Над отражением царя. Был ясен мир, крепка скала, И давних дней весна текла, И Г ондолин, и Наргофронд Еще цвели под сенью крон, Не скрывшись в бешеной воде… Был мир прекрасен в этот день! И царь воссел на трон резной В чертогах гор, в груди земной, Где золото и серебро Сплетались в несказанный кров. С лучами солнца свет луны Светильник царственный хранил, И как звезда, лучился он, Недоброй тьмой не замутнен. Там молот бил и молот пел, Там в тишине чекан звенел, Ковался меч, и крепла сталь, И в горной мгле сиял хрусталь. Там бледный жемчуг и опал Кольчуги, латы украшал; Там копья, шлемы и мечи Лежали грудами в ночи. Был счастлив Дарина народ, И вторил пенью горный свод, И арфы звон, и рога трель Витали в сердце тех земель. Седеют горы; тёмен свет, Былых огней в помине нет, Умолкла арфа, молот нем, И тьма владеет царством тем; И ныне темен Казад-Дум, И тени гор сулят беду. Но и доныне в глубине Сверкает царственный венец, Во тьме Зеркального сокрыт, Пока в могиле Дарин спит. — Вот так песня! — сказал Сэм. — Я хочу ее выучить. «И, как звезда, лучился он…»! Но только как подумаешь о тех огнях — тьма вроде еще гуще становится… А здесь что, и сейчас еще лежат золото и алмазы? Гимли промолчал. Пропев свое сказание, он не захотел разговаривать. — Алмазы и золото? — сказал Гэндальф. — Нет. Орки часто грабили Морию — в верхних ярусах ничего не осталось. А с тех пор, как гномы бежали, никто не рисковал соваться в шахты и сокровищницы в нижних: они затоплены водой — или затемнены страхом. — Тогда зачем же гномы хотят вернуться сюда? — спросил Сэм. — За мифрилем, — ответил Гэндальф. — Богатство Мории было не в алмазах и золоте — игрушках гномов; и не в железе — их верном слуге. Все это, правда, они нашли здесь, особенно железо; но гномы не стали бы рыть Копи ради них — все, что им желалось, гномы могли получить торговлей. Ибо здесь, в единственном месте в мире, было найдено морийское, или истинное, серебро — эльфы назвали его мифрилем. Гномы не открывают своего названия никому. Цена мифриля вдесятеро превосходила цену золота, а сейчас он бесценен; ибо его осталось мало, и даже орки не рискуют добывать его. Жилы уходят под Карадрас и дальше — во тьму. Гномы не говорят об этом; но, как мифриль стал основой их богатства, так стал он и причиной их гибели. Слишком жадно и глубоко зарылись они — и рас тревожили то, от чего бежали: Великое Лихо Дарина. Из того, что они добыли, почти все захватили орки, и заплатили им дань Саурону, который жаждал получить его. Мифриль! Все народы желали его. Ковкий, как медь, гладкий, как стекло; а гномы делали их него металл, легкий и твердый — крепче закаленной стали. Красивый, как обычное серебро, мифриль не темнел и не тускнел. Особенно любили его эльфы, и сделали из него исильдин — луннозвезд, что вы видели на Вратах. У Бильбо была мифрильная кольчуга, подаренная Торином. Хотел бы я знать, что с ней сталось? Пылится где-нибудь в чулане, полагаю. — Что?! — вскричал Гимли. — Кольчуга морийского серебра? Истинно царский дар! — Да, — согласился Гэндальф. — Я никогда не говорил ему, но эта кольчуга дороже всего Края и всего, что в нем есть. Фродо ничего не сказал, но просунул руку под куртку и коснулся рубахи. Он был поражен тем, что несет на себе цену всего Края. Знал ли об этом Бильбо? Он не сомневался, что Бильбо все прекрасно знал. Это на самом деле был царский дар. Но мысли его уже унеслись дальше — в Светлояр, к Бильбо, и в Торбу, когда Бильбо жил там. Он всем сердцем пожелал оказаться там, в тех