Мы слышали его шаги: Он уходил, спеша уйти Туда, где тьма, туман, враги. Он шел на запад через лес, Ладонью посох крепко сжав, И грозный старый лес чудес Дорогой бед пред ним лежал. Понятен был ему язык Всех: Эльфов, Гномов и Людей, И птицы крик, и зверя рык, И листьев танец меж ветвей. Разящий меч, горящий взгляд, Покой несущая рука, На плечи груз проклятий взят, А в сердце — вера на века. Во гневе скор — отходчив он, Ему близки и смех, и плач. Пусть суждены венец и трон — Сейчас на нем лишь старый плащ. И вот он на мосту один, И посох сломан, пропасть ждет, Огонь хлыстом вокруг седин, И — гибель огненным дождем. — Ого, да вы скоро побьете господина Бильбо! — одобрил Сэм. — Боюсь, что нет, — сказал Фродо. — Но это лучшее, что я могу сделать. — Нет, господин Фродо, я ж слышу, — возразил Сэм. — А вот если б вы еще сказали про его фейерверки — ну, хоть словечко, вроде этого: Огни цветные всех сортов Взлетали выше облаков, А после грома дождь златой Как розы, цвел над головой. — Нет уж, Сэм, это я оставлю тебе. Или Бильбо. Но… хватит, я больше не могу говорить об этом. Мне подумать страшно, как я ему принесу эту весть. Однажды вечером Фродо и Сэм вместе гуляли в прохладных сумерках. Им обоим снова было беспокойно: Фродо окутала тень расставания: каким-то образом он знал, что близится время, когда он покинет Лотлориэн. — Что ты теперь думаешь об эльфах, Сэм? — спросил он. — Я тебя как-то уже спрашивал об этом — целую вечность назад, кажется; но ты много их повидал с тех пор. — Что правда то правда! — сказал Сэм. — Я так скажу: есть эльфы и эльфы. Они, конечно, все довольно эльфийские — но не все — одно. Этот вот народ — не скитаются, где ни попадя, дома живут, и вроде совсем как мы: привязаны к здешним местам, больше даже, чем хоббиты к Краю… То ли они свою землю под себя подогнали, то земля — их, сразу и не скажешь, если вы меня понимаете. Здесь все дивно и чудно — и тихо. Ничего не изменяется и никто, кажись, не хочет, чтобы изменялось. Ежели тут и есть какое волшебство, так оно глубоко запрятано — его не пощупаешь, так сказать. — Ты его видишь и чувствуешь, — сказал Фродо. — Ну и что ж, — уперся Сэм, — если я не вижу как и кто это делает. Это вам не фейерверки бедняги Гэндальфа. Почему-то мы за все эти дни не видали ни Владыку, ни Владычицу… А ведь, мнится мне, она может делать чудеса — ежели захочет, конечно. А уж как бы мне хотелось поглядеть на эльфийские чудеса, господин Фродо! — Мне — нет, — сказал Фродо. — Мне и так хорошо. Я спокоен. А потерял я не фейерверки Гэндальфа, а его густые брови, его вспыльчивый нрав, его голос. — Вы, конечно, правы, — согласился Сэм. — Вы не думайте, я не ругаю никого. Я просто всегда хотел увидеть волшебство, о каком в сказках говорится — а о лучшей земле, чем эта, я и не слыхивал. Вроде как дома — и одновременно как праздник, если вы меня понимаете. И уходить мне не хочется… Все равно я начинаю чувствовать, что ежели нам идти дальше — так лучше распрощаться сразу. Труднее всего закончить дело, за которое и не принимался, как мой старик говорит. Да и не думаю я, что народ этот может еще чем нам помочь — волшебством или без него. Вот как уйдем мы из этих краев — так не раз о Гэндальфе вспомним да пожалеем. — Боюсь, ты даже слишком прав, Сэм, — вздохнул Фродо. — Однако очень надеюсь, что перед уходом мы увидим Владычицу еще раз. И как бы в ответ на свои слова, они увидели Владычицу Галадриэль. Высокая, белая и прекрасная, она шла меж деревьев. Она не сказала ни слова, но поманила их за собой. Свернув в сторону, она повела их к южным склонам холма Карас-Галадона и, миновав высокую живую изгородь, они вошли в сад. Деревья там не росли, и сад был открыт небу. Вечерняя звезда уже взошла и сияла белым огнем над западными лесами. По долгой пологой лестнице Владычица сошла в глубокий зеленый овраг, по которому с ворчанием бежал ручей, берущий начало из фонтана на холме. На дне оврага, на низком основании, стояла высеченная в форме ветвистого дерева чаша, широкая и мелкая, а рядом — серебряный кувшин. Галадриэль до краев наполнила чашу водой из ручья, дохнула на нее и, когда вода успокоилась, заговорила. — Это Зеркало Галадриэли, — проговорила она. — Я привела вас сюда, чтобы вы могли заглянуть в него, если пожелаете. Воздух был тих, овраг темен, а Владычица Эльфов рядом с хоббитами — высока и бледна. — Зачем нам смотреть в него и что мы увидим? — с благоговейным трепетом спросил Фродо. — Я могу приказать Зеркалу явить многое, — отвечала она. — И некоторым могу показать то, что они желают. Однако интересней видения, которые Зеркало являет не по приказу — они часто странны и более полезны чем то, что мы хотим узреть. Что ты увидишь, если оставишь Зеркало свободным, я не знаю. Ибо оно показывает что было, что есть и что может быть. Но даже мудрейший не всегда может сказать, видел он прошлое, настоящее или будущее. Ты хочешь взглянуть? Фродо не ответил. — А ты? — сказала она, поворачиваясь к Сэму. — Это ведь то, что твой народ зовет волшебством — хоть я и не совсем понимаю, что вы имеете в виду; тем же словом называете вы и уловки Врага. Но это, если хочешь, волшебство Галадриэли. Не ты ли говорил, что хочешь увидеть эльфийское чудо? — Хочу, — Сэм колебался между страхом и любопытством. — Я, пожалуй, взгляну одним глазком — с вашего позволения, госпожа. Хотелось бы мне поглядеть, что делается дома, — сказал он Фродо. — Я, кажется, сто лет как оттуда ушел… Ну да что тут увидишь — звезды, небось, или еще что непонятное… — Смотри же, — с тихим смехом сказала Галадриэль. — Смотри — и увидишь. Не касайся воды! Сэм вскарабкался на подножие и наклонился над чашей. Вода в ней казалась тяжелой и темной. В ней отражались звезды. — А я что говорил? Звездочки небесные… — протянул он — и вдруг глубоко вздохнул: звезды пропали. Зеркало посерело, точно отдернулась темная пелена, а потом и совсем очистилось. В нем сияло солнце, и ветки дерева качались и дрожали под ветром. Но прежде, чем Сэм успел сообразить, что он видит — свет померк; теперь он видел Фродо: хозяин с бледным лицом лежал под темной отвесной скалой и крепко спал. Потом Сэм увидел себя: он шел по еле освещенному проходу и взбирался по бесконечной винтовой лестнице. Внезапно он понял, что ищет что-то, но что — он не знал. Как сон, видение растаяло и вернулось — он снова видел деревья. Но на сей раз они не были так близки, и он смог разглядеть, что происходит: они не качались под ветром — они падали, валились на землю. — Эй! — гневно заорал Сэм. — Это ж Тод Пескунс деревья валит! Это кто ему позволил, а?! Их же никак рубить нельзя: они дорогу к Приречью затеняют!.. Ну, добраться бы мне до него — я б его самого свалил! Но тут Сэм вдруг увидел, что Старой Мельницы нет, а на ее месте строится приземистое здание красного кирпича. Народу на стройке было полным-полно. Неподалеку поднималась красная труба. Черные клубы дыма, казалось, замутили поверхность Зеркала. — Какое-то лихо у нас в Крае, — сказал хоббит. — А Эльронд-то, видать, знал, что делал, когда хотел отослать господина Мерри назад… — Сэм вдруг вскрикнул и отпрыгнул от чаши. — Я здесь ни минуты не останусь, — заявил он. — Мне надо домой. Они срыли Исторбинку. Я видел, как старик мой плетется по дороге с вещичками в тачке. Мне надо домой! — Ты не можешь уйти один, — сказала Владычица. — Ты не хотел уходить домой без хозяина, пока не взглянул в Зеркало — а ведь ты знал, что с Краем может случиться беда. Вспомни: Зеркало показывает многое, и далеко не всё сбывается. Кое-чего не происходит вообще, если только те, кто видел явленное, не сворачивают с пути, чтобы помешать этому. Зеркало — опасный советчик. Сэм опустился на землю и обхватил голову руками. — Лучше бы мне никогда не приходить сюда, и никаких чудес мне больше не надо, — сказал он и умолк. Через мгновение он заговорил снова — с запинкой, словно борясь со слезами. — Нет… я приду домой только по одной… и долгой… тропке с господином Фродо — или не приду вообще. Но все-таки я надеюсь однажды вернуться. И если то, что я видел, окажется правдой — кое-кому не сладко придется! — Хочешь ли ты теперь посмотреть, Фродо? — спросила Владычица. — Ты не хотел видеть эльфийских чудес и был спокоен. — Ты советуешь мне посмотреть? — Нет, — сказала она. — Я не советую тебе ничего. Я не советчица. Ты можешь узнать кое-что, и — будь то, что ты увидишь, добром или злом — оно может оказаться нужным тебе — а может и не оказаться. Видеть и полезно, и опасно. Однако я думаю, Фродо, что у тебя довольно мужества и мудрости, чтобы рискнуть — иначе я не привела бы тебя седа. Делай, как пожелаешь! — Я посмотрю, — сказал Фродо, взобрался на подножие и склонился над темной водой. Зеркало сразу очистилось, и он увидел сумеречные земли. Вдалеке на фоне бледного неба смутно рисовались горы. Длинная серая дорога, извиваясь, пропадала из глаз. Далеко-далеко по дороге медленно брела человеческая фигура — сперва маленькая и тусклая, она приближалась, становясь яснее и больше; и вдруг Фродо понял, что она напоминает ему Гэндальфа. Он чуть не окликнул мага — и тут увидел, что тот одет не в серое, а в белое: белые одежды слабо сияли в сумерках, и в руке его был белый жезл. Голова была склонена так, что Фродо не видел лица, а вскоре человек свернул и скрылся из виду. Сомнение наполнило душу Фродо: был ли то Гэндальф во время одного из своих давних одиноких походов — или то был Саруман? Видение изменилось. Быстро и мелко — но очень живо — промелькнул Бильбо, шагающий взад-вперед по своей комнатке. Стол был завален бумагами; в окна стучал дождь. Пауза — и быстро замелькали сцены, в которых Фродо (непонятно каким образом) узнал отрывки великой истории, участником которой он оказался. Туман развеялся, и он увидел картину, которой никогда не видел, но сразу узнал: Море. Упала тьма. Море вздыбилось во гневе страшной бури. Потом на фоне солнца, кроваво садящегося в полосу туч, возник черный силуэт длинного корабля, плывущего с запада. Потом — широкая река, текущая через многолюдный город. Потом — белая крепость с семью башнями. Потом вновь поя вился корабль с черными парусами, но теперь было утро и вода искрилась, и стяг, несущий знак белого дерева, сиял на солнце. Дым, будто от пожара или битвы, стемнился в серый туман; и в туман, мерцая огнями, вплыл маленький серебристый корабль. Он пропал, Фродо вздохнул и собрался слезть.