерзкой шкурой! Я прожгу тебя от носа до хвоста — посмей лишь войти в круг! Волк рыкнул и метнулся к ним громадным прыжком. В тот же миг резко прозвенела тетива. Жуткий вой — и варг грохнулся наземь; эльфийская стрела пронзила ему горло. Глаза вокруг вдруг погасли. Гэндальф и Арагорн вышли вперёд, но холм был пуст; стая исчезла, мрак молчал, и ветер не доносил ни звука. Была поздняя ночь, и на западе садилась убывающая луна, чуть просвечивая сквозь рваные тучи. Фродо внезапно очнулся от сна. Совершенно неожиданно дикий, яростный вой сотряс воздух. Громадная стая варгов подобралась бесшумно и теперь нападала на лагерь сразу со всех сторон. — Хворосту в костёр! — крикнул Гэндальф хоббитам. — Мечи из ножен — и спиной к спине! Дрова вспыхнули — и в занявшемся свете Фродо увидел множество серых теней, перескакивающих каменный круг. Их становилось всё больше. Меч Арагорна пронзил одного волка; сильно размахнувшись, Боромир снёс голову другому. Рядом с Людьми, твердо упираясь в землю расставленными ногами, сжав боевой топор, стоял Гимли. Пел лук Леголаса. В неверном свете костра казалось, что Гэндальф вдруг вырос: поднялся гигантской угрозной тенью, подобный каменной статуе древнего короля, водружённой на вершине холма. Нагнувшись, он поднял горящую ветвь и шагнул навстречу волкам. Они подались назад перед ним. Маг воздел мерцающий Жезл. Всё озарилось, как молнией, белым сиянием; и громом раскатился голос мага: — НАУР АН ЭДРАЙТ АММЕН! НАУР ДАН И НГА УРОТ! Раздался рёв и треск. Дерево над ним охватило слепящее пламя. Огонь перекидывался с вершины на вершину — холм был увенчан ослепительным светом. Мечи и кинжалы защитников сияли и искрились. Последняя стрела Леголаса вспыхнула налету и, пылая, вонзилась в сердце волка-вожака. Остальные бежали. Медленно угасал огонь, пока не осталось ничего, кроме нескольких искр, перебегающих по золе и углям; душный дым крутился над сожженными стволами, и ветер тёмными облачками уносил его с холма. Первый свет утра бледно всполз на небо. Враги не возвращались. — Что я вам сказал, господин Пин? — проговорил Сэм, вкладывая меч в ножны. — Волкам его не сожрать. И удивились же они, небось! Мне и то чуть волосы не опалило. Когда совсем рассвело, следов волков не нашлось, и Хранители напрасно искали убитых. От ночной битвы не осталось ничего, кроме тлеющих деревьев, да стрел Леголаса, усыпавших вершину. Все они были целы — лишь от одной остался только наконечник. — Этого я и боялся, — сказал Гэндальф. — Это волколаки, а не просто волки — охотники за добычей. Давайте поедим скорее — и в путь! В тот день погода снова переменилась, точно по воле какой-то силы, более не нуждающейся в снеге, поскольку они сошли с перевала — силы, которой было теперь нужно чистое небо, чтобы издалека следить за бродящими в глуши. Ночью ветер из северного сделался северо-западным, а теперь и вовсе утих. Тучи сдуло к югу, открылось небо — высокое и голубое. Когда они стояли на вершине холма, готовые в путь, бледный солнечный луч тронул вершины гор. — Нам надо достичь ворот до заката, — сказал Гэндальф, — или, боюсь, мы вообще не дойдём до них. Это недалеко, но путь наш будет извилист: здесь Арагорн не сможет вести нас. Он редко заходил в эти края, а сам я был у Западной Стены Мории лишь раз — и очень давно. Она там, — он указал на юго-восток, где крутые горные склоны спадали в беспросветные тени у подножий. Вдалеке смутно виднелась череда голых обрывов, а в центре — выше других — большая серая стена. — Когда мы ушли с перевала, я повёл вас на юг, а не вернулся к началу подъёма — быть может, кое-кто из вас это заметил. И хорошо, что повёл — теперь нам идти на несколько миль меньше, и надо спешить. Идём! — Не знаю, на что надеяться, — заметил Боромир. — Что Гэндальф найдет, что ищет, или что, придя к хребту, мы отыщем захлопнутые навеки ворота. Ни в то, ни в другое не верится — самое вероятное, мы окажемся между волками и стеной… Вперёд! Гимли шагал теперь впереди, рядом с магом — так хотелось ему попасть в Морию. Они вместе вели Отряд назад, к Горам. Единственная древняя дорога к Мории лежала вдоль русла реки, Сиранноны, что сбегала с обрыва там, где стояли двери Подгорного Царства. Но то ли Гэндальф сбился с пути, то ли край изменился за прошедшие годы: он не нашел реки там, где рассчитывал увидеть её, несколькими милями южнее места, откуда они начали путь. День клонился к полудню, а Отряд все ещё блуждал в пустынном краю, пробираясь меж голых красных камней. Нигде не было видно блеска воды, ниоткуда не доносился её плеск. Всюду — тусклость и сушь. Путники пали духом. На земле — ни зверя, в небе — ни птицы; а что принесёт им ночь, если застанет их в этой пустыне — никто не осмеливался и думать. Внезапно Гимли, неутомимо шедший впереди, окликнул их. Он стоял на бугре и указывал вправо. Поспешив вверх, они увидели над собой глубокое и узкое русло. Оно было пусто и тихо, едва ли струйка текла среди коричневых и красных камней на его дне; но по ближнему берегу шла тропа — сильно разрушенная и занесенная, вилась она между стенами и камнями древнего тракта. — А! Наконец-то! — сказал Гэндальф. — Здесь текла река — Сираннона, Привратница, как её звали. Но что случилось с водой — не знаю; когда-то она была быстрой и шумной. Идём! Надо спешить. Мы задержались. Отряд устал и сбил ноги; но Путники, устало запинаясь, тащились по ухабистой вьющейся дороге ещё много миль. Солнце покинуло зенит и склонялось к западу. После короткого привала и торопливой еды они снова тронулись в путь. Перед ними тянулись горы, но их тропа лежала в глубоком распадке, и они видели лишь самые высокие гребни и дальние восточные пики. Наконец они подошли к крутому повороту. Там дорога, до этого ведшая на юг, изгибалась и снова сворачивала к востоку. За углом они увидели низкий обрыв, саженей пяти высотой, с выветренным изломанным краем. Через него с треньканьем переливался ручей — широкая трещина, по которой он бежал, казалась промытой более полноводным и бурным потоком. — Воистину всё изменилось! — сказал Гэндальф. — Но место то самое. Это всё, что осталось от водопада Приморийский Порог. Если память не изменяет мне, сбоку от него в скале вырублена лестница, а главный тракт уходит влево и несколькими петлями поднимается к плато на вершине. Когда-то там была неглубокая долина — от водопада до самых Стен Мории — и через неё, с дорогой по берегу, текла Сираннона. Пойдем, посмотрим, что там теперь! Они без труда отыскали каменные ступени, и Гимли быстро взбежал наверх, а за ним — Гэндальф и Фродо. Едва поднявшись, они увидели, что дальше им здесь не пройти и поняли, отчего пересохла Привратница. Позади них закатное солнце полнило стылое западное небо мерцающим золотом. Впереди простиралось тёмное тихое озеро. Ни небо, ни закат не отражались в черной воде. Сираннона вышла из берегов и затопила долину. За жутким озером вставали высокие отвесные скалы, их суровые лики бледнели в угасающем свете — бесстрастные, непроходимые. Ни следа ворот или входа, ни трещинки не смог увидеть Фродо на хмуром камне. — Там Стены Мории, — сказал Гэндальф, указывая за озеро. — И там некогда стояли Двери, Эльфийский Вход у конца дороги из Падуби, которой мы пришли. Но эта дорога закрыта. Никто из Отряда, полагаю, не захочет переплывать сии мрачные воды на исходе дня. Вид у них преопасный. — Надо искать дорогу вдоль северной кромки, — сказал Гимли. — Первое, что должен сделать Отряд — подняться по главному тракту и взглянуть, куда он нас приведёт, даже если бы тут не было озера — нашему пони всё равно не взойти по лестнице. — Но в любом случае взять беднягу в Копи мы не сможем, — сказал Гэндальф. — Путь под горами — тёмный путь, там есть места узкие и крутые, где он не пройдёт — даже если пройдём мы. — Бедный старина Билл! — вздохнул Фродо. — Об этом я не подумал. И бедный Сэм! Что-то он скажет?.. — Мне жаль их, — сказал Гэндальф. — Старина Билл был полезным товарищем, и мне не по душе бросать его сейчас на произвол судьбы. Если б я шёл сам — я пошел бы налегке, и не стал бы тащить с собою животное, особенно то, которое люблю. Я всё время боялся, что нам придётся избрать этот путь. День близился к концу, и холодные звёзды сияли высоко над чертой заката, когда Отряд, поспешно вскарабкавшись по откосу, достиг берега озера. В самом широком месте оно казалось не больше двух-трех фарлонгов. Насколько оно вытягивалось к югу — разглядеть было трудно; но его северный край был едва в полумиле от места, где они стояли, и между каменистым хребтом, замыкающим долину, и берегом была полоска сухой земли. Путники заторопились вперёд, потому что от места на дальнем берегу, к которому вёл Гэндальф, их всё ещё отделяло около двух миль, а потом ему надо будет ещё отыскать двери. Когда они подошли к северному углу озера, узкая протока преградила им путь. Она была зелёной и застойной — илистая рука, отброшенная к горам. Никто не успел удержать Гимли — он шагнул вперёд, и обнаружил, что воды в протоке едва по щиколотку. Они один за другим двинулись за ним, осторожно, потому что под подёрнутой ряской водой были камни — слизистые и скользкие, а оступаться было опасно. Фродо содрогнулся от отвращения, когда нечистая тёмная вода коснулась его ног. Едва Сэм — последний из Отряда — вышел, ведя в поводу Билла, на сухую землю на другом берегу, донёсся тихий свист, а за ним — всплеск, точно рыба встревожила спокойную поверхность озера. Быстро обернувшись, они увидели рябь, чёрную в угасающем свете: большие круги широко расходились от дальней точки. Раздался булькающий звук, и всё стихло. Сумерки сгущались; последние искры заката поглотила туча. Гэндальф быстро шагал вперёд. Остальные едва поспевали за ним. Они добрались до полоски сухой земли меж озером и хребтом — она была узкой, часто не больше двенадцати ярдов шириной, местами её завалили камни, но Путники отыскивали дорогу, вжимаясь в обрыв, стараясь держаться как можно дальше от тёмной воды. Милей южнее они наткнулись на иссохшие заросли падуба. Пни и мёртвые стволы гнили на отмелях и казались остатками древнего кустарника или живой изгороди, что некогда окаймляла дорогу, пересекавшую затопленную долину. Но под самым обрывом стояли, всё ещё живые и крепкие, два высоких дерева — выше всех падубов, какие Фродо когда-либо видел или мог себе представить. Их огромные корни протянулись от стены до воды. Издали, на фоне вздымающихся стен, они казались просто кустами; сейчас они встали над головой — прямые, тёмные, безмолвные, бросив густую тень под ноги путникам, подобные стражам у конца дороги. — Ну, вот мы и пришли! — сказал Гэндальф. — Эльфийский Тракт из Падуби кончился. Падуб был знаком народа этих мест, и они высадили его здесь, чтобы отметить конец своих владений; ибо Западные Двери были сделаны, главным образом, для торговли с Государями Мории. То были самые счастливые дни, когда разные народы ещё дружили между собой — даже Гномы и Эльфы. — Не Гномы повинны в том, что дружба эта прервалась, — сказал Гимли. — Я не слышал, чтобы в этом были повинны Эльфы, — сказал Леголас. — Я слышал и то, и другое, — сказал Гэндальф, — и не стану сейчас судить об этом. Но я прошу по крайней мере вас, Леголас и Гимли, быть друзьями и помочь мне. Мне нужна помощь вас обоих. Двери закрыты и скрыты, и чем быстрей мы найдём их — тем лучше. Ночь близко! — И обернулся к остальным: — Пока я ищу, пусть каждый из вас приготовится войти в Копи. Здесь, боюсь, нам придётся проститься с нашим славным носильщиком. Вы должны оставить большую часть тёплой одежды: внутри она вам не понадобится, да и потом, когда мы выйдем на ту сторону и пойдем на юг — тоже. Вместо этого каждый возьмет часть того, что нес пони, особенно еду и бурдюки с водой. — Но вы же не бросите беднягу Билла одного в этом проклятом месте, господин Гэндальф?! — зло и огорченно вскричал Сэм. — Я не согласен — не оставлю его, и все тут. После того как он столько шел с нами!.. — Мне очень жаль, Сэм, — проговорил маг. — Но когда Двери откроются — не думаю, чтобы ты смог заставить Билла войти внутрь, в темные глубины Мории. Тебе придется выбирать между Биллом и хозяином. — Он пойдет за господином Фродо дракону в пасть, если я поведу его, — возразил Сэм. — Это ж будет самым что ни на есть настоящим убийством — отпускать его сейчас: волков-то вокруг сколько!