днях: бегать по лужайкам, бродить среди цветов и слыхом не слыхивать ни о Мории, ни о мифриле — ни о Кольце. *** Наступило молчание. Товарищи засыпали один за другим. Фродо был на страже. Страх подбирался к нему дыханием глубин из невидимых дверей. Руки его были холодны, по лбу катился пот. Он слушал. Два часа все его существо было обращено в слух; но он не услыхал ни звука — даже слабого эха воображаемых шагов. Стража его почти кончилась, когда далеко, там, где, как ему казалось, стояла западная арка, ему померещились две бледные светящиеся точки — совсем как горящие глаза. Он вздрогнул. Голова его склонилась на грудь. «Я, должно быть, чуть не заснул на посту, — подумал он. — Вот уже и сны снятся». Он поднялся, протер глаза и остался стоять, всматриваясь во тьму, пока Леголас не сменил его. Фродо заснул сразу, как лег, но ему казалось, что сон продолжается: он слышал шепоты и видел две горящие точки: они подбирались всё ближе. Он проснулся — и обнаружил, что вокруг тихо беседуют друзья, а ему на лицо падает тусклый свет. Высоко над восточной аркой, сквозь колодец в крыше, проник длинный бледный луч; и на другом конце зала, из северной арки, тоже — слабо и отдаленно — мерцал свет. Фродо сел. — Доброе утро! — сказал ему Гэндальф. — Ибо утро наконец пришло. Я был прав, как видишь. Мы в верхних ярусах восточной части Мории. Прежде чем минет сегодня, мы отыщем Восточные Врата и увидим воды Зеркального, лежащие перед нами в долине Затенья. — Радостно слышать, — проговорил Гимли. — Я взглянул на Морию — она очень велика, но темна и ужасна; и мы не нашли ни следа моей родни. Теперь я сомневаюсь, что Балин когда-нибудь приходил сюда. *** Сразу же после завтрака Гэндальф решил выступать. — Мы устали, но лучше отдохнем, когда будем снаружи, — сказал он. — Думаю, никто из нас не захочет провести в Мории еще одну ночь. — Воистину так! — сказал Боромир. — Каким путем мы пойдем? Под восточную арку? — Возможно, — сказал Гэндальф. — Но я еще не знаю наверное, где мы. Если я только совсем не сбился с пути — полагаю, мы выше и севернее Больших Ворот; и найти верный спуск к ним может оказаться нелегко. Восточная арка, быть может, именно тот путь, что нам нужен; но давайте осмотримся прежде чем решать. Пойдемте к свету от северной двери. Если бы нашлось окно — оно бы очень помогло нам; но, боюсь, свет падает из колодцев. Вслед за магом Отряд прошел под северной аркой. Они оказались в широком коридоре. Свет стал арче, теперь путники видели, что он исходит из дверного проема справа от них. Он был высоким, с ровным верхом, и полуоткрытая дверь все еще висела на больших петлях. За ней была просторная квадратная палата. Она была тускло освещена, но им — после столь долгого пребывания во тьме — свет казался слепяще ярким, и они зажмурились, входя. Ноги их потревожили глубокую пыль на полу и путались, натыкаясь на что-то, лежащее у порога — что это, они не могли сразу понять. Свет проникал в палату сквозь широкий колодец в дальней восточной стене; он косо уходил вверх, и высоковысоко виднелся маленький квадрат голубого неба. Луч из колодца падал на стол в центре палаты: продолговатое основание футов двух высотой, на котором лежала белая каменная плита. — Похоже на могилу, — пробормотал Фродо и нагнулся с неясным чувством предвиденья, чтобы рассмотреть получше. Гэндальф быстро подошел к нему. На плите были выбиты глубокие руны: «….» — Это Даэроновы Руны, ими издревле писали в Мории, — проговорил Гэндальф. Здесь написано на языках Людей и Гномов: