— Прощай, — проговорил он. Ему казалось, что никогда больше он не услышит столь прекрасных вод, вечно сливающих свои бессчетные звуки в бесконечной неизменной мелодии. Они вернулись на тропу, что бежала по западному берегу Серебрянки, и некоторое время шли по ней на юг. На земле были следы орков. Но вскоре Халдир свернул в сторону и остановился на берегу в тени деревьев. — Там, за рекой, один из наших разведчиков, — сказал он, — хоть вы и не видите его. — Он тихо свистнул, подражая птице, и из молодой поросли на том берегу выступил эльф — тоже в сером плаще, но с откинутым капюшоном; в утреннем свете солнца его волосы блестели, как золото. Халдир ловко перебросил через реку моток серой веревки. Эльф поймал его и обвязал конец вокруг дерева на берегу. — У Келебрант здесь, как видите, сильное течение, — сказал Халдир. — Она быстра и глубока — и очень холодна. Мы не входим в нее, если только по необходимости. Но в эти дни бдительности мы не строим мостов. Смотрите, как мы переправляемся! — Он закрепил свой конец веревки на другом дереве, она туго натянулась — и эльф легко перебежал по ней реку и возвратился назад, точно по дорожке. — Я-то пройду по этой тропе, — сказал Леголас. — Но другие не столь искусны. Они что — должны плыть? — Нет! — ответил Халдир. — У нас есть еще две веревки. Мы натянем одну над другой на уровне плеч и пояса — и товарищи твои переправятся, держась за них. Когда неверный мост был готов, Отряд перешел по нему — кто медленно и осторожно, кто быстро и твердо. Из хоббитов самым ловким оказался Пин — он почти перебежал, держась только одной рукой; он смотрел на берег впереди и ни разу не взглянул вниз. Сэм перетащился с трудом, вцепившись в веревки и не отрывая глаз от белёсой пенящейся реки, точно это была пропасть в горах. Оказавшись на другом берегу, он вздохнул с облегчением. — Век живи — век учись! — как говорит мой старик, хотя он-то думал о садоводстве — не о ночевке в гнезде на насесте и уж подавно не о беганье по — паучьи. Даже мой дядька Энди никогда не выкидывал таких штук. Когда наконец весь Отряд собрался на восточном берегу Серебрянки, эльфы отвязали веревки и смотали две из них. Румиль, оставшийся на той стороне, быстро перетянул третью к себе, забросил ее на плечо и, помахав рукой, ушел назад к Нимродели — нести стражу. — Теперь, друзья, — сказал Халдир, — вы вступили в Наиф-Лориэн, или, по-вашему, Клин Лориэна, ибо земли эти лежат подобно наконечнику копья между Серебрянкой и Андуином Великим. Мы не позволяем чужестранцам вызнавать тайны Наифа. Немногие ступали на эту землю. Как было условлено, я должен завязать глаза гному Гимли. Остальные могут идти свободно, покуда мы не подойдем к нашему стану в Эгладиле — в Углу меж реками. Это очень не понравилось Гимли. — Договор был заключен без моего согласия, — заявил он. — Я пойду ослепленным, как бродяга или пленник. И я не шпион. Мой род не имеет дел с прислужниками Врага. И зла эльфам мы не причиняли. Я предам вас не скорее, чем Леголас или любой другой член Отряда. — Я не сомневался в тебе, — проговорил Хаддир. — Однако таков закон. Я не знаток законов и не могу нарушать их. Я и так уже сделал много, позволив тебе перейти Келебрант. Гимли заупрямился. Он твердо расставил ноги и положил ладонь на рукоять топора. — Я пойду свободным, — заявил он, — а нет — вернусь и отправлюсь в родные края, где моему слову верят, пускай опасность грозит мне хоть на каждом шагу. — Ты не можешь уйти, — сурово возразил Халдир. — Ты зашел уже так далеко, что должен предстать перед Владыками. Они решат, что делать с тобой: задержать или отпустить — по их воле. Ты не сможешь вновь пересечь реки — позади тебя тайные стражи. Ты будешь убит прежде, чем увидишь их. Гимли выхватил топор. Халдир и его товарищ согнули луки. — Будь прокляты гномы и их упрямство! — вскричал Леголас. — Тише! — проговорил Арагорн. — Если я еще вождь этого Отряда — вы должны поступать, как велю я. Гному тяжело быть ослепленным одному. Нам всем завяжут глаза, даже Леголасу. Так будет лучше всего, хоть путь наш и станет медленным и скучным. Гимли вдруг засмеялся. — Весело же мы будем выглядеть! Отряд глупцов!.. Халдиру придется вести нас на веревочке, как псу — слепых бродяг. Нет уж! Я согласен, чтобы со мной разделил ослепление один Леголас. — Я эльф и родич живущим здесь, — возразил Леголас, в свою очередь распаляясь. — Что ж, давайте кричать: «Будь прокляты эльфы и их упрямство!» — сказал Арагорн. — Но все в Отряде пойдут одинаково. Ну же, Халдир, завяжи нам глаза! — Я потребую уплаты за каждое падение и каждый сбитый палец, — предупредил Гимли, когда на него надели повязку. — Требовать не придется, — сказал Халдир. — Поводырь я хороший а дорожки — прямые и мягкие. — Я сожалею о глупости этих дней, — вздохнул Леголас. — Все мы — враги одного Врага, и однако я должен идти ослепленным под золотой листвой! — Это может показаться глупым, — сказал Халдир. — Воистину, ни в чем не явлена так ясно сила Черного Властелина, как в отчуждении, разделяющем тех, кто еще противостоит ему. Однако столь мало верности и доверия видим мы сейчас в мире вне Лориэна (и, быть может, вне Светлояра), что не рискуем собственной доверчивостью подвергнуть опасности свой край. Мы живем на острове в море опасностей, и руки наши чаще касаются тетивы, чем струн. Реки долго защищали нас, но и они перестали быть надежной защитой; ибо Завеса Тьмы продвинулась к северу и заволокла все вокруг нас. Кое-кто говорит об уходе — однако уходить, мнится мне, уже поздно. В горах на западе множится лихо; земли к востоку пусты или наводнены тварями Саурона; ходят слухи, что и пути через Роханд небезопасны, и за устьем Великой Реки наблюдает Враг. Даже если мы сумеем выйти к берегам Моря, мы не найдем там укрытия. Говорят, есть гавань Заморских Эльфов, но она далеко, на севере и западе, за землей Полуросликов. Но где это — знают, быть может, лишь наши Владыки; я же не знаю. — Мог бы и догадаться: ты ведь видишь нас, — сказал Мерри. — К западу от моей земли — Края, где живут хоббиты, — есть эльфийская гавань. — Счастливый народ хоббиты — живут рядом с морем! — воскликнул Халдир. — Давным-давно никто из моего народа не видел его, однако память о нем живет в наших песнях. Расскажи мне о той гавани, пока мы идем. — Не смогу, — сказал Мерри. — Я ее никогда не видел. Прежде никогда никуда из Края не уезжал. А знай я, каков вокруг мир — не думаю, чтобы меня когда-нибудь потянуло покинуть мой край. — Даже чтобы увидеть дивный Лотлориэн? — удивился Халдир. — Мир и правда полон опасностей, и темных мест в нем немало, но все же в нем еще много прекрасного, и хотя во всех краях любовь ныне смешана с горем — она, быть может, тем сильнее, чем больше скорби вокруг. Некоторые из нас поют, что Завеса Тьмы развеется и снова наступит мир. Однако я не верю, ни что мир вокруг станет таким, каким он был в древности, ни что Солнце будет светить как встарь. Для эльфов, боюсь я, свет её окажется в лучшем случае тропинкой, по которой они смогут уйти за Море и навеки покинуть Средиземье. Жаль Лориэн, который я так люблю! Грустна будет жизнь в краю, где не растут маллорны. А есть ли маллорны за Великим Морем — не знает никто. Беседуя так, Отряд медленной цепочкой шел по лесным тропинкам; вел их Халдир, а замыкал шествие еще один эльф. Земля под ногами была ровной и мягкой, и немного спустя они зашагали свободней, не боясь споткнуться или ушибиться. Лишенный зрения, Фродо ощутил, как обострились его слух и другие чувства. Он чуял запах деревьев и трав различал множество оттенков в шорохе листьев над головой, бормотание бегущей справа реки, перекличку тонких птичьих голосов в небе Он чувствовал солнце на лице и руках, когда Отряд проходил по полянам. С тех пор, как он ступил на дальний берег Серебрянки, странное чувство охватило его; во время пути по Наифу оно все более обострялось: ему казалось, что он перешел по мосту времен в уголок Предначальной Эпохи и идет теперь по миру, которого нет. В Светлояре жила память о Древнем; в Лориэне Древнее было — жизнь. Зло здесь видели и слышали, скорбь знали; эльфы не верили внешнему миру и боялись его; волки выли на границах Леса; но земли Лориэна не касалась Тьма. Весь тот день Отряд шел вперед, пока не пришел холодный вечер, и ветер ранней ночи не зашумел в густых кронах. Тогда они остановились и спокойно уснули прямо на земле, ибо им не дозволили снять повязки, и влезть на деревья они не могли. Утром они неспешно продолжали путь. В полдень сделали привал, и Фродо понял, что они вышли на яркое солнце. Внезапно вокруг зазвучало множество голосов. Войско эльфов подошло бесшумно: они торопились к северной границе, готовые отразить любое нападение из Мории; и они принесли вести. Некоторые из них Халдир пересказал. Разбойников-орков заманили в засаду и почти всех перебили; уцелевшие бежали за запад, к горам — за ними гонятся. Стражи видели странную тварь: бегает сгорбившись, свесив руки до земли — вроде зверя, и все же не зверь. Поймать ее не удалось, а стрелять не стали, не зная, добро завело ее в Лес или зло, и она убралась по Серебрянке. — А еще, — проговорил Халдир, — они принесли мне Слово от Владыки и Владычицы. Вам всем позволено идти свободно, даже гному Гимли. Похоже, Владычица знает о каждом из вашего Отряда. Возможно, из Светлояра пришли новые вести. Первым он освободил от повязки Гимли. — Прости! — сказал он, кланяясь. — Смотри на нас с дружбой! Смотри и радуйся — ибо со времен Дарина ни один гном не видел деревьев Наиф — Лориэна! Когда глаза Фродо открылись — у него захватило дух. Путники стояли на поляне. Справа возвышался большой курган, поросший травой, зеленой, как весна Предначальной Эпохи. На нем, как двойная корона, росли два круга деревьев: те, что снаружи, были снежно-белыми и безлистыми — но прекрасными в своей совершенной наготе; внутренние были маллорнами, очень высокими, все еще одетыми в золото. Высоко в ветвях центрального — самого высокого — дерева сверкал белый помост. У подножий деревьев и на склонах кургана траву испестрили маленькие цветы, подобные золотистым звездам. Среди них, качаясь на гибких стеблях, росли другие цветы, белые и бледно-зеленые: они дымкой мерцали в высокой пышной траве. Вверху ясно синело небо, и полуденное солнце заливало сиянием холм и поляну, отбрасывая от деревьев долгие густо-зеленые тени. — Смотрите! Вы пришли к Керин-Амросу! — сказал Халдир. — Ибо здесь — сердце великого царства древности, а это курган Амроса, где во дни счастья был его высокий чертог. Здесь, в неувядающей траве, всегда цветут зимние цветы: желтый эланор и бледный нифредиль. Здесь мы остановимся и отдохнем — недолго, чтобы прийти в город галадримов под вечер. *** Другие бросились в душистую траву — а Фродо все стоял, пораженный. Ему мнилось, что он прошел сквозь окно, открытое в исчезнувший мир. Его озарял свет, которому не было имени в языке хоббита. Все, что он видел, было совершенно, формы казались ясными и четкими, будто впервые созданными в миг, когда ему развязали глаза — и древними, словно существовали вечно. Он не видел ни одного цвета, которого бы не знал — золотой и белый, зеленый и голубой — но они были чистыми и острыми, точно он впервые увидел их и нарек именами новыми и дивными. Зимой ни одно сердце не скорбело бы здесь о лете или весне. Нигде — ни на листе, ни на цветке, ни на травинке — не было ни пятен, ни болезни, ни уродства. Земли Лориэна были чисты. Фродо повернулся и увидел, что Сэм стоит рядом с ним, озадаченно оглядываясь и протирая глаза, точно не уверенный, проснулся ли он. — Надо же, ясный день и солнце сияет… — сказал он. — Я-то ведь всегда думал, ежели эльфы — так обязательно чтобы луна и звезды. А тут все такое эльфийское, что я о таком и не слыхивал… Я будто в песню попал, сударь, если бы меня понимаете. Халдир смотрел на них, и казалось, что если кто-то и понимал и слова, и мысли, и думы — так это он. Он улыбнулся. — Вы ощутили силу Владычицы Галадримов, — сказал он. — Хотите подняться со мной на Керин-Амрос? Он легко ступил на поросшие травой склоны, и хоббиты последовали за ним. Хотя он шел, дышал, и вокруг него трепетала живая листва, а лицо обдувал холодный ветер — Фродо чувствовал, что находится в краю без времени, который не увядал, не изменялся и ни о чем не забывал. Когда он уйдет и вновь выйдет во внешний мир — Фродо, странник из далекого Края, по-прежнему будет бродить тут, среди цветов эланора и нифредиля, в дивном Лотлориэне. Они вошли в круг белых деревьев. На Керин-Амросе дул южный ветер, вздыхая среди ветвей. Фродо застыл. Он услышал дальний шум прибоя на берегах, давно ушедших на дно, и крики морских птиц, чье племя исчезло с лица земли. Халдир ушел вперед и теперь взбирался на настил. Собираясь последовать за ним, Фродо коснулся ладонью ствола у лестницы: никогда прежде он столь внезапно и остро не чувствовал упругости древесной коры и жизни, что билась под ней. Он ощутил радость от прикосновения к дереву — не как лесник или плотник; то была радость самого живого дерева. Когда наконец он ступил на высокий помост, Халдир взял его за руку и повернул к югу. — Взгляни сначала туда! — сказал он. Фродо взглянул — и увидел, все еще вдалеке, холм, поросший могучими деревьями, или город зеленых башен; что это — он не смог бы сказать. Оттуда, казалось ему, исходят сила и свет, окутывающие все эти земли. И вдруг ему отчаянно захотелось птицей полететь в зеленый город. Потом он посмотрел на восток, и увидел весь Лориэн, сбегающий к бледному мерцанию Андуина, Великой Реки. Он перевел глаза за реку — и свет померк, он снова был в мире, который знал. За рекой лежал край пустой и ровный, унылый и голый, лишь вдали будто вставала волна, угрозная и темная. У солнца, озарявшего Лотлориэн, не хватало сил развеять тень тех дальних высот. — Там лежат чащобы Южного Лихолесья, — проговорил Халдир. — Его Крепость окружают леса темных елей, где деревья борются друг с другом, а ветви их кривы и сухи. В центре, на каменном холме, стоит Дол-Гулдур, где долго укрывался Враг. Мы боимся, что теперь он заселен вновь — и мощью вшестеро большей. Над ним издревле клубится туча тьмы. С этого высокого места тебе видны две противоборствующие силы; они борются сейчас всюду, но, хотя Свет прозревает самое сердце Тьмы, собственные его тайны остаются скрыты. Пока. — Он повернулся и быстро спустился вниз; хоббиты слезли следом. У подножия холма Фродо увидел Арагорна, стоящего неподвижно и молча, как дерево; но в руке его был маленький золотой эланор, а глаза сияли. Его окутало какое-то дивное воспоминание; и Фродо, глядя на него, понял, что он видит нечто, происходившее на этом самом месте. Ибо годы мрака покинули лицо Арагорна — он казался юным рыцарем в белых одеждах, высоким и прекрасным, и, обращаясь к кому-то невидимому, он произнес по-эльфийски несколько слов. «Арвен ванимельда, намариэ!» — услышал Фродо; а Арагорн вздохнул, вернувшись из грез, взглянул на хоббита и улыбнулся. — Здесь сердце Царства Эльфов на земле, — сказал он. — И здесь навеки останется мое сердце — если только не вспыхнет свет за темными тропами, которыми нам идти вместе — тебе и мне. Так идем! — взяв руку Фродо в свою, он сошел с Керин-Амроса, и при жизни больше приходил туда. Глава 7 Зеркало Галадриэли Солнце садилось за горы и тени густели в лесах, когда путники вновь пошли дальше. Теперь тропы вели их в чащу, где уже наступили сумерки. Пока они шли, настала ночь, и эльфы раскрыли маленькие серебряные фонари